Литературный конкурс "История твоего героя". Голосование.

В далекие времена, когда в мире всё еще существовала магия, среди гор Ксатрак из каменного яйца родился маленький Асмук. Он был последним из рода Красных драконов и последним магическим существом на земле. Холодный воздух и ветра закалили его тело и дух. Рос он с небывалой скоростью, пока не стал огромным. Таким большим, что иной раз даже не мог охватить взглядом все свое тело. Чешуя с годами стала тверже стали, потеряв свой былой блеск и потемнев до насыщенного винно-вишневого цвета.

Домом ему служила пещера на самой вершине заснеженного пика. И столь велика она была и удивительна, что он редко ее покидал. Выходил Асмук только в ясные ночи, когда в небе сверкали огоньки и лунный свет озарял величественные горы. Садясь рядом с входом, он часами любовался их величием и красой, а с появлением голубой дымки рассвета уходил снова в глубину пещеры. Дракон был любителем поспать по несколько месяцев. Среди всех булыжников и выступов пещеры, способных его уместить, белый кварц был самым любимым, он быстро становился горячим и еще долго сохранял тепло. Больше всего Асмук любил свои сокровища, собранные им со всех уголков бесконечного лабиринта пещеры: наполненные магическим сиянием кристаллы, драгоценные камни и золотые самородки. Если вдруг терялась хотя бы одна драгоценность, он, как одержимый, бросался на поиски и не мог успокоится, пока она не возвращалась в коллекцию.

И вот однажды, когда дракон мирно спал в своем укромном тайнике, гора затряслась. В пещере произошел обвал и открылся новый ход. Асмука привлек звук, и он отправился на поиск. В одном из левых рукавов, где глубокая расщелина вела вниз, теперь из глубины пробивался свет. Любопытство завладело драконом, и он медленно стал спускаться, растопырив лапы по обе стороны трещины, цепляясь когтями за каменные выступы. На дне ущелья часть одной из стен обвалилась, открыв большой проем. Заглянув внутрь, дракон уткнулся носом в крупные сталактиты, частым ежиком свисающие с купола пещеры. Вцепившись в ближайший когтями, дракон прополз вниз, чтобы рассмотреть поближе источник магического света. Взору его открылась просторная пещера, посередине которой находилось глубокое озеро, мягко подсвеченное изнутри кристаллами. Оттолкнувшись от каменного нароста, Асмук наконец смог расправить свои широкие кожаные крылья и спикировал вниз к воде. Долгими часами он изучал удивительную находку, опасливо прогуливаясь вдоль кромки берега. Вначале внимание его привлекло отсутствие отражения в воде, а затем он заметил очень крупный кристалл, играющий всеми оттенками красного. Алчность победила страх, и дракон жадно потянулся за добычей. Но лишь коснулся коготь ровной глади воды, тут же послышался вибрирующий звук колебаний обертона. Радиальные волны сходились от берега к центру одна за другой все быстрее. С последним кругом звуки стихли, и озеро засветилось невероятно ярко так, что Асмуку пришлось закрыть глаза и отвернуться, а когда сияние ушло, он увидел диковинную пещеру внутри.

Большая комната была изысканно обставлена. Справа и слева на стенах красовались картины в золотых рамах. Портьеры на окнах переливали золотой и серебряной нитями, сливающимися в сложный узор в свете зажженных свечей в подсвечниках. У противоположной стены стояла широкая кровать с балдахином.

Асмука привлекло движение в кровати. Она стояла очень далеко, и он никак не мог разглядеть за скрывающим тело одеялом ворочающееся существо. Обойдя озеро со всех сторон, взгляд дракона приковала лежавшая на столике корона. Помня все виды и формы камней, попадавшиеся в пещере, ему никогда не доводилось видеть такой необычный самородок. Асмук захотел достать приглянувшуюся драгоценность и потянулся за ней лапой, но когти уперлись в твердую поверхность. Несколько раз он даже прыгнул в середину озера, но проломить, поцарапать и попасть внутрь так и не удалось.

А между тем чуткий сон короля прервал приглушенный стук. В комнату проникали еле слышимые удары, царапанье и рык. Вскочив с кровати, он выхватил из лежащих рядом ножен меч и вышел на середину спальни. Осматривая каждый уголок комнаты, его взгляд остановился на зеркале, висящем прямо напротив кровати. Король на секунду замер. В нем не было отражения комнаты. В одно мгновение дракон и человек столкнулись взглядом.

Бездонные черные как смоль глаза дракона с изумлением впервые за свою жизнь наблюдали за необычным двуногим существом.

В то же время король не мог поверить, что видит живого красного дракона! С криком «Умри чудовище!» он бросился на зеркало и с одного удара разрубил его на множество осколков.

Магия развеялась, и озеро вернулось в прежнее состояние. Долго еще Асмук приходил туда в надежде увидеть необычную пещеру и то загадочное существо. Но день сменялся ночью, месяц за месяцем и так текли годы. Дракон, зачарованный магическим светом, вытащил все кристаллы со дна озера и перенес в сокровищницу. Все его драгоценности: янтарь, рубины, изумруды, алмазы, золотые самородки и множество минералов засияли и заиграли в лучах магических кристаллов. Боясь за свои богатства, дракон стал реже выходить по ночам и любоваться видом гор под звездным небом.

Пока Асмук проводил свои дни в пещере, лучшие воины и доблестные рыцари стягивались в столицу, желая поучаствовать в Великом походе против Красного дракона, объявленного королем. Главными силами созванного отряда стали потомственные драконоборцы, обладающие знаниями и оружием, способным уничтожить появившиеся зло. Все жители столицы пришли проводить храбрых воинов в долгий и опасный путь.

Спустя годы, преодолев множество испытаний, отряд нашел пещеру дракона, но его самого там не оказалось. Асмук, не подозревая о вторжении, блуждал в глубине туннелей в поисках новых сокровищ. Найдя драконий тайник, воины рассредоточились по пещере, установили несколько ловушек и, затаившись, стали выжидать появления чудовища.

Спустя несколько дней довольный своей сверкающей находкой, Асмук возвращался в сокровищницу. Но чем ближе он подходил к ней, тем сильнее разрасталось беспокойство внутри. Дракон учуял незнакомые запахи, и все его инстинкты забили тревогу. Опасность! Сокровища! Как только он ступил внутрь, со всех сторон посыпался дождь из стрел. Места, куда они попадали неприятно обжигало. Асмук обронил камень и стал озираться по сторонам. Сидевшие в засаде люди продолжали стрелять из укрытий, отвлекая внимание дракона на себя, пока несколько драконоборцев с мечами и секирами из особого сплава подбегали со спины чудища. Они нанесли несколько удачных ударов по лапам, разрезав кожу. Хлынула горячая кровь. Асмук взревел от дикой боли и встал на дыбы. Тревога и беспокойство внутри него превращались в доселе неведанные чувства, сильные и обжигающие, они захватывали сознание и подчиняли волю. Разворачиваясь назад, он с силой дернул хвостом по земле, смахивая всех, кто оказался на пути. И тут же в бок глубоко врезались два копья, вызывая новый приступ нестерпимой боли. Кровавая пелена застилала глаза, дышать стало тяжело. Асмук начал пятиться назад, подгоняемый градом стрел, ударами острых мечей. Еще одно копье порвало крыло, и он уперся хвостом в стену, боль в боку становилась все сильнее, кровь хлестала из многочисленных мелких ран. Дракон посмотрел вниз, среди мельтешащих двуногих созданий лежал окровавленный опал, который он нашел накануне и который так напоминал ему полную луну. По нему стекали ручейки его собственной крови. Асмук внезапно осознал те неведомые чувства. Обида, злость, гнев и жестокая ярость прорывались сейчас наружу огненным потоком.

Раскаленные от жаркого пламени, камни еще краснели, когда дракон пришел в сознание. Обугленные тела двуногих в расплавленных доспехах застыли в немом крике от невыносимой боли. Обида и злость не покидали Асмука еще очень долгое время. Вслед за уничтоженным отрядом приходили новые, лучше вооруженные и обученные. Каждая схватка оставляла болезненные шрамы на его теле и душе. Он возненавидел тот день и то озеро связавшее его с людьми, и всю оставшуюся жизнь продолжал ненавидеть этих существ. Искореженные скелеты в доспехах во всех уголках пещеры стали его трофеями. Изредка проходя мимо них, Асмук презрительно фыркал в их сторону и горделиво задирал голову. А иногда жители у гор Ксатрак в ясные ночи могли наблюдать устремленный в небо огненный столб. Значит, Бог горы гневается.

И стены могут плакать

Кто посмеет пойти против воли Небес? Только истинный дьявол! Для практика самое страшное — впасть в ересь во время медитации и поддаться искушению внутреннего демона.

Познать законы мира и души, запечатлеть их изнутри своего существа — вот к чему стремятся все практики внутренней силы. Если хоть на миг коснуться пути всего сущего, не страшно тотчас развеяться прахом. И древние определённо могли достигнуть этого состояния.

Тем горше в нынешнюю эпоху тем, кто стремится к небу только чтобы упасть вниз, ведь путь утрачен. И причиной упадка является он — Пустотный Дьявол.

Гений, каких не рождалось ранее и не родится никогда более. Бессмертен телом и душой. Ему было предначертано вести за собой к познанию многие поколения, но в гордости своей не знал он меры, и был поглощён тьмой. Много зла совершил, восстав против Небесного Града, в конце концов Императору удалось пленить безумца и заточить в темнице.

Чтобы запечатать его силы Император Небесного Града создал червей, которые могли пожрать и материальное и духовное. Пожирали они бессмертные душу и плоть глупца, восставшего против Неба, и любая сила, которую мог бы тот сформировать, превозмогая немыслимые страдания, была бы немедленно поглощена колонией червей.

Однако столь сильна была ненависть безумца, что преодолела все мыслимые пределы и погубила Небесный Град, сожгла дотла все сокровенные истины, оставив практикам будущего лишь жалкие крохи знания.

И по сей день центральный регион объят Пустотным Пламенем, и ни одна частица сущего не посмеет приблизиться к месту страшной катастрофы.

***

Просыпаться вновь и вновь… И видеть сон… Проклятый горизонт, бесчисленные души в огне, плачут, пылают, бесчисленные желания поджигают их, бесчисленные стремления приносят им муки. Что, если не желать? Что, если не помнить? Что, если не верить?

Бесконечность всеохватывающая… Один лишь миг, растянувшийся на целую вечность. Одно лишь желание породит и жизнь и звёзды. Источник всесилия — одним глотком осушив его, создать…

Только что он в точности знал, что именно должен сотворить, но теперь это понимание, как и Сила, уносилось прочь.

— Стремясь к параллельным мирам, ты хочешь мыслить как смертный? Бессмертный глупец, ты даже не знаешь собственного проклятия. Истинный бессмертный, пробудивший свой рассудок. Ты всё ещё держишься за эту реальность, хотя чувство реальности всё равно оставляет тебя во снах…

Только что он видел миры, проживал бесчисленные жизни. Боги, демоны, падение империй и преисподних, россыпь растоптанных надежд… Всё было таким отдалённым, лишь единственный луч светил во всём многообразии сущего, и он устремился к нему. Со всей жаждой, со всем усердием.

— Мой старый друг. Сон и смерть, словно близнецы, верно? Иллюзия жизни, что ты создал себе, иллюзия существования. Ты так хотел… Создать мир. Быть Создателем? Богом? Зачем ты отделился от бескрайней пустоты. Ничтожный… Человек? Так ведь ты себя называешь, верно?

Поле боя, заполненное разноцветным дымом. Множество заклинаний, драконы, падающие с небес. Зачем он здесь? Ответом ему — беззвучный зов среди всего этого хаоса. Мольба о помощи, предназначенная ему одному.

— Да, так ты бросил вызов тому, кого почитали как Небесного Посланника. Но даже тот не был таким безумцем, как ты, Бессмертный.

Люди, звери, существа самых причудливых рас бились за свою жизнь, но он видел лишь их неминуемый конец. Здесь все обречены… Поле боя, наполненное сражающимися трупами, даже воины Небесного Града — пусть и владеющие техниками замедления старания, но всё же смертные, а значит в его глазах, в которых отражается вечность, они уже давно обращены в пыль.

Безумец бежал, ногами не касаясь земли, раскидывал все препятствия по пути. Сокрушить! Разметать!

Ради цели одной… Цели несбыточной.

Среди хаоса он увидел её падающее тело.

— Я спасу, исцелю тебя!

Сила, как же он жаждал её. Заполучить то могущество, снова стать совершенным божеством, но пелена пала на поле боя и он не мог разглядеть черты лица предназначенной судьбой, всем своим существом тянулся к ней, но руки схватили лишь пустоту.

На прощание он услышал голос, пронзивший всю его суть, словно звезда в бесконечной пелене хаоса подсказала путь.

— Живи!

Земля ушла из-под ног, тело устремилось вниз. Бессмертный узник падал сквозь тьму, почти потеряв ориентиры во времени, пока не увидел под собой огромный город. Улицы пустынны, окружающий мир мрачен, нет в небе ни солнца, ни звёзд, лишь злая ночь. Столица всех миров, Небесный Град, в его глазах стала средоточием тёмного безумия. Императорский дворец источал тьму, но куда больше зла исходило из-под земли, которая стремительно приближалась.

Бессмертный прошёл сквозь почву без сопротивления, проносясь сквозь слои подземелья. Коридоры, камеры, крючья и цепи. Имперская темница… Падая, увидел как под ним распростёрся пылающий горизонт. Миллиарды… Нет, куда больше душ корчились в страшных муках, звали к себе, умоляли.

Они жаждали отмщения! Выли, проклиная бессердечные Небеса!

Проклятые Небеса! О, как же он желал пойти против них, разорвать своими руками. Сокрушить все Божественные Законы! Именно они отняли у него всё!

— Создам собственный Закон!

Безумец ворвался в океан душ, стенания пронзали его разум.

Кто он? Где он? Один среди этой дикой жажды снисхождения и возмездия? Мог ли вообще хоть кто-то вынести это?

Но он должен был. Всё ради того, чтобы найти один-единственный ответ.

— Вот перед тобой множество жизней, мой друг, их столько же, сколько и миров. Можешь выбрать любую. Боль, скорбь, разбитые мечты, всё будет твоим. Загоришься ненавистью, возжелаешь отомстить? Но кому будешь мстить, не себе ли?

Восставшим против небесного града — участь жестокая, холодящая жилы. Жить в аду и видеть, как одного за другим истязают дорогих людей. Сцены, что навсегда застынут в непрекращающемся кошмаре для неприкаянных душ.

Он повёл их в бой… Искал всех, кто имел хоть малейшее недовольство империей, собрал их вместе… Только чтобы отправить в ад. К кому обращена злоба мириадов пылающих сгустков отчаяния? Уж не к нему ли?

— Так просто не чувствовать, не верить, не желать. Забудешь вновь?

Отражаясь в других, можно потерять себя. Видя осколки реальности, жестоко раздробленные, бывшие когда-то людьми, равными тебе… Как не поддаться чувству ирреальности, как не позволить утянуть себя к далёким пределам?

Но бессмертия источник всё ещё горит, и отдаётся эхом в голове голос Единственной:

— Живи!

“Если нет выхода из этого лабиринта, если собирается он истощить меня, водя тропами смерти, где нет даже призрака возлюбленной, то сам станет моей пищей!”

— Поглощаешь? Знакомо мне! Так и отделился от пустоты, пожрав? Так пожри же эту Бездну без остатка, заверши круг реинкарнации и стань мною, наконец, мой враг, мой друг!

“Если так жаждете отмщения, вы его получите! Дайте мне всю свою волю, всю свою силу, наполните сию чашу до краёв, тогда я создам тот мир, который обещал вам”

Поглощать бесчисленные жизни, стремления, сожаления – заполучив власть лишь на миг, она покажется вечностью для того кто властен над самим временем. Безумец давно вышел за человеческие рамки.

Чаша наполнилась. Он множество раз приходил к этому, но сейчас — решающий момент. В этом повторяющемся кошмаре он, наконец, достиг своего предела.

Там, на поле битвы, он стоял перед родственной душой, время замерло. Он чётко видел каждую черточку её лица, каждый изгиб её тела, мог воссоздать даже душу.

Нужен один лишь глоток, один лишь вдох из уст в уста.

Сосуд души треснул.

— Забудешь вновь?

Цепляясь за остатки силы, он выискивал даже не надежду, лишь хотел понять, почему изначально был обречен на поражение.

И на этот раз услышал.

— Я — это ты. Стань же мной.

В конце концов, всё это было одной большой ложью. Всего лишь забытьем.

Не было больше ни органов чувств, ни духовной силы, и всё же бессмертный узник утопал в видениях. Истерзанное тело и дух не могли умереть, но и жизнью это назвать было нельзя. Приблизившись вплотную к границе мира мёртвых, в этом проклятом месте, он заполучил безграничную власть, мог создать целый мир, возродить соратников, возлюбленную.

Как же смешно. Создать мир? Создать людей, которых некогда знал, с которыми некогда был на равных? Быть создателем собственной родственной души? Упиваться властью над судьбами, подобно правителю Небесного Града?

Да… Терзаемый бесконечными муками, не в силах умереть, в бесконечных кошмарах мира мёртвых, он почти потерял себя.

Теперь пелена спала с глаз, и бессмертный глядел со стороны на себя, лежащего в самой глубокой расщелине подземелья. В этом проклятом месте стены были влажными от крови. Черви ведомые безумным голодом, ползли к нему, вгрызались в плоть и душу… И погибали, насытившись. Погибали, давая плоть новым поколениям. Они уподобились ему в тщетном бессмертии, поглощая его бессмертную душу давно уже стали тенью, что преследовала его во снах.

— Стань же мной.

— Я стану!

***

Объединённое сознание колонии червей и бессмертного узника обозревало Небесный Град. Неизвестно, сколько времени прошло — даже императорская династия давно сменилась, однако зло, окутавшее город, только ширилось, росло, питаясь скорбью узников. Подземная тюрьма давно уже обрела извращённое подобие жизни, неразумное, жестокое сознание следило за тем, чтобы мучения несчастных длились как можно дольше, питая эманациями зла подозрительность очередного императора, побуждая его искать угрозу трону во всех и каждом.

Сила, полученная в мире мёртвых, ещё не до конца рассеялась, потому объединённое сознание ощущало резонанс с живыми душами, населяющими этот мир. В некоторых оно видело отражение бессмертного узника и его возлюбленной.

“Пусть земли этого мира и посетит теперь хаос разрушений и войн, но эта боль будет принадлежать людям, а не бесчувственной логике указов императора.”

***

Разразилась мощь техники, порождённой самой бездной — Пустотное Пламя объяло столицу.

Мир был. Седьмой знал об этом, как люди знают о существовании далеких звезд — нечто недосягаемом и неоспоримо доказанном. Но частью окружающего мира Седьмой себя никогда не ощущал, ибо давно понял, что они, с кипящей вокруг суетной жизнью, существуют параллельно и строго по отдельности.

Люди могли радоваться, грустить, наслаждаться зимними пейзажами или же летним буйством красок.

Мир глазами Седьмого был приглушенно-смазанных бежевых тонов, будто пропущенный через светофильтр. «Незначительное отклонение сенсорного восприятия мозга, обусловленное защитной реакцией психики на глубокий цикличный стресс. Работе не мешает». Такое объяснение было занесено в личное дело.

Последняя пометка была самой важной. Отладка работы вверенного ему аппарата Канцелярии без сбоев всегда оставалась для Седьмого первостепенной задачей. И любое событие, даже собственное отклонение, он градуировал, прежде всего, по степени влияния на эффективность выполнения своих обязанностей как Верховного Канцлера.

Эмоции же, бывшие порой для простых людей непреодолимой преградой, Седьмой вообще контролировал весьма неплохо. Он приучил себя смотреть в глаза обвиняемому, вынося приговор, молчанием встречать град обвинений и оскорблений, не терять хладнокровия в перестрелках. Раз за разом, заставляя и пересиливая себя, научился не морщиться в морге, не вздрагивать в тюремных казематах и не отворачиваться на допросах. Но странное, иррациональное желание быть частью окружающего мира, приходящее зачастую по вечерам, когда уходила прислуга, и Седьмой оставался в доме один, загоняло его в тупик.

Мечтать о несбыточном было глупой тратой времени. А мир упорно отторгал Седьмого, как живая плоть отторгает засевшую в ней занозу.

Как не принято говорить о моргах и больницах, хранить вещи умерших или приходить на праздник в черном, так же было не принято упоминать Седьмого всуе для его подчиненных.

Верховный Канцлер знал, что большинство коллег в Управлении за глаза называют его не по имени, а по номеру, а кое-кто считает личную встречу за дурную примету. Знал, что заместители, за болезненный внешний вид и бледность, подчеркнутую повседневной черной униформой, называют его между собой «белый глист». И страшась перенять на себя долю всеобщих страха и нелюбви к нему, на людях — в гостях или при новом знакомстве — не признаются, что служат в Канцелярии под его началом.

Узнавая о каждом из этих мелких бытовых предательств, Седьмой запоминал их как некий любопытных факт, но не более. Это было важно, при планировании дальнейшей работы и для понимания ситуации, но огорчаться, обижаться или экстренно что-либо менять, Седьмой не видел смысла.

В принципе, ему было все равно, как назовут его окружающие: по порядковому ли номеру в списке, где места от одного до шести отводились его предшественникам на высоком посту, рыжей куклой — за темно-медный цвет тонких волос, или Верховным Канцлером, главным распорядителем, хранителем печати Рейнольдом Корренти Редвудом, как он именовался в прессе.

***

Толстый зеленый ковер глушит шаги. Но охранники все равно еще издали замечают Седьмого и вытягиваются по стойке смирно.
— Лорд Канцлер.
— Заключенного пятнадцать дробь восемь доставили в допросную?
— Да, Лорд Канцлер. Пригласить следователя или солдат для сопровождения?
— Нет.
Конвойные берут под козырек и замирают.
Лаковые деревянные панели на стенах, как мутное зеркало, ловят блеск металлических пряжек на их поясах. Если б не информационные щиты с агит-плакатами, можно было бы подумать, что это холл дорогой гостиницы.
Заходить не хочется, но деваться некуда. Седьмой толкает дверь с латунной табличкой «Допросная №1».
В комнате светло и свежо. Кто-то заботливо откинул тяжелую бархатную штору и приоткрыл высокое окно, впуская прохладный весенний воздух. Один из охранников заходит следом — поставить на широкий дубовый стол графин с водой и стакан.
Седьмой, не торопясь, снимает фуражку, перчатки, аккуратно кладет их на край стола, и тянется к графину, мимоходом отметив пронзительный золотистый отблеск солнечного луча в преломлении на девственно прозрачном хрустале. Вода тугим холодным комом катится по горлу, и несколько секунд мимолетной отсрочки от суеты отзываются в душе Седьмого наивысшим блаженством. С раннего утра его преследует миллион дел, что называется и присесть некогда. А теперь это…
Часы в углу издают тонкий вибрирующий свист и начинают бить десять.
С последним ударом Седьмой вздыхает, принимая неизбежное, и делает три шага в обход стола по толстому зеленому ковру. Три шага — ровно до той черты, где мягкий ворс заканчивается и начинается белая мутная плитка. Вторая половина допросной закована в нее как в панцирь.
Посередине — темный овал сливного отверстия для крови и нечистот. Прямо над отверстием — металлический стул, привинчен к полу. На стуле — человек, закованный в наручники, голый по пояс в лилово-черных пятнах кровоподтёков. Дыхание выходит из его впалой груди с хриплым присвистом, но человек все равно находит силы улыбнуться.
— Ну здравствуй, Рей. Хочешь что-нибудь спросить?
Седьмой молчит. В свои двадцать девять он повидал всякое, но одно из самый удивительных зрелищ — как стремительно меняются люди, попавшие в тюремные казематы.
Еще недавно у заключенного пятнадцать дробь восемь было имя, толпа поклонниц, фотографы, прыгающие вокруг, куда бы он не пошел. И улыбка была другой — задорной, уверенной, легкой.
Иногда они сталкивались на заседаниях Сената или на приемах Ассамблеи, где вспышки фотокамер неугасимо мерцали плеядами, многоярусные хрустальные люстры водопадом свисали с расписанных фресками потолков, и запонки какого-нибудь министра могли стоить целое состояние. И тогда, заключенный восемнадцатый дробь восемь неизменно проталкивался к Седьмому через блестящую толпу, пожать руку, и представляя иностранных послов и их жен, неизменно добавлял в конце почему-то: «Рейнольд Корренти Редвуд, Главный Канцлер и мой хороший друг».
— Ну что, Рей, так и будешь молчать?
— Завтра суд, послезавтра казнь.
— Это все?
— Да.
Заключенный хрипло смеется. Пытается смеяться. Но замолкает, смех наверняка отдается болью в сломанных ребрах.
— Быстро вы, господин Канцлер. Уже в приговоре уверены?
— Вы обвиняетесь в подготовке покушения на королевскую особу, террористической деятельности и попытке государственного переворота. По всем статьям в совокупности другого вердикта быть не может.
— Но это еще надо доказать, — тянет заключенный, — и передайте вашим костоломам, работают они плохо. Без огонька. Без фантазии. Моего признания у вас по-прежнему нет, заметьте. А так, разве нашлось что-то существенное?
— Под трибуной, с которой его величество должен был принимать парад в честь дня Единства Нации, саперы нашли восемь ящиков тротила с часовым механизмом, — Седьмому кажется, он читал дело столько раз, что уже может спокойно цитировать его наизусть, — по оценкам экспертов, взрыв такой силы уничтожил бы все в радиусе пятидесяти футов, включая полк, маршировавший в тот момент по площади напротив трибуны. Количество жертв могло исчисляться десятками.
— Перебор, говоришь, — тянет заключённый, — перебор. Но, Рей, признай, наш достопочтенный монарх первым перегнул палку. Ты видел, как войска по его приказу разогнали последнее заседание Совета? Вот вам и свобода выбора и совести. Интересно, что ты об этом думаешь. А как даже в школы пропихнули военщину? А налоги… Еще немного и мы забудем, как это — дышать свободно. Зато никогда не перестанем питать… Насыщать. Верхушку. Элиту. Деньгами, властью. Может быть, кто-то просто отчаялся договориться. Быть услышанным… Устал любить свою родину с закрытыми глазами и делать вид, что все в порядке? Может, у кого-то не осталось другого выбора, кроме как отсечь гнилое.
— Вы хотели сказать, у вас и ваших друзей не осталось выбора, господин Мереддит?
— Граф Мереддит, с вашего позволения, — тянет заключенный, — Граф. Хотя, да… Забыл. «Лишение титула при заключении под стражу». Это правильно. У расстрельной стенки все должны быть равны. Только с чего вы взяли, что я причастен, господин Канцлер. Разве на тех ящиках написано мое имя?
— Вы сами сказали мне, — Седьмой чувствует, как ноющая боль, с утра угнездившаяся у виска, ползет к затылку, — и должен сообщить, что я буду обязан засвидетельствовать об этом завтра в суде. Третьего числа этого месяца, на конференции в министерстве образования, вы отвели меня в сторону и предупредили «для моего же блага не посещать парад», потому что там могут «возникнуть эксцессы». Вы знали о покушении. Поэтому, советую не упорствовать. Я не могу обещать, снисхождения в случае сотрудничества со следствием. Но настоятельно рекомендую облегчить свою совесть.
— Предупредил… А вы приказали послать туда поисковых собак и саперов, все прочесать и проверить, господин Канцлер, — эхом отзывается заключенный, — а помнишь… В школе… Как мы ходили после уроков на озеро, кататься на лодке. Помнишь, Рей? И я тогда мечтал стать художником, детские мечты - самые паршивые. Таскал вечно с собой планшет с карандашами. Только выходило убого. Все смеялись. Но не ты. Ты всегда смотрел и говорил одну и ту же фразу — «уже намного лучше»… А в классе… Мы сидели за соседними партами. И я никогда не умел считать эти чертовы гипотенузы. А ты щелкал их как орехи. И я списывал у тебя. Помнишь, Рей? Рей… Где ты должен был сидеть на той трибуне во время парада?
Подлая боль стискивает огненными пальцами голову Седьмого, так что челюсть сводит. И он медлит добрую минуту, прежде чем ответить:
— На один ряд ниже его величества.
— Меньше чем пятьдесят футов, — тихо роняет заключенный, — зачем вы приказали меня привести, господин Канцлер? Вам нужны имена, каналы, по которым пришел тротил? Вы ничего от меня не узнаете. Даже ваши следователи не узнали. Я слышал, вы и так неплохо раскрутили дело. Арестовали даже больше, чем нужно. Сочувствующих тоже — для острастки. Или как нынче называют сочувствие — «за неявное пособничество». Суд, конечно, разберётся. Отпустит. Вы принесете им в капкане столько голов, что суд сможет быть милосердным. Но я для вас приманкой не буду.
— Из-за ваших действий могли погибнуть люди.
Фраза вырывается невольно. Седьмой этому не рад. И пришел он не спорить.
— Не «могли». А «должны» были погибнуть, — заключенный улыбается, и синяки на его лице дергаются, — но это выбор, Рей. Тот самый паршивый выбор, который вечно душит нас удавкой. Кого убить, кем мы готовы пожертвовать: одним другом или десятком незнакомцев. Мы как обычно решили задачу по-разному.
Седьмой кивает и отступает.
— Охрана! — дверь распахивается, — увести заключённого.
Солнечный свет по-прежнему льется сквозь голубые стекла. Улица оживает. Город дышит выхлопами машин, смеется радиостанциями, флиртует рекламными вывесками.

«Я могу чем-то помочь?»

Гора дел по-прежнему нависает, грозя раздавить, и надо выбросить из головы лишнее и браться за работу. Итак слишком много времени потеряно.

«Что мне сделать, чтобы спасти тебя?»

Глупые вопросы, вертевшиеся в голове всю ночь, то, ради чего он задвинул все прочее в угол и приехал в следственное отделение вместо утренней планерки. Страшные вопросы, притащившие его сюда как на поводке. И было ли правильным не позволить ни одному из них сорваться с языка?..

«Почему ты рискнул всем и предупредил меня?»

Седьмой плотно закрывает окно, отрезая доносящийся из вне шум, и в тишине декадансного уюта, во чреве допросной с ее деревянными панелями и зеленым ковром, неожиданно последний раз в жизни понимает, что у него был друг.

Огонь любви сильнее мести

Во времена правления Хэйна, примерно с 794 по 1198 года, многие кланы объединялись для его защиты, были и те которых этот влиятельный род нанимал, и тогда многие лидеры шли за идеями не своим, а за теми что им навязало общество. Общество диктовало, что ты должен делать, кем ты должен быть, и многое другое. У тебя не было своего мнения, не было своих идей, ты слепо следовал за своим вождем. Идеалы были искажены, и многие понятия стерты, это было нормой в то время. Потому-что трон раздирали интриги, сплетни, и он трещал по швам, и готов был в любой момент лопнуть. Эта история оттуда, из тех мест. Истину- ее искали все, но лишь чистые сердцем узрели ее величие и силу.
Мизуки сидела около реки, и любовалась ее спокойствием, вода завораживала и успокаивала. Она не то что огонь, она спокойная, она течет не спеша, и как итог выигрывает. Огонь он разрушает, он сжигает все на своем пути, оставляя руины, пустошь и горелые останки чего-то некогда великого.
Мизуки было всего 8, когда она лишилась обоих своих родителей, их обезглавили на ее глазах. Она спаслась чудом, мама в последний момент спрятала ее в каких-то тряпках. Крепкий мужчина, с золотистым шлемом а на нем цветок в цветке, это Сузуму Абэ, вождь клана Абэ. Для него людские жизни не значили ничего, он распоряжался ими как сам того желал. Убить, сжечь, разрушить, стереть с лица земли, вот все что он умел. Их клан Икэда, вел с ними борьбу, противостоял им, уже много лет, их клан Икэда, произошел из древнего клана Токугава, они были самураем, до кончиков пальцев и мозга костей. Ее отец Кэтсу Икэда был справедливым правителем, и никогда не убивал потехи ради, он считал что в каждом есть что-то хорошее, просто надо увидеть, Мизуки, тоже так считала. Она росла очень славной девочкой, доброй и отзывчивой. Только до того момента, когда увидела смерть своих родителей. Этот Абэ, грязная собака, не пожалел даже ее маленькую сестру трех лет, он убил всех, не моргнув глазом, расправился так хладнокровно, жестко. После этого Мизуки очень сильно изменилась, она стала жестокой, кровожадной и очень злой, ненависть и месть, переполняла ее почерневшую душу до конца. Там где селятся эти чувства, ничего нельзя построить, там только руины, и нет охоты делать что-то. Да и зачем? Все что заполняло ее жизнь, это месть, ничего другого там не было. Она рубила головы, и вспарывала животы этим гиенам Абе, все кто попадался на ее пути были убиты. Никто не мог насытить ее чувство голода, и ненасытности. Правда и у Мизуки были принципы, она не трогала детей и стариков, никогда.
Так прошло время, и Мизуки уже 17. Они решили заключить мир, и взять себе в союзники клан Ёсидо, они были мирными крестьянами, пока Абэ не дошел и до них. Кто не подчинился был уничтожен, кто-то спрятался у Икэда. Мизуки стала их лидером, хотя быстро передала власть своему другу, Кейташи Ёсида, сама она любила действовать в одиночку. Она одевала черную одежду, и маску духа леса Ронина, и нападала на кучки Абэ, и их союзников. Обычно она делала это в лесу в самой чаще, там она пряталась на ветках, и с темнотой, когда они устраивали ночлег, хладнокровна расправлялась с ними. Она перестала считать сколько она уже убила, 1000 или больше, только насыщения не было, чем больше она окрашивала землю их кровью, тем больше ей хотелось этого.
-Мизуки сегодня чудесная погода, тебе не кажется?- сказал Кейташи, присев рядом с ней.
-Да отличная, для того что-бы пролить кровь этих собак Абэ- ответила Мизуки, не спуская глаз с воды.
-Да, может быть. Только ты снова пойдешь одна? Когда ты уже поймешь что я тебе нужен?- сказал Кейташи.
-Хватит Кейташи, достаточно! Ты знаешь ответ, одна и только так. Зачем мне надо чтобы ты мешался под ногами?- ответила Мизуки жестко.
-Ладно хорошо, хватит злиться. Кстати у меня для тебя есть признание- вдруг сказал Кейташи.
-Я сказала хватит, нет времени- оборвала его Мизуки.
Кейташи пожал плечами и пошел в дом. Эта девчонка Мизуки Икэда, она очень независимая. Кейташи помнит их первую встречу, ей 12, ему примерно столько-же, он заигрался в лесу, и потерялся. Кто-то из союзников Абэ прочесывал лес, и заметил Кейташи, он спрятался за густыми кустами, в надежде что его не заметят. Прижавшись к земле, он лежал боясь дышать, но все-же один из отряда его заметил и двинулся в его сторону. Кейташи прижался еще сильнее, и готов был умереть, как вдруг среди деревьев заметил маску лесного духа Ронина. Не успел он сообразить, как тот что шел к нему рухнул как подкошенный, стрела пронизывала его. "Этот стрелок очень меткий, так точно прицелиться и так точно попасть", подумал Кейташи. Этот в черном быстро удалился. Когда они пришли искать убежище у клана Икэда, он увидел Мизуки и влюбился сразу, с первого взгляда, но признаться все никак не выходило, она обрывала на пол слове, и слушать об этом не желала. Она мстила всем, кто был другом или союзником Абэ, только это ее интересовало, ничего другого. Это Мизуки одевала маску духа Ронина, чтобы нападать и убивать.
Мизуки сидела на дереве и осматривала местность, темнело. Сегодня тут должен был пройти отряд из 8 человек, это кто-то из клана Имаи, они решили союзничать с Абэ. Этот подлец Абэ, тоже видимо пообещал им золотые горы, только в реальности все они были отравлены его идеями.
-Да сегодня отличный день, чтобы еще 8 пропитали землю своей кровью. Жаль что только 8, мне будет мало, ну ничего я умею быть терпеливой- сказала сама себе Мизуки.
Вскоре внизу, среди деревьев шли друг за другом человек 10, кто с луками, кто с мечами, кто с ножами. Первый внимательно просматривал путь, замыкающий был с мечом, и при любом шорохе вставал в стойку, и готов был нанести удар. Мизуки присмотрелась, и достала арбалет, и приготовила катаны, это парные мечи, которыми она в совершенстве владела. Прицелилась, и первый рухнул на землю как подкошенный, замыкающий не успел нанести удар, тоже как подкошенный свалился на землю, оставшиеся встали полукругом чтобы обороняться. Только в полутьме, они не успели разглядеть ничего, только мелькающая маска духа Ронина. Мизуки вытерла свои катаны об одежду одного из убитых.
-Что-же славная охота, очень славная- сказала она улыбаясь, и направилась в сторону дома.
Так было каждый день, каждый день она выходила на охоту, рубила своим катанами как ножницами, но пустота и ненасытность там внутри осталась. Так шло время, нет оно летело очень быстро. Так прошел еще год или может около. Однажды Мизуки как всегда готовилась охотится, сегодня ее должно повезти, ведь сам сын Сузуму, Изаму будет там. Она охотилась на него так долго, но каждый раз он уходил от нее, но сегодня она его обязательно прикончит. Кейташи увязался за ней, и как Мизуки его не прогоняла он упорно шел за ней.
-Кейташи сколько можно повторять? что не надо ходить за мной, ты мне мешаешься под ногами, и от тебя нет никакого толка- говорила Мизуки.
-Нет, я тебя не оставлю одну. И вообще это не твой лес, я тоже имею право в нем ходить- сказал обиженно Кейташи.
-Да ну черт с тобой! Иди куда хочешь! Я устала с тобой спорить- сказала Мизуки.
Этот лес "Шумной реки", был недалеко от их дома в районе Кита-Нисигама Кандзё, и это была нейтральная территория, только не для Мизуки. Это было ее любимым местом, там в самой чаще, около большого дерева, она любила сидеть около обрыва, и смотреть на быстрый поток реки. Они шли молча, пока не увидели вдалеке отряд из 15 человек, двое были на конях, остальные пешие. Мизуки спряталась за холмом, Кейташи чуть поодаль.
-Господин Изаму, а мы на верном пути?- спросил один из них, обращаясь к тому что был на черном коне, с шлемом в виде цветка в цветке.
"Фамильный герб клана Абэ. Что-же этот точно сын, этой подлой гиены Сузуму, это шакал Изаму. Что-же сегодня я наконец-то тебя прикончу", подумала Мизуки и приготовилась стрелять.
-Так тихо, тут кто-то есть, быстро в оборону- скомандовал Изаму.
Они встали в круг, так чтобы все стороны просматривались и достали мечи.
-Внезапности не выйдет, ну ничего, я все равно не отступлю- сказала тихо Мизуки, и кивнув Кейташи прицелилась.
Стоявший ближе всего к Изаму рухнул как подкошенный, тот что с ним тоже, а потом.
-Какого лешего он творит, этот придурок Кейташи- сказала Мизуки.
Этого дурака заметили, и направились в его сторону, Мизуки приготовилась нападать. Каждый дрался до последнего, все и каждый знал что либо ты, либо тебя. Мизуки, рубя мечами направо и налево, пробиралась к Изаму, он ее цель. Вот он уже так близко, сражается как лев, рубя мечом. Мизуки напала первая, он парировал, завязалась драка. Что-то потемнело в глазах, она закрыла их, как ей показалось на пару минут, открыв их она увидела Изаму, и еще троих, они сидели около костра и грелись. Попыталась пошевелиться, невозможно, она крепко связана.
Кейташи открыл глаза, и увидел как Мизуки погрузив на лошадь Изаму, связанную по руками и ногам повезли в чащу леса. Он решил проследовать за ней.
Изаму грелся около костра, помог обработать раны, тем кто был с ним, и долго смотрел на мелькающие языки пламени. Этот в маске духа леса Ронина, профессиональный боец, видимо самурай. Так умело дерется, катанами, этими мечами с техникой Окудой, это может знать только самурай из клана Икэда, никому другому эта техника, не известна и не подвластна.
-Очень интересно, кто-же спрятался за маской духа Ронина?- спросил, поднимаясь Изаму.
Он подошел ближе к связанной фигуре, присел на корточки, и захотел снять маску, тот резко вскочил, и ударом с ноги Изуму упал. Приняв оборонительную стойку дух леса, ждал.
-Отличный удар, что-же великий и ужасный, дух леса Ронин, тебе придется сдаться- сказал поднимаясь Изаму- ты окружен, и тебе некуда бежать.
-Это мы еще посмотрим- ответила маска.
-Посмотри по сторонам, ты окружен, не дури и сдайся- повторил Изаму.
Только маска не собиралась его слушать. Снова завязалась небольшая потасовка, маску скрутили снова, в этот раз привязав к дереву, и приставив меч под горло.
-Да я поклоняюсь твоей отваги дух Ронин, ты очень смелый, но только кто-же, спрятан у нас за маской?- сказал Изму, он подошел ближе, и снял маску.
То что он увидел, совершенно не укладывалась у него в голове. Красивая девушка с зелеными глазами, красота ее поражала, нет просто сбивала с ног. Темные волосы выпали из капюшона, и глаза зеленые как изумруд, горели яростью, как у дикой кошки загнанной в угол. Ее лицо такое прекрасное, Изаму дотронулся до ее щеки, кожа шелковая. Изаму был растерян, он ожидал все что угодно, но не то что увидел. Эти глаза, это лицо, что-то сильно и учащенно застучало сердце, как молот отдавая где-то в висках.
-Развяжите ее, быстро выполняйте- скомандовал Изаму.
-Если ты думаешь, что я сдамся или что-то сделаю для тебя, то ты ошибаешься. Ты подлый шакал, как и твой отец- сказала Мизуки поднимаясь.
-Шакал? Как из таких прекрасных губ вылетают такие слова?, ума не приложу. Ну что-же, на рассвете мы двинемся дальше, а пока отдыхаем- сказал Изаму.
Мизуки снова связали, и уложили рядом с деревом. Сквозь сон она почувствовала как веревки ослабли, она приоткрыла глаза, это был Изаму.
-Тихо поднимайся, и уходи- сказал он шепотом.
-Но почему ты это делаешь?- спросила Мизуки.
-Я сам не знаю почему, просто уходи- ответил Изуму.
Она поднялась, и тихо подкрадываясь, пошла обратно в сторону дома. По пути встретила Кейташи.
-Ты в порядке? Ты смогла вырваться? Я так рад этому- сказал он.
-Да я в порядке, пошли обратно домой- ответила Мизуки.
Когда они вернулись, Мизуки долго сидела около реки, и любовалась отражением луны. "Этот шакал Изаму, почему он освободил меня? Что он задумал?”, думала она.
Изаму тем временем лежал, и все никак не могу усмирить свое сердце, оно колотилась так сильно, такая теплота по всему телу, и эти глаза, сводящие с ума и манящие.
-Думаю это любовь- прошептал Изаму.
Это начало этой истории, истории которая была обречена с самого начала, в ней только один конец, и увы он не может быть счастливым.
Каждый раз когда Мизуки, сталкивалась с Изаму, она не могла убить его, как и он ее, каждый раз ее руки дрожали, и она опускала мечи. Что-то внутри не давало ей это сделать. Каждый раз это была не борьба, а какое-то наваждение. Она убившая так много, и не знающая пощады, тут была бессильна, она отступала. Мизуки была уверена что это болезнь, может что-то похожее на проклятие. Поэтому после очередного сбоя, она пошла к местной ведуньи-травнице. Эта Чо, жившая в самой гуще леса, собирала травы, и жила в хижине с покосившейся крышей, ее боялись, потому-то были уверены, что она знает древние заклинания, и может убить только подумав об этом. Мизуки продираясь через чащу, упорно шла по следу. Вскоре она увидела дом Чо, поклонившись она вошла внутрь. Там среди небольшого очага, сидела старая женщина в рваной одежде, вокруг висели разные пахучие травы, и сушеные мыши.
-Чо Маруяма тут живёт?- спросила Мизуки.
-А что понадобилось Мизуки Икэда от старой Чо?- спросила в ответ женщина скрипучим голосом.
-Я пришла попросить вылечить меня, и я готова заплатить- ответила Мизуки.
-Что-же тогда присаживайся. Мизуки, красивая луна. Ты действительно красива, тебя создатель наделил красотой, поделился с тобой. Понимаешь?- сказала Чо.
-Да я понимаю, только я пришла к вам не для этого- перебила ее Мизуки.
-Понятно. Ты пришла ко мне чтобы найти ответы на вопросы. Почему я не могу его убить?, если раньше делала это всегда? Почему моё сердце сходит с ума, и стучит так сильно? Почему я думаю о нем, ведь он мой враг? Такие вопросы?- продолжила Чо, тихим голосом.
-Да это так. Вы же можете меня вылечить? Это же какая-то болезнь?- спросила Мизуки.
- Увы красивая луна Мизуки, это не болезнь, это яд который отравляет тебя. Это то, что ты не думала обрести когда-либо, только обладать этим хочет каждый, это то что обретя однажды, ты будешь хранить как самое большое сокровище. Ты знаешь что это?- сказала Чо.
-Нет, не знаю- ответила Мизуки.
- Увы красивая луна Мизуки, это не болезнь, это яд который отравляет тебя. Это то, что ты не думала обрести когда-либо, только обладать этим хочет каждый, это то что обретя однажды, ты будешь хранить как самое большое сокровище. Ты знаешь что это?- сказала Чо.
-Нет, не знаю- ответила Мизуки.
-Это чувство называют любовью- сказала Чо.
-Любовь? Я не знаю это чувство, оно мне не нужно, только месть, и жажда крови, этих шакалов из клана Абэ!- сказала Мизуки со злостью.
-Все так говорят. Только если оно уже в твоём сердце, то это уже навсегда. Ты можешь врать, и говорить всё что захочешь, только оно уже там. Ты скоро это поймёшь Мизуки- сказала тихо Чо.
-Это значит что вы меня не вылечите?- спросила Мизуки.
-Это значит что ты не больна- ответила Чо.
Мизуки шла обратно и в её голове была буря, она думала о словах Чо, думала о своей слабости, и немощности, о том что это на неё не похоже. Ведь она всегда спокойно рубила этих шакалов, рубила их головы не думая, и не боясь, а тут она не может. Что меня останавливает? Что со мной? Этот парень Изаму, его глаза, прикосновения украдкой, и она не может ничего. У неё опускаются руки, она становится как воск. И потом о какой любви говорит Чо? Она ненавидит этих шакалов, и пока всех не уничтожит, ей не будет покоя. Вот уже виден её дом. Кто-то подошёл сзади, дотронулся до её плеча, она обернулось и точным ударом отправила того на землю, это был Изаму.
-Как всегда в точку- улыбнулся он, поднимаясь.
-Что тебе тут надо? Что ты тут вынюхиваешь?- спросила Мизуки.
-Вынюхиваю? Я тут ради тебя, и только тебя мне и надо- ответил улыбаясь Изаму.
-Для чего?- снова спросила Мизуки.
-Для чего? Хороший вопрос. Думаю для любви. Как тебе такой ответ?- ответил Изаму.
-Чего? Любви? Какая к чёрту любовь, ты что совсем сошёл с ума?- сказала Мизуки раздраженно.
-Точно, ты абсолютно права, я с ума схожу по тебе, не о чем другом я думать не могу, в моей голове пусто, в ней нет других мыслей. Только ты, твои глаза, твои губы, твоя нежная кожа, ты везде и всюду, в каждой клетке моего сознания, только ты, и никто другой. Это любовь, да именно она, первая, большая, сильная, она как яд по всему телу, как дурман в каждой клетке. Разве у тебя по другому?- сказал Изаму.
Он дотронулся до руки Мизуки, и захотел обнять, но тут же получил кулаком под дых.
-Что ты говоришь? Ай, мне не важно, у меня все по другому, это болезнь и думаю скоро пройдет- сказала Мизуки.
-Ну что же посмотрим, болезнь это, или нет, и как быстро она пройдёт. Я буду ждать тебя завтра, в чаще леса "Шумной реки", около большого дерева- сказал Изаму.
-Я не приду. Что я там забыла?- сказала Мизуки.
-Я буду ждать тебя, сколько угодно времени, а теперь прощай, моя красивая луна- сказал Изаму, и быстро пошел в чащу леса.
Мизуки смотрела ему вслед, и не знала что надо делать. Она ненавидит его, и идти не хочет, но сердце говорит обратное, оно шепчет пойди и насладись этим, такие странные и разные чувства, и для Мизуки это в новинку. Она вернулась обратно, и долго не могла уснуть. Утром она встала рано, и толком не перекусив, пошла в чащу леса, ноги сами вели ее туда. Около большого дерева сидела фигура, глаза ее были устремлены на реку.
-Здесь очень красиво. Тебе не кажется?- спросил оборачиваясь Изаму.
Ну а кто это мог быть еще, если не этот упрямый парень.
-Да меня успокаивает это место, я сажусь как ты, и смотрю на бурлящей поток реки, это завораживает и успокаивает- ответила Мизуки, присаживаясь рядом.
-Да, действительно, очень красивое место. Я очень рад тебя видеть Мизуки, рад что ты пришла- начал Изаму.
-Сама не знаю зачем я тут, ноги сами вели меня сюда- сказала Мизуки.
-Значит у тебя все тоже самое, что и у меня, я тоже сам не знаю, зачем делаю то, что никогда не делал? Зачем отпускаю тебя, если должен убить? Меня тянет как магнитом к тебе, и все что-бы я не делал, ничего не помогает. Хочу видеть тебя, держать за руку, смотреть в твои глаза цвета изумруд, хочу просто быть рядом. Ты можешь молчать, можешь говорить, мне все равно, только то что я рядом с тобой, это огромное счастье-продолжил Изаму.
-Это глупо и это не может быть правдой. Ты мой враг, ты тот кто сделал меня такой, ты тот кого я ненавижу, только сердце, оно говорит обратное, и сходит с ума- сказала тихо Мизуки.
-Точно именно так. Может тебе стоит попробовать? Может стоит впустить в сердце, то что так рвется? Как ты думаешь?- спросил Изаму.
-Незнаю, я ничего не знаю- ответила Мизуки.
Изаму взял ее за руки, и обнял, так они и сидели какое-то время, обнявшись, и смотря на бурлящий поток реки, которая так завораживала и успокаивала.
Время оно не знает границ, и не останавливается когда ты хочешь, оно само по себе, время делает разные вещи, лечит, создает покой, бежит, не давая право на сожаления и ошибки.
Они встречались с Изаму, на своем месте почти каждый день, сидели и смотрели на поток реки, обнявшись и прижавшись друг к другу. Это было счастье, это согревала сердце, пропитанное как тортик ненавистью, и местью, было хорошо. Каждое прикосновения Изаму, откликалось где-то внутри, каждый момент отпечатком ложился куда-то в душу, и осталась там навечно. Поцелуи? Да терпеть, и ждать больше не один из них не мог.
-Я люблю тебя моя красивая луна Мизуки. Хочу чтобы ты знала это. Моя любовь она навсегда, и не пройдет никогда, даже смерть меня не испугает. Врата ада и рая, мне все равно, только ты и больше никто. Ты моя судьба, моя жизнь- сказал Изаму, обнимая Мизуки.
-И я хочу сказать тоже самое. Хоть сейчас в этот момент, мне очень хорошо, ничего не надо, только ты- ответила Мизуки.
Их губы сплелись в сладком поцелуи, они не могли оторваться друг от друга. От этого тепло разлилось по всему телу, они не хотели останавливаться, этот поцелуй длился вечность.
Мизуки шла обратно напевая что-то веселое, ей было так хорошо, на удивления даже не хотелось убивать этих шакалов. Просто было хорошо, и ей хотелось запомнить именно этот момент. Около дома ее ждал Кейташи.
-Где была? Почему такая веселая?- спросил он.
-Была на своем месте. Веселая? Не знаю, мне просто хорошо, Кейташи мне действительно сейчас очень хорошо, тепло и спокойно- ответила Мизуки.
-Все понятно, ты была с этим шакалом Изаму, я видел вас- сказал Кейташи, и подошел ближе.
-Ты следил за мной? Зачем? И потом это не твое дело, с кем я, и что делаю- ответила Мизуки, в ее глазах промелькнул огонек злости.
-Не мое? Конечно не мое, еще как мое. Сегодня ты меня выслушаешь, чего-бы мне этого не стоило- сказал Кейташи громче.
-Хорошо говори. Не надо орать на меня, я выслушаю тебя, у меня сегодня хорошее настроение- ответила спокойно Мизуки.
Она села на скамейку, Кейташи рядом с ней.
-Ты же догадывалась какие у меня к тебе чувства? Нет? Я влюблен в тебя, тогда при первой встречи и сейчас. Понимаешь о чем я?- начал Кейташи.
-Думаю да, понимаю. И что?- сказала Мизуки.
-Я хотел признаться, но ты каждый раз не давала мне этого, каждый раз я хотел сказать, а ты закрывала мне рот. А теперь? Теперь ты с этим шакалом Изаму. Ты забыла что он сделал с твоей семьей? Он затуманил твой разум. Понимаешь?Мизуки он играет с тобой, а мои чувства они чистые, я никогда не предам тебя, я всегда с тобой, и жизнь отдам не глядя, и не думая. Понимаешь ты это?- сказал Кейташи, и придвинулся ближе.
-Прости меня Кейташи. Я не знала о твоих чувствах, и даже не думала что когда-нибудь смогу их почувствовать. Ты знаешь меня, ты знаешь что я жила только ради мести, и не могла насытится. Я рубила головы, и убивала, так много, что уже давно потеряла счет. Мои руки, даже нет вся я, пропитана кровью тех кого убила. Только то что ворвалось в мое сердце, и сделало его таким горячим, живым и теплым, я не знала что это, и пыталась вылечится, и забыть, только оно там, там навеки. Прости меня Кейташи, я хочу насладиться этим чувством, хочу испить его до дна. Может быть я буду жалеть, но отпустить его я не могу- сказала Мизуки.
-Это значит что ты любишь этого шакала Изаму?- спросил тихо Кейташи.
Мизуки кивнула.
-Ну уж нет, моя любовь к тебе сильнее- сказал Кейташи, и крепко обнял Мизуки.
Она пыталась сопротивляться, но он был очень настойчивый и сильный, он повалили ее на землю, и начал целовать. Мизуки точным ударом скинула его с себя, и подошла ближе.
-Я не хочу причинять тебе боль, ты мой самый лучший друг, ты моя семья. Прости меня Кейташи- сказала Мизуки и подала ему руку.
Он поднялся, тяжело дыша.
-Прости меня Мизуки, сам не знаю что на меня нашло, прости- сказал он тихо.
-Ничего мой друг Кейташи, все хорошо, и я не злюсь на тебя- сказала Мизуки.
Мизуки была так счастлива, она порхала как птица, тепло разлитое по всему телу, и Изаму в каждой клетке. Только ничего не может быть вечным. Мизуки узнала что отец Изаму ищет ее, он где-то близко. О чем думала Мизуки в тот момент?, неизвестно, она хотела чтобы хоть что-то осталось после нее. Возможно тогда она решила что ребенок, это самое лучшее, что она может оставить после себя. Ребенок рожденный от того кого она любит, он будет сочетать в себе все только самое лучшее от них. Она пришла как всегда на встречу с Изаму, он ждал ее как всегда. Мизуки решила сохранить это в тайне, никому не говорить об этом.
-Изаму, ты знаешь что твой отец рано или поздно узнает о нас, мы должны быть осторожными- сказала Мизуки.
-Пусть только попробует, я убью его не думая и не сожалея- сказал Изаму со злостью.
-Я сейчас не об этом, и не сомневаюсь что ты это сделаешь. То что я сейчас скажу, может показаться тебе чем-то странным, но я прошу тебя исполни, мое желание- продолжила Мизуки.
-Конечно все что ты хочешь, любое исполню. Скажешь мне прыгнуть в реку, или еще что, сделаю незамедлительно- ответил Изаму.
- Я хочу чтобы ты был моим первым, и единственным мужчиной. Понимаешь о чем я?- сказала, придвигаясь ближе Мизуки.
-Да понимаю. Только ты действительно этого хочешь?- спросил Изаму, и взял ее за руку.
-Да очень этого хочу- ответила она тихо.
-Ты же знаешь что я люблю тебя? Знаешь что я схожу по тебе с ума, когда ты рядом? У меня нет сил сопротивляться, и я сам себе не доверяю когда ты рядом. Понимаешь это?- спросил снова Изаму.
-Я понимаю Изаму, и я не против что-бы это случилось- ответила Мизуки.
Дальше была их первая ночь, первая, поэтому такая волшебная. Луна светила так ярко, что можно было видеть переплетенные тела, и стоны, которые раздавались время от времени. Даже река и та замерла, она боялась спугнуть, боялась помешать, помешать счастью этих двоих влюбленных, так сильно друг в друга, этих двоих которые обрели покой друг в друге.
Так прошло месяцев восемь или чуть меньше, у Мизуко уже округлился животик, и она уже не могла скрывать это.
-Я думаю ты уже все знаешь Кейташи. Я жду ребенка, моего ребенка от Изаму- сказала Мизуки.
-Я рад за тебя, но не могу порадоваться за этого шакала, прости- ответил Кейташи.
-Я понимаю, и то что я сейчас скажу, прошу выслушай меня- начала Мизуки.
Кейташи кивнул.
-Отец Изаму уже близко, он ищет меня, и он уже знает что я встречалась с его сыном, возможно он знает и о моем положение. Поэтому я прошу тебя, умоляю, заклинаю со слезами на глазах, пообещай мне. Пообещай мне, что-бы не случилось со мной, заботится о моем ребенке- сказала Мизуки. Слезы катились из ее прекрасных глаз как жемчужины, они падали на землю, оставляя что-то волшебное.
-Обещаю- сказал Кейташи.
Сузуму Абэ, уже узнал что у Кетсу и Жины, из рода Икэда осталась дочь. Жаль что он узнал об этом совсем недавно, а то уже бы она была надета на кол, или валялась без головы, и черви пожирали ее плоть, а он все думал что завелся какой-то дух леса, который убивает всех из его клана, и дружественных с ним. А это оказывается не Ронин, дух леса, это Мизуки их дочь. Он шел по ее следу, но каждый раз она ускользала от него. Только в этот раз она сама пришла к нему. Пришла и вызвала на честный поединок. Это было глупо с ее стороны, чем она вообще думала когда приперлась к нему?
-Я требую честный и равный бой, мне надоело враждовать и воевать. Если я одержу победу, то мы заключим перемирие, и вражда будет закончена. Если я проиграю, то ты можешь делать все что захочешь- сказала Мизуки.
-Хорошо. Пусть будет так- сказал Сузуму.
Началась битва, и Мизуки была явно сильнее, только клан Абэ, это клан предателей, они не знают что такое честность, все свои победы они выигрывали хитростью, и подлостью, всегда, и тут не было исключения. Когда Мизуки побеждала, и повалив Сузуму на землю, ждала когда он встанет, он подал знак, и ей в спину вонзилась стрела. Она оглянулась, лучник сидел на ветки дерева и целился в нее.
-Как я и думала ты подлая гиена, ты рожденный от :бип:, и изгнанный всеми самураями. Ты не знаешь чести, и не умеешь драться честно- сказала Мизуки со злостью.
-Зато ты сейчас тут, подохнешь- сказал поднимаясь Сузуму.
Он дал знак, и лучник прицелившись выстрелил снова, только стрела попала в его сына Изаму, который загородил собой Мизуки.
-Что ты делаешь Изаму? Ты что совсем спятил?- сказал Сузуму.
-Нет это ты спятил отец. Твоя месть, и больная голова завели тебя в такие дебри, что из них уже нет возможности выбраться- ответил Изаму.
-Что ты говоришь, щенок! Эта :бип: из рода Икэда, отравила твой мозг!- закричал Сузуму.
-Нет отец, она открыла мне глаза на твое безумие. На то что ты забыл о чести самурая, которым был когда-то. На то что ты убиваешь забавы ради, все что тебе нужно, это играть с чужими жизнями как самому хочеться. Больше я тебе не подчиняюсь, да и никто больше тебя слушаться не будет- сказал Изаму.
-Что ты сказал?! Да я тебя в порошок сотру, вместе с этой :бип: Мизуки! Эй ты прикончи их, быстро! Я тебе говорю!- крикнул Сузуму.
Только лучник опустил лук, и совершенно не слушал его слов.
-Нет, больше наш клан тебе не подчиняется. Твой сын прав, эта девушка, она настоящая дочь самурая, а ты поганый пес!- сказал лучник.
Он опустил лук и пошел, за ним пошли остальные, за этими следующие, и дальше. В итоге Сузуму остался один.
-Мизуки пошли, это твоя победа- сказал Изаму, и рухнул схватившись за бок, оттуда хлестала кровь.
-Изаму, Изаму что с тобой?- опустилась рядом Мизуки.
-Все будет хорошо, я люблю тебя. Всегда буду любить тебя- сказал тихо Изаму, и закрыл глаза.
-Ненавижу! Я уничтожу тебя! Сотру с лица земли!- закричала Мизуки.
Этот крик был как вой раненой львице, она кинулась на Сузуки. Тот стоял ухмыляясь, он ждал нападения. Только остановить Мизуки было невозможно, даже сам дьявол из преисподней этого не смог-бы сделать.
Луна светила так ярко, она хотела запечатлеть все, все до мелочей. Три фигуры. Один лежал схватившись за бок, его глаза были закрыты, и улыбка застыла на его губах, улыбка нереального счастья. Второй лежал навзничь, а рядом с ним его голова, с открытыми и обезумевшими глазами. Третья лежала рядом с первой, с той-же счастливой улыбкой, их руки переплетались, они были счастливы. Они любили, и даже смерть не смогла их разлучить, ведь та любовь которая первая, и сильная, и такая чистая как слеза младенца, она не может закончиться, так просто, она восстанет из пепла, она будет наполнять светом, и теплом сердца эти двоих, которые впустили, поняли, сберегли ее.
Мизуки смотрела на Изаму, в ее глазах столько любви, нежности, счастья, а он улыбался ей в ответ, счастье и любовь витали в воздухе. Это долина "Цветов бессмертия", тут нет смерти, нет горя, нет ничего такого, только любовь, и океан счастья. Тут они счастливы, они вместе, и их счастья не будет конца никогда.