Проэкт "Бабочки"

-Генри, наш мальчик! Наш милый мальчик! Почему ты молчишь, Генри!?
Генрих Уорсон так и стоял возле окна, будто бы не замечая истошных воплей жены за своей спиной. Она кричала и била руками по полу, то выкрикивая обвинения в сторону мужа, то вновь ласково прижимая синий свитер своего сына к самому сердцу
. -Грета –смирись. Мы его больше не увидим, – несмотря на кажущуюся холодность, Генри не был «бездушным монстром», просто он был предан своему делу.
Грета поднялась с деревянного пола старого кабинета мужа и медленно, пошатываясь, подошла к своему супругу. Её зелёные глаза сегодня особенно выделялись на излишне побледневшей коже. Растрёпанные чёрные волосы, ещё утром бывшие собранными в помпезную причёску, размазанная по щекам алая помада и чёрные
«слёзы» туши придавали ей весьма инфернальный вид. Ещё утром это была милая, не молодая, но всё ещё красивая, любящая женщина со своими домом, мужем и сыном, а сейчас её полные слёз и ненависти глаза так ужасно смотрят на него. Она тихо зашипела, будто ядовитая змея, стерегущая кладку, но он ничего не мог разобрать в этом шипении, хотя в одном её взгляде читалось: «Будь ты проклят».
Его жена ушла, а Уорсон всё ещё стоял возле окна, глядя на залитый солнцем летний двор с деревянными качелями, немного покосившейся каруселью и огромным серым валуном, на котором так любил отдыхать их малыш. Маленький открытый и доверчивый мальчик с гордым именем Генрих Второй. Кто бы мог подумать, что именно сын бывшего куратора проекта «Бабочки» сам однажды окажется, унесён «мотыльками». В своё время Уорсон и не подозревал о чувствах родителей испытуемых.
-Всё возвращается, – тихо пробормотал Генри, совсем забыв вытирать крупные горячие слёзы, а ведь когда-то казалось, что он уже забыл, как плакать.
Перед его глазами вновь мелькали серые коридоры подземной лаборатории. Маленькие мальчики и девочки робко переминались стоя на холодном каменным полу. Он тогда не знал, что значит «быть родителем», и не признавал криков отчаявшихся матерей, считая, что старается на благо нации. А сейчас ему остаётся лишь беспомощно смотреть на колышущуюся под напором июньского бриза траву и вспоминать счастливые дни,
когда Грета играла с маленьким Генри в догонялки, а он тихо качался в любимом кресле, наблюдая за ними с веранды. Этим летом было особенно много ярких монархов, за которыми так охотно гонялся их милый сын.
Из двадцати испытуемых «бабочек» выжили только одна «Калигула» и два «Махаона», но в «реальных условиях» они себя не оправдали, и было принято решение об их утилизации. Как же легко он подписал тот приказ. А сегодня пришла расплата. Он ничего не сказал жене и не вмешался, когда ко двору подъехала синяя машина. Но Грета всё равно почувствовала что-то и ещё долго бежала вслед за сыном по пыльной, горячей от солнца дороге. А он просто стоял у окна своего старого кабинета на первом этаже их поместья. Как хорошо было в этом кабинете. Тихо и прохладно, совсем как в той лаборатории.
На подоконник приземлилась бабочка. Её крылья, будто взметнувшиеся лепестки пламени, отблёскивали под летним солнцем. Уорсон знал, что это последнее лето для его мальчика. Генри всегда был очень нежным ребенком, который плакал даже от громких звуков. Старый граф отошёл от окна, и его грудь пронзила резкая давящая боль. На миг в голове промелькнула надежда на то, что и для него этот день будет последним и ему не придётся жить с болью утраты ещё долгие годы.
Но Уорсонне умер в тот день. Его ещё трижды настигали сердечные приступы, несколько раз он пытался покончить с жизнью, но его жена оказалась в этом более удачлива. Спустя двенадцать лет, после того как их сына забрали, кто-то сжёг лабораторию и надежда на возвращение их мальчика совсем угасла. С того момента граф просто продолжал существование, доживая свой срок в роскошном, пустом и мрачном семейном поместий Уорсонов.
-Господин,вас ожидают в прихожей, – проскрипела старая служанка.
Генрих слегка покачивался в любимом кресле. Он был уже совсем стар и не имел никакого желания спускаться по этой огромной лестнице ради очередного бюрократа, желающего заполучить наследство «старого аразматика».
-Он назвалсебя Генрих Уорсон Второй.
-Прогони.Мой сын умер уже очень давно, – стоило ему произнести эти слова, как в комнату ворвалось множество разноцветных бабочек и за спиной раздался весёлый голос молодого юноши:
-Ты неслишком рад встретить меня, папа.
-Сын…

+++

Газеты пестрили заголовками о смерти старого графа и о грызне за его наследство. И не скоро ещё инспектора заметили, что каждое полнолуние вместо очередного «наследника» в домах остаётся лишь мертвый шелкопряд.