28.11.2024 Первый пост

Вечер опускается на город, словно кто-то выключил свет, оставив лишь желтый фонарь у дороги и звук пустых шагов. Здесь, среди облупленных стен и потертых следов, осталась единственная версия меня, та, что упрямо держится за что-то уже давно утраченное. Она перебирает обрывки памяти, как пустые упаковки от сигарет, лежащих в пропахнувшем табаком кармане, как старую пленку воспоминаний. Она живет в этом городе, где каждый вечер — это ноябрь, скомканный в упавший шарф, забытый на перекрестке кем-то, кто уже забыл, что значит тепло.

Иногда я вижу другую себя, ту, что живет в сером доме с приоткрытой дверью, ту, что хочет стать легче, избавиться от теней, как от прилипшей пыли.

Здесь, в этой бесконечной ноябрьской Москве, я снова и снова прокручиваю "Wicked Game" на старом магнитофоне. Его скрипучие звуки почти живые, как если бы он сам чувствовал. Я вытаскиваю кассету, вставляю её обратно, заставляю песню играть, пока не начнут болеть кончики пальцев, — так, будто именно от боли наконец придет ясность. Но вместо этого остаётся только странное понимание: невозможно остаться в этом городе и покинуть его одновременно, невозможно забыть и поместить память в коробку с ненужным.

Каждый вечер, в шесть, я прихожу к проспекту Мира и вижу, как стрелки часов расходятся в стороны, показывая то самое время, когда я встречаю свою тихую смерть. Мы с ней здороваемся, как старые соседи, пересекающиеся в лифте. Она проходит мимо без обещаний, без намерений, безо всяких обязательств — каждый день одна и та же, неизменная.

И, может быть, где-то, в параллельной Москве, я живу по-другому, под другим небом, без этого серого налета. Но каждый раз, когда думаю о том, каково это — не знать, не помнить, не чувствовать, — я все равно возвращаюсь в себя. Возвращаюсь к этой серой улице, к этому магнитофону, к этому городу, который никогда не спросит, зачем я снова и снова открываю старые двери, по-прежнему оставляя их приоткрытыми.