Без названия / Фэндом: Код Гиасс (Сузаку/Лелуш) / PG-13 / закончен.

kristiandiork · Сообщение отредактировано в 03:17 03.11.14

Автор: Kristiandiork (Diork,猫).
Бета: Ивронь (Nina Schneiderman).
Название: Без названия.
Варнинг: Действия фанфика происходят после смерти Лелуша.
Рейтинг: PG-13.
Фэндом: Код Гиасс
Пейринг: Сузаку/Лелуш, Наннали, Юфемия.
Жанр: Ангст, Драма, Философия, Психология, Романтика, Слэш (яой).
Размер: Мини.
Статус: Закончен.
От автора: Спасибо моей бете, приятного прочтения.

«Смешно даже… Все гадали, как в таком хрупком тельце может уместиться столько ревности! На самом деле никто даже не пытался приподнять вуаль и посмотреть на это со стороны истины. Но что взять с людей? Все они думали, что это моя безумная братская любовь, стремящаяся отгородить Наннали от тех, кто мне не нравился. Но, все же, часть этого чувства была отведена другому человеку, который даже не подозревал об этом.
Глаза Сузаку пробегали по строчкам слишком медленно для обычного чтения. Складывалось впечатление, что он хочет запомнить каждый наклон буквы, каждую завитушку, впитать в себя все, оставляя для смысла слишком узкое и маленькое пространство, чтобы потом не было слишком горько.
«Странно, я никогда не питал особых чувств к нему. Я даже не помню, когда весь этот круговорот пришел в движение. Помню только слишком странный блеск его изумрудных детских глаз, его волнистые, пахнущие полевыми цветами, каштановые* волосы. Помню руки, которые меня обнимали — они теплые и крепкие, несмотря на юный возраст. Именно в такие моменты я чувствовал, что не одинок».
Сузаку недавно прибыл в академию Эшфорд. Все это время он сопровождал Наннали на встречах глав государств и различных собраниях, заседаниях. Ему, представителю элиты армии, вся эта политическая беготня давно наскучила. Хотя он интересовался политикой и был немного сведущ в ней, Сузаку было уже просто не вместить в себя такого количества информации. В подобные моменты он вспоминал Ламперужа с горькой усмешкой. Как этому худощавому пареньку удавалось столько в хранить в своей голове? Как можно было быть таким гением?
Быть…
«Мне снился кошмар как раз после того, как мы преодолели «Дорогу из трупов». Сузаку не смог себя сдержать тогда, а я — впоследствии. Сон долго не приходил. Я смотрел на сестру и друга, тесно прижимающихся друг к другу в попытке согреться. Отвернувшись, я попытался заснуть. Сейчас я помню только то, как падал в непроглядную темноту. Падал, падал и падал…»
Сузаку, поначалу не хотел жить здесь, но, сам того не понимая, поселился в комнате Лулу. Отговорка была безотказная: «Я всегда должен находиться рядом с Наннали». Он не стал рассматривать вещи бывшего друга и даже убирать их: решил оставить все, как есть. Своих принадлежностей у Куруруги было совсем немного, поэтому жить оказалось вполне комфортно.
«И все-таки мое падение не было бесконечным. Наконец соприкоснувшись с мнимой землёй, я оказался на все той же «Тропе трупов». Все так же нес Наннали, а сзади продолжал идти Сузаку. Я что-то спросил у сестры, но она не ответила. Я слегка забеспокоился и крикнул Сузаку, чтобы он помог мне снять девочку и усадить ее. Но он тоже не откликнулся. Испытывая некоторую досаду и, можно сказать, даже гнев, я развернулся… Хотел было закричать, но в горле пересохло. Сузаку стоял передо мной, держа пистолет у виска, и счастливо улыбался. Это был глушитель. И только теперь я почувствовал что-то горячее у себя на плече. Ноги тут же подкосились, и я рухнул вместе с Наннали на землю. Она упала на живот, поэтому я поспешил перевернуть её: хотел убедиться, что с все в порядке… На меня смотрели два невинных фиалковых** глаза, а между ними зияла кровавая дыра, из которой густо хлестала кровь. Сестра улыбалась».
Вернувшись в ставший уже родным дом, Сузаку, как обычно, вошёл в комнату, снимая маску лжезеро. Каждый раз надевая её, он вспоминал последние слова Лелуша, его выражение лица и эту томность в глазах… Создавалось такое впечатление, что император не договаривал. Но Ламперуж был Великий, а Великие оставляют тайну при себе. Прощальным подарком стала его улыбка — наверное, самая искренняя из всех.
«Её нежный, ещё совсем юный и мелодичный голосок прошептал: “Лелуш, братишка! Посмотри на меня! Я умерла! Умерла из-за тебя, хи-хи-хи! Это так весело, не правда ли? Лулу, смотри! Сузаку-кун тоже хочет умереть! Из-за тебя! Брат, любимый, это ты во всем виноват!”»
Куруруги переоделся и повесил костюм в шкаф бывшего товарища. Вот только сегодня он засмотрелся. Засмотрелся на потайной отдел. Сузаку давно его приметил, просто не смел открывать, но сегодня что-то неясное двигало им, подзуживало узнать, что же там хранится. Сузаку повиновался и заглянул.
«Она схватила меня за руку, улыбаясь уже безумно. Я чувствовал, что земля вот-вот уйдет из-под ног. Мне не хватало воздуха. Я в надежде повернулся к Сузаку. И он выстрелил… выстрелил себе в голову. Кровь оставила пятна на его светло-зеленой футболке, слегка помятой долгой дорогой, и белых шортах, а пара капель долетела до моего лица. Сузаку не упал, наоборот, только шире улыбнулся. Я провел дрожащими пальцами по испачканной щеке и отчетливо почувствовал тепло крови».
Там лежал ежедневник. Сузаку усмехнулся, неужели Лелуш Ламперуж оставлял в нем свои заметки по захвату мира?
“В этот момент мой друг произнес: «Лелуш, это из-за твоей любви. Видишь, она такая прекрасная, что я убил себя! Смотри, смотри, смотри же на меня, Лелуш! Лелуш! Лелуш! Лелуш! Лелуш!..»”
Сузаку с задумчивым видом направился к постели, так и не решаясь открыть ежедневник.
«Я не успел понять, как схватил Сузаку за горло. Я душил его, а он все не переставал улыбаться».
На первой странице зелёные глаза заметили фотографиию. На ней — Курурги и Ламперуж. Все еще мирное время — они в школьной форме. Лелуш слегка смущен, а Сузаку счастливо улыбается и обнимает его. Фотографировала, кажется, Мили.
«Мертвецы начали подниматься, и это были не просто люди. Это были множества погибших Сузаку, убитых Наннали и наших с ней матерей. Слишком много мамы…»
Перевернув страницу, Сузаку увидел мелкий, тонкий, четкий почерк. И начал читать.
«Я проснулся с криком, бился руками и ногами несколько минут, прежде чем понял, что меня кто-то обнимает. Это был парень с шоколадными волосами. Тот, кто был, оставался лучшим другом, тот, кого я любил, и тот, кого я только что убил собственными руками. Глаза наполнились слезами. Я неразборчиво произносил его имя, панически хватаясь за края зеленой футболки, как будто Сузаку мог исчезнуть. А он лишь стоял на коленях, обнимая меня, говоря какие-то неразборчивые глупости, тяжело дыша от моих ударов, и гладил по волосам. Наннали мирно спала».
У Сузаку что-то ёкнуло. Он тоже хорошо это помнил, но до сих пор не знал, что тогда приснилось другу. Для Ламперужа было слишком необычно вести дневник. Точнее, парадоксально странно.
«Это не дневник, Куруруги Сузаку, я все-таки ещё не настолько опустился. Во всяком случае, если ты это читаешь и я все верно рассчитал, то хочу кое-что досказать. У меня так и не хватило смелости сказать тебе это перед смертью. После того сна я поставил табу на свои чувства, постарался их совсем отключить. Выкинуть, уничтожить. Что я только не пытался сделать. И хотел рассказать, но, как только появлялись мысли об этом, повторялся кошмар и я понимал – надежды нет».
Сердце Нулевого рыцаря пропустило пару ударов.
«Я люблю тебя, Куруруги Сузаку. Люблю, любил и буду любить. Я всегда хотел быть с тобой, хотел дышать с тобой одним воздухом, хотел отдаться тебе, не раздумывая. Но понимал, что ты никогда не примешь этого. К тому же мы были врагами и многое отняли друг у друга. Но я так благодарен тебе! Спасибо, что в последние месяцы, дни, минуты ты был со мной. Я не очень хорош в выражении чувств, но, Сузаку, прости, что я не сказал этого раньше. Хотя, может, сейчас ты кривишься от отвращения или смеешься от души…»
Пара капель упала на бумагу. Сузаку склонился над ежедневником. Сжав и закусив губы, он зажмурился. В груди невыносимо ныло, горело, болело. Было ощущение, что она стала полем жесточайшей бойни. Руки слегка вздрагивали.
«Прости меня, на самом деле…Я не хотел убивать Юфемию. Она знала, кто я. Я пришел с ней к соглашению и уже собирался уйти, но мы начали перебрасываться фразами, я ей хвастался, что одно мое желание – и она выполнит любой приказ. И, прежде чем понял, Гиасс уже работал независимо от моей воли, а последним хвастовством стало: «Убей японцев». Мне нет оправдания, я виноват в её смерти. Это ещё одна причина, по которой я не мог тебе рассказать».
Все расплывалось перед глазами, но он продолжал читать.
«Спасибо за все, Куруруги Сузаку. Возможно, нам ещё доведется встретиться: на том свете или в другой жизни».
— Я тоже любил тебя, Лелуш.