Голосование. "Новый год в доме на холме".

Три старомодные вещи

Москва, 31 декабря 2019 года
**
Проснулся Пьер 31 декабря около полудня. Болела голова, ныли ноги в джинсах, снять которые по приходу домой после soirées dans un restaurant Безухов не смог ввиду чрезмерного телесного утомления.

Морщась, Пьер встал с дивана и побрел в ванную, пытаясь вспомнить, есть ли у него что-нибудь от головной боли. Кроме старинного пистолета с дарственной надписью – подарка на какой-то праздник от друзей – ничего не вспоминалось. «Недаром французы изобрели в свое время гильотину», - думал он, умываясь.

За окнами шумела новогодняя Москва. Жил Пьер на Гончарной, так что к вечеру планировал все-таки прийти в себя и сходить на Красную площадь.

Далее Безухову предстояло убедиться, что у него пусто как в холодильнике, так и в кошельке. Постукивая по столу черным «Тинькоффом», он стал соображать, кого из друзей можно вытащить на променад до «Скуратова». Эспрессо, который варили в этой кофейне, отлично приводил голову в порядок.

От раздумий Пьера отвлек звонок телефона. Не без труда найдя его в объемистом саквояже, вмещавшем также ноутбук, несколько зарядных устройств и пару учеников, Безухов включил громкую связь. Комната заполнилась уверенным голосом Болконского.

- Жив ли ты после вчерашнего кутежа, mon ami?
- Некоторым образом, - Стараясь говорить тише, ответил Пьер. – Чего не скажешь о моем кошельке. Единственное, что помню отчетливо – как официант приносит счет. Я даже на мгновение протрезвел.
- Да, хорошо посидели, душевно, - Хохотнула трубка. – Да и Наташе ты все-таки симпатичен. По секрету мне потом сказала – шутки твои были так себе, но человек ты необыкновенный, рядом с тобой, цитирую, «…не в силах я удерживать своей радости, выражающейся смехом».
- Да брось, - Смутился Безухов. – Ну какая я ей пара. Полнеть начинаю, зрение подводит, да и работа так себе. Кому сегодня нужен репетитор-историк? Помощь людям – это призвание, а не деньги, как говорил один известный политик. Но слушай, что это мы par téléphone? Ты от «Скуратова» далеко?
- Не поверишь, друг, как раз подъезжаю! Собственно, и звоню поэтому – не хочешь прогуляться и выпить кофе? Погода хороша, девушки еще краше – зима, брат! Произведение искусства, а не время года!
- Конечно, подойду через полчаса, - Ответил Пьер, радостный оттого, что не нужно кого-то искать и пуще того – уговаривать. – До встречи!


**
От вида машущего рукой Болконского, пьющего кофе за столиком у окна, похмельные тучи на душе Безухова рассеялись окончательно. Безукоризненно трезвый (словно и не было вчера развеселой гулянки), Андрей пил сложносочинённый раф и увлеченно говорил с кем-то по телефону. При виде Пьера он быстро закончил диалог и вскочил, протягивая руку.

- Приветствую товарища педагога! - Сообщил он. – Давно хотел спросить: как успехи в народном просвещении? Есть сдвиги?
Пьер ответил на рукопожатие, сел напротив и пригубил предусмотрительно заказанный другом эспрессо.
- Есть. У меня. Скоро двинусь умом и получу, как шахтер, ранний пенсион.
- Да не переживай ты так! Слушай, ты сегодня что делать планируешь?
- Попить с тобой кофе, прогуляться до магазина, отдохнуть, а вечером пойти на площадь, - Слегка удивился Пьер. – А что, есть предложения?
- Конечно! Слыхал о том, что в районе Мельницкого переулка появилась гадалка? Коллеги мои ходили к ней на прошлой неделе – и сообщили, что предсказания сбылись!
- Да ну, сказки все это. – Поморщился Безухов. – Ты солидный человек, работаешь в крупной финансовой фирме. Тебе ли верить в гадалок?
- Слушай, давай сходим. Мне просто с кем больше – все знакомые уже были. Не понравится – просто уйдем. А одному как-то боязно, вдруг правда развод на деньги.
- Ну хорошо, хорошо, - Сжалился над другом Пьер. – Вот допьем сию амброзию, перекусим и пойдем.
- Что бы я без тебя делал, mon cher homme! – Обрадовался Болконский. – Ты мой спаситель. Серьезно, ну не Наташу же было звать – она точно бы засмеяла.


**
- Мельницкий, 41с2, - Не без удовлетворения констатировал Болконский. – Не врали люди-то, действительно тут гадалка обосновалась.

Безухов с удивлением смотрел на цветастый шатер, раскинувшийся на парковке около торца дома. Шатер напоминал цирк-шапито в миниатюре – впечатление портила лишь несколько линялая и грязная из-за снега и реагентов ткань. Ощущался слабый запах трав.

- Ну прямо maison de sorcière, право слово, - Задумчиво пробормотал Пьер. – Но на вид – ничего опасного.
- Тогда заходим. – Решительно сказал Андрей и первым поднял полог, проходя в темные недра шатра. Безухов нырнул следом.

Внутри было тепло, темно и спокойно. Почему-то звуки улицы не пробивались сквозь ткань, так что единственным, что слышали друзья, был непонятный шелест. Привыкнув к темноте, они поняли, что издает его старая колода карт, которую увлеченно тасовала гадалка.

- Вижу вас как наяву! Присаживайтесь, господа. Всю правду о вас расскажу. Но если не понравится, уж не взыщите.– сказала гадалка.

По голосу стало понятно, что она еще очень молода.
Друзья уставились на девушку. Яркая когда-то шаль, скромное платье и легкие сандалии: для зимней Москвы комплект явно не подходил. Единственным, что выделяло гадалку внешне, были волосы необычного зеленого цвета, напоминавшие о свежей траве. А так - самая заурядная: пройдет рядом, через минуту уже и не вспомнишь.
Пока друзья устраивались на тканевом полу, гадалка усела разложить карты.

- Правда о вас, господин Болконский, - Кивнула гадалка Андрею. – Следующая: в ближайшем будущем вы окажетесь любимцем судьбы. Советую не упустить выгоду: карты говорят, что вас ждет обилие денег. Но помните: мир будет следить за тем, как вы их тратите. Действуйте разумно.

«Ого, а ведь мы не представились», - Подумал Пьер, - «Может, на самом деле колдунья? Да нет, так не бывает. Наверняка друзья Андрея про него рассказали».

- Ну а вас, господин Безухов, неверующий вы мой, - Улыбнулась ему девушка. – Тоже ждет приятный подарок. Правда о вас: в скором времени вы встретите свою любовь. В очередной раз. Карты говорят: та, к кому вы питаете чувства, тоже любит вас. Но вы почему-то до сих пор не признались друг другу.

Безухов сидел, словно громом пораженный. «Как она узнала? Такое вообще возможно?», - плыли в его голове беспорядочные мысли, пока Андрей пытался расплатиться с девушкой, а та отнекивалась, говоря, что «ее заказчик – мир, поэтому ничего не нужно». В итоге сошлись на том, что Болконский купит ей новую шаль.
Шатер друзья покинули в смятении.

**
- Вот это да. – Повторял Болконский. – Вот это здорово. Но как же мне потратить деньги, что на меня свалятся? Mon ami, как угодить миру?
- Пожертвуй в приют для бездомных животных, - Вяло отмахнулся от друга Безухов. – Вот у меня – предсказание так предсказание… Что делать – даже не представляю.
- Да все очевидно, - Ответил Андрей. – Подойди сегодня к Наташе и признайся. Новый год, время чудес. Ну что ты так смотришь? Всем все ясно, кроме вас двоих.
- С чего ты взял… Ай, ладно, раз всем очевидно, то и говорить не о чем. Снова мы идем по кругу – ну какая я ей пара?
- Хорошая. – Серьезно посмотрел на друга Болконский. – Я давно тебе говорил, а ты не верил. Сколько вы уже так? Больше года ведь, а подвижек нет. Все еще на «Вы», словно и не знакомы вовсе.
- Но откуда об этом узнала гадалка?
- А откуда она узнала про деньги? Магия, друг, на то и магия, чтобы непонятной быть…

Друзья разошлись на выходе из переулка. Но перед расставанием Болконский сумел-таки убедить друга прийти на Красную площадь не в одиночестве, а вместе с собранной им компанией (в которой ожидалась и Наташа). «От судьбы не убежишь», - со странной улыбкой сказал Пьеру Андрей – и тот согласился, сам не понимая, почему.

**
Красная площадь встретила Пьера ликующей, хмельной от радости толпой. К счастью, компания Болконского сумела застолбить местечко и даже расставить несколько столиков с закусками и шампанским.

Практически сразу Безухов увидел Наташу. Смеясь, она беседовала с Андреем, а увидев Безухова, замахала ему рукой. «Неужели проболтался, идиотус эдакий», - с ужасом подумал Пьер, пробираясь через народные массы. Затем он увидел, что Наташа пробирается ему навстречу.

Встретившись на небольшом свободном пятачке, Наташа и Пьер замялись, не зная, с чего начать разговор. Пьер решился первым.
- Наташа, я должен вам признаться. Сегодня я был у гадалки… Точнее, мы с Андреем там были… Мне так неловко, но она… В общем… Вы мне очень нравитесь! – Выпалил на одном дыхании Безухов, сам не понимая, откуда в нем столько смелости. Внезапно захотелось купить белую шляпу и пнуть Царь-пушку.
Наташа почему-то побледнела.
- Подождите, как у гадалки… Это же… Но… - Сумев взять себя в руки, девушка посмотрела Пьеру в глаза. – Бог с ней, с гадалкой. Вы мне тоже нравитесь, но я не решалась…
- Да нет, это я не решался…
- Не стоит виноватиться...
Взаимные извинения грозили затянуться, но тут из толпы вынырнул Андрей.
- Салют влюбленным! Куранты вот-вот пробьют, милости прошу к нашему походному шалашу, - сообщил он.
Наташа и Пьер смотрели друг на друга. А затем, взявшись за руки и стараясь ступать как можно мягче, чтобы не расплескать нахлынувшие чувства, пошли за Андреем.
- Вы будете со мной встречаться? – Спросил Пьер на ходу.
Бой курантов, хлопки бутылок шампанского и ликование толпы слились в единую симфонию. Заключительной нотой в ней стал ответ Наташи.


**
Москва, 1 января 2020 года

- Алло! слушай, Наташ, ну ты даешь! Такая маскировка, я тебя вообще не узнал.
- Андрюш, ты про что? Извини, не позвонила вчера – закрутилась по работе, все пришлось отменить. Хотя и парик купила, и договорилась насчет шатра, задаток внесла. А потом один звонок – и пришлось в офис лететь, чтобы к новогодней ночи закончить. Извини еще раз, что дернула, да еще 31 числа.
- Стоп, а к кому мы с Пьером ходили тогда? Я его, знаешь ли, еле уговорил!
- В смысле «ходили»? Там никого не должно было быть, я все отменила в районе полудня.
- Ну, знаешь… Не шути так! Шатер, гадалка, мне про прибыль нагадала, Пьеру – про тебя. Как мы с тобой и договаривались. Это точно не ты была? Не шутишь?
- Это я тебя должна спрашивать! Ну да, план такой был, но меня-то там не было! Дела…
- Больше тебе скажу: я удачно в лотерею сыграл, выиграл около ста тысяч. Хотел спросить – у тебя на примете приютов для животных, которым помощь нужна, нет? И магазинов шалей хороших…

Из записок некого детектива Порфия П.
«Что это было? Проделки малолетних сектантов? Шутки фанатиков? Или что-то более мрачное и неведомое нам, людям? Ответов на эти вопросы у меня нет.»

Новогодний вечер принес с собой холодрыгу, однако, сей факт совершенно не смущал толпы нагруженных подарками людей. Они были совершенно счастливы, докупали последние подарки, тащили елки и гигантские ветки, обменивались поздравлениями и пожеланиями. И только один человек был серым пятном на фоне чужого веселья в ожидания чуда. Оно никогда не было желанным гостем в его доме, уме и мыслях. Хмуро глядя на веселые компании, что уже начали распевать праздничные песни, он раздумывал над своей жизнью, сегодня его выгнали с университета и юрист-недоучка не мог заявится на порог семейной квартирки с этими новостями, да еще и с пустыми руками. С работой же все было еще печальней, то по незнанию его кидали, то по глупости не выплачивали заработок. Но в чем бы не была причина, Раскольников в ней истоков не искал. Ему проще было смирится и плыть по течению, но только сейчас, только сегодня он хотел изменить судьбу и уже второй час на этой угрюмой лавочке обдумывался извечный вопрос: быть или не быть.

Ранее днем он прогуливался по парку, а именно – по самой его темной части и неожиданно для себя обнаружил совершенно старый, абсолютно нечитаемого возраста дом. Он был забыт, мрачен и нелюдим. Уже второй час на этой лавочке обдумывался план проникновения в особняк, наконец парень таки неуклюже встал и двинулся выполнять задуманное, не то, чтобы в нем были скрыты какие-нибудь воровские таланты, но дело не казалось сложным, тем более, погода была на его стороне. Снег понемногу ложился тонким слоем на замерзшую землю и обещал скрыть все сегодняшние дела, какими бы темными они не замышлялись.

В той части дорога вилась абсолютно нелюдимой и тихой. Деревья стояли стеной и даже отсутствие листвы совершенно не мешало скрывать участок парка от всех любопытных глаз. Некоторое время спустя, впереди выросло огромный старинное строение. Что совершенно не вписывалось в картину современности, но Раскольникова это совершенно не волновало.

Перед домом тянулась большая кованная ограда, которую не составило особого труда перемахнуть. Воровато оглянувшись, он короткой пробежкой достиг одного из темных углов дома. По стене от земли до самой крыши тянулась длинная решетка для дикого винограда. Она казалась совершенно удобной для подъема, а на самом верху еще и оказался уступ, на который выходили чердачные окна. Помявшись и прицелившись, парень достал молоток и аккуратно разбил ближайшее темное окно, внутри которого оказалась огромная комната, сплошь уставленная мебелью покрытой черной тканью. Под ней, вместо ожидаемого стояли старые статуи, исполненные в самых причудливых позах. Лестница пряталась в углу и вела во тьму, за которой скрывался коридор третьего этажа. Он тянулся в даль со множеством дверей.

Преодолев внезапную дрожь, парень дернул ручку первой, та оказалась незапертой и явила перед незатейливым вором спальню. За второй и следующими были абсолютно такие же комнаты. Различались только женские платья в шкафах и старинные драгоценности на трюмо. Глаза юноши уже горели опасным блеском предвкушения. Совершенно позабыв об осторожности, он стал грести все в сумку, иногда отвлекаясь на мрачные звуки. В доме то и дело раздавались тихие скрипы, странные шорохи, тиканье часов и приглушенное скрежетание. Обследование второго этажа заняло немного больше времени, но открыло для воришки целую лавку чудес. Там идентично к третьему этажу располагался коридор со множеством спален, но те определенно были мужскими, полными разнообразного старинного оружия, наборов для письма и старых курительных трубок, что незамедлительно отправились в сумку.

Вещей становилось слишком много, пришлось несколько раз подняться на чердак и сложить весь скарб у разбитого она, теперь казалось, что незадрапированные фигуры осуждающе смотрят и злобно провожают взглядами. «Совесть шалит, не иначе», – думалось Раскольникову. Эта самая совесть уже начала давить на мозги, поэтому пора было заканчивать с этими похождениями и искать лестницу на первый этаж. Найдя искомое и спустившись, взору предстала гигантская кухня. Совершенно не современная, но еда приветливо громоздилась на длинных столах готовая к употреблению и что самое странное, она была горячая, это немного напугало. Пора было сматывать удочки, но что же еще таилось в других комнатах? Вопросы множились и желанием наживы превратилось в исследовательский огонек. Арка в стене открывала вид на столовую, которую пересекал длинный дубовый стол, полностью накрытый, не хватало только блюд с кухни. У противоположной стены разместилась еще одна, только та была укрыта портьерами, за которыми располагался громадный холл с парадной лестницей, деревянными вешалками, диванами и ресепшеном. Раскольников наконец понял, куда же он попал. Это оказался отель сделанный под старину. Но где отель, там и жильцы, почему никого не видно?

За спиной хлопнула входная дверь, но парень готов был поклясться, что ее никто не трогал. Звонок на стойке издал трель, наверху заиграла тихая музыка. Он вспомнил, в одной из комнат стоял граммофон. Пора было покидать это место, но путь назад был закрыт, из столовой донеслись звуки отодвигаемых стульев и постукивание приборами. Дрожь пробрала до костей, наручные часы показали, что Новый год уже наступил и даже успешно прошел, но ведь казалось, что он только недавно зашел! Ощущение времени было совершенно потеряно.

За вестибюлем расположился темный коридор, на проверку оказавшись зеркальным. Те располагались таким образом, чтобы создавать ощущение бесконечности. Несколько мгновений Раскольников рассматривал отражение окружающего, но потом взгляд зацепился за темные пятна на нем. Присмотревшись, оказалось, что принятое за грязь являлось надписями. Одни были неразборчивыми, другие на неизвестных языках, но некоторые прочесть удалось. «Зачем ты забрался в это проклятое место? Вошедшему сюда не дано выйти! Зачем ты трогал мои вещи?! Прямо сейчас обернись и БЕГИИИИИИ!», – гласили они. Напугавшись до смерти, Раскольников уже хотел ломанутся на выход через входную дверь, наплевав на конспирацию, но обнаружил там старушку. Одета та была в старинное черное платье с накидкой на всё лицо, что впрочем его совершенно не скрывало, а в руках немного подрагивал фонарь с таинственным зеленым свечением. Мрачный и старый, но старушка напротив добродушно улыбалась. Она осмотрела Раскольникова с ног до головы, заглянула кажись даже в душу и проворковала.

-Глупый, глупый мальчик, ну зачем же ты залез через крышу? - мило прошептала она.
-Глупый, глупый мальчик, ты же мог поранится! – проникновенно сказала она.
-Глупый, глупый мальчик, зачем было раскрывать моих детишек? Им холодно! – серьёзно сказала она.
-Глупый, глупый мальчик, зачем было красть мои украшения? – уже громче.
-Глупый, глупый мальчик, иди ко мне, я научу тебя манер! - орала она.

Слушать далее не было смысла, парень рванул по коридору и выскочил на лестницу, так быстро преодолевать 3 этажа ему еще не приходилось. Мимоходом отметил, что все двери распахнуты, хотя должны были быть заперты. Но они молниеносно захлопывались, как только он их миновал.

На чердаке все так же неподвижно стояли фигуры, теперь они не были укутаны, а у разбитого окна больше не громоздились сокровища, только черная ткань. Раскольников выпрыгнул на подоконник и собирался спрыгнуть на крышу, но внезапно что-то затянуло назад. Каменные фигуры теперь стояли полукругом у окна. В следующее мгновение зеленый фонарь оказался перед глазами, свет затягивал и манил. Последняя мысль была о том, что черная ткань уготована именно ему.

И записок некого детектива Порфия П.
«Время от времени нам поступают сведения о призрачном доме, возникающем в канун Нового года в определенном парке (место засекречено). Впрочем, тот ни разу не был обнаружен никем из исполнителей закона. Однако, 10 лет назад были получены сведения очевидцев, нашедших его. Следует, что войти на территорию невозможно, все окна и двери заколочены, но на крыше был замечен человек, он заколачивал последнее окно под тихую музыку.
Подобных сообщений имелось несколько, правда несмотря на это, прибывшая утром на место опергруппа ничего не обнаружила: ни свидетелей, ни следов (шел жуткий снег), ни самого дома.
Что это было? Проделки малолетних сектантов? Шутки фанатиков? Или что-то более мрачное и неведомое нам, людям? Ответов на эти вопросы у меня нет. Но покопавшись в архивах, я обнаружил, что в 15 веке, в неком месте, стоял отель для аристократов. Который вскоре был сожжён во время возобновления охоты на ведьм.
Как бы то ни было, дом не появлялся последних десять лет. До сегодняшнего дня. Поступила сводка, что вчера, в канун Нового года некая группа несовершеннолетних лиц набрела на странный особняк и решила туда проникнуть. Один из участников, поссорившись с компанией, в дом заходить отказался. С его слов следует, что дети зашли внутрь, да так и не вышли, все двери и окна заколочены, только внутри слышалась музыка. Оперативная группа уже ожидает в холле, странным фактом является то, что они никогда не попадали на место до рассвета. Сейчас 12 часов ночи, Новый год уже наступил и мы готовы выдвигаться в путь. Не знаю, что нас ждёт, но чувствую, что тайна будет раскрыта…»

Записки так и не были окончены.

Нежданная страсть профессора Преображенского

Он заметил её в театре, окидывая взглядом со своего места набежавший на предновогоднюю премьеру люд. Она сидела к нему полу-боком, в глаза бросились точёный нос, белоснежная шея и высокая округлая грудь в глубоком вырезе атласного голубого платья, от которого всего профессора мгновенно залило жгучей волной стыда человека, невольно подсмотревшего что-то крайне неприличное… Это давно позабытое, если вообще знакомое, ощущение так поразило его, что он было привстал, да так и остался стоять на полусогнутых с открытым ртом и пришёл в себя только почувствовав настойчивое подёргивание за полу сюртука. Нехотя, он обернулся на сидящего рядом доктора, тот кашлянул и указал глазами сначала на сиденье, потом на сцену – представление началось.

Преображенский сел и стал прилежно смотреть спектакль. Однако внутренний взор его, раз за разом скользя с точёного носа, неизбежно падал в ослепительный омут, отороченный атласными берегами – час десять – до антракта. В антракте она не вставала со своего места, а сокрушённому профессору пришлось выйти в уборную – возраст давал о себе знать.

После спектакля, пока Борменталь ловил машину, профессор топтался у входа, жадно вглядываясь в лица выходящих женщин. Песцовая шубка, тяжёлая русая коса, уложенная вокруг головы короною. Их взгляды встретились, и у профессора случилась тахикардия: невозможно-глубокая синева поглотила его без остатка. По дороге домой он не мог связать и двух слов по сюжету спектакля.

С тех пор Филипп Филиппович занемог. Он то метался из угла в угол в своём кабинете, то сидел, безвольно уронив лоб на рабочий стол. Когда с ним пытались говорить, глаза его блуждали по стенам, а ответы были односложны и невнятны. Даже напевать перестал! Пришлось отменить все операции и прикрыть приём. Доктор Борменталь был крайне обеспокоен. Зина притихла. Дарья Петровна, вздыхая, вопрошала в пространство: «Что ж подавать к праздничному столу? Осталось-то поменьше двух недель, пора бы уже и готовиться…»

Потом профессор вдруг оделся и вышел. Вернулся поздно за полночь. Не снимая пальто и ботинок, прошёл в кабинет и уснул так, сидя за столом. Испереживавшийся доктор обнаружил тогда размашисто исписанную профессорской рукой бумагу:
Бывает ежегодно
на первом и последнем новогодних спектаклях.
31 декабря!!!!!!!!
…
На ночь глядя, когда все уже укладывались спать, дверь в комнату, где с недавних пор стал оставаться доктор, внезапно распахнулась и на пороге вырос профессор Преображенский, зачем-то одетый в чистое предоперационное бельё, в руке его трепыхался крепко удерживаемый за уши заяц.

- Иван Арнольдович, пройдёмте в смотровую! – возбуждённо произнёс Преображенский и выскочил в коридор.

Ничего не понимающий Борменталь, вышел следом. Когда он вошёл в смотровую, заяц, слабо подёргивая задней лапой, уже лежал на металлическом столике. Сверкающий глазами профессор, зажимал бедному животному морду куском ваты, от которой несло хлороформом. Затем профессор включил яркую операционную люстру и полез на операционный стол. Борменталь опешил.

- Режьте, дорогой доктор!
- Но помилуйте, профессор, - пролепетал доктор дрожащими губами.
- Нет мочи моей больше, режьте к чертям!! Не то умом тронусь...
…

Операция прошла успешно – практики по омоложению престарелых любителей любовных приключений у доктора Борменталя и профессора Преображенского было более, чем достаточно. И хотя доктору нынче пришлось справляться самостоятельно и в большом психическом стрессе, он не оплошал. Пациент быстро шёл на поправку и вскоре уже имел вид гораздо более свежий и энергичный, чем до злосчастного посещения театра. А через неделю и вовсе расцвёл и похорошел, снова стал общителен, ел с большим аппетитом. Купил себе новый франтоватый костюм и покрасил волосы. А тридцать первого декабря за полдень незаметно выскользнул из дома.

…
После спектакля зрители в приподнятом настроении кто парами, кто галдящими стайками стали выходить из театра. Укрывшись в тени колонны, Преображенский ждал, судорожно сжимая трость во вспотевшей несмотря на тридцатиградусный мороз ладони…
Она, наконец, показалась. Она была одна.

Девушка не стала брать таксомотор - плыла какой-то почти невесомой походкой вдоль заснеженной улицы. Уже стемнело и позёмка, превращаясь под фонарями в шипяще-искрящихся змей, вилась у её, скрытых мечущимся подолом, ног. Небесно-голубой шёлк подымался до колен и нырял под пушистую шубку. Мужчина мысленно продолжил его: вот, взбираясь крутой линией женских бёдер, гладкая ткань льнёт к изящной талии, а ещё выше образует то чудесное, сводящее с ума, округлое озеро, к которому хочется приникнуть и, потрескавшимися губами иссушённого жаждой до полуобморока человека, пить, пить, захлёбываясь, свежую обжигающую влагу! Откуда-то снизу вдоль помолодевшего профессорского тела пошла жаркая волна, с силой ударившая в голову. Тем временем девушка свернула в переулок.
Добежав до угла, Преображенский успел заметить озаривший жёлтым огнём тьму тупичка и тут же погасший дверной проём. Бросившись к тому месту, профессор нащупал холод металлической ручки и потянул. Дверь приоткрылась. За дверью было темно и тихо. Он шагнул внутрь. Тесная прихожая. Преодолев крутую лестницу на второй этаж, он замер в небольшом квадратном помещении. Из дверного проёма слева лился тусклый лунный свет. Профессор помедлил, прислушиваясь. Но услышал лишь шум собственной крови в ушах да гулкие размашистые удары сердца…

Она стояла спиной к нему в комнате, залитой лунным светом. Он осмотрелся: стол и стул… и неприбранная кровать – больше ничего. Женщина обернулась, в гладко уложенных волосах бриллиантами блеснули бусины причудливой формы, которые в неясном освещении мужчина нашёл странно похожими на отполированные кусочки льда. В полной тишине, она неожиданно двинулась к нему. Шубка распахнулась, и на груди её, так же, как и в волосах, притягивая взгляд, льдисто блеснуло колье. Он не видел холодной синевы широко распахнутых глаз. Она ухватила его за щёки, и он беззвучно раззявил рот, задохнувшись от вымораживающего льда её ладоней, так, что хрустнула челюсть. Жуткий непереносимый холод ухнул до самых пят… Девушка отняла ладони и в глазах её, вдруг налившихся рыжим пламенем, отразился, с глухим стуком осевший на пол, человеческий скелет, обтянутый пергаментной кожей…

…

- Дедушка, я пришла…
Она повесила шубку и направилась к кровати, стоявшей в глубине комнаты. Там, в сумраке лежало щуплое бледное старческое тело. По костлявой груди от места, куда девушка опустила свои пылающие ладони, во все стороны, очерчивая беспомощный силуэт, потекли волны ярко-рыжего огня. Лежащий вздохнул – глубоко и протяжно, и с телом его стали происходить странные изменения: на нём словно нарастали упругие молодые мышцы, кожа разглаживалась и розовела, спутанная грязно-серая бородища засияла серебром и стала завиваться задорными кольцами… Мужчина открыл глаза и сел:
- Да… да, дети ждут!
Внучка отняла руки от дедовой груди и бросила залитый глубокой синевой взгляд на огромный мешок, стоящий в углу.

 Бесконечное трансцендентирующее одиночество в толпе. В её плотном кукурузном початке зияет пустота, которая ещё недавно была заполнена тобой. Но получилось так, что тебе уже нет в ней места...

       Пух шёл сквозь эту толпу (ну, как "шёл" - перекатывался с одного здорового и  круглого хитруковского бока на другой), глубоко понурив голову. (Ну, как "понурив" - нелегко понурить верхнюю часть шара относительно нижней его части. Однако, общее ощущение понурости было очевидно. Возможно, этот эффект производили обмякшие полукружья ушей, а возможно - плотная тёмная аура безысходности, в которой, казалось, навсегда тонули беспечная летучесть и распахнуто-большеглазое ожидание чуда, золотисто посверкивавшие в предновогоднем воздухе).

       Ещё час назад всё было иначе. До конца рабочего дня - последнего в этом году - оставалось всего ничего. Впереди - долгожданные каникулы. Сложив в урну за углом оставшиеся флаеры, он зашёл в "Аврору". На первом этаже - недалеко от входа в огромный помпезный ТРЦ - имелся приличный туалет, где можно было спокойно и с комфортом привести себя в порядок. Встав перед зеркалом он взялся за уши и потянул их вверх. Без эффекта. Дёрнул резче - никак. Ощупал шею...да что не так с этим чёртовым костюмом..? Пару часов назад всё снималось! В недоумении он уставился в зеркало. Нет - определённо что-то было не так. Из зеркала на него привычно смотрели глаза Винни-Пуха, но... Каменным штырём в сознание воткнулась мысль. Они были ЖИВЫМИ.

       Не знаю, стоит ли описывать последовавшие за этим эмоции и телодвижения. Думаю, вы и так живенько всё представили. И шерсть на себе рвал (или плюш...? да какая теперь уже разница...хотя, шерсть, пожалуй, выглядит драматичнее - клочья такие в разные стороны...зеркально-глянцевые стены и пол - все в бурых волосьях...даже, наверное, в крови), и в пасть заглядывал, и ревел, бедолага...

       А теперь он шёл в толпе. Большой, круглый, коричневый, потерянный и...СМЕШНОЙ. Дети, заливаясь, тыкали в него пальцами, родители - умилённо улыбались.

       "Куда я иду? Домой? У меня есть дом?" Он представил, как входит в подъезд, открывает дверь, прошмыгивает в свою комнату (усмехнулся - "прошмыгивать" с текущими-то габаритами?) и - что? сидит там безвылазно? или, как ни в чём ни бывало, здоровается с тётей Наташей и идёт ужинать? Теоретически можно снять квартиру, пойти в гостиницу. И? "Мне - одноместный, пожалуйста?" Блин.

       Стараясь не видеть себя в витринах, он шёл к парку. Это единственное, что сейчас пришло ему в голову. Да, наверное, пришло бы любому. Избавиться от восторженных взглядов и идиотских реакций. Сесть (лечь?) на скамейку в глухой аллее. И обдумать всю эту (х...ь) ситуацию.

       Скамейка была занята. Нет, она была не единственная в парке. Но та самая, на которой он хотел сейчас находиться. Сидеть или лежать. Откуда-то поднялась злоба. "Пусть валит отсюда этот отдыхающий! Ему сейчас явно получше, чем мне!" И самой решительной из виннипуховых походок он направился к "своей" скамейке.

       На скамейке лежало что-то большое и розовое. При виде Пуха оно поспешно поднялось и испуганно посмотрело ему в глаза. Да-да - это был он. Пятачок. И глаза его тоже были вполне живыми...

       Наверняка случались на этой планете события, заставлявшие людей переживать и бОльшую радость. Но то - людей. Ни медведям, ни свиньям ещё не приходилось испытывать подобного счастья - уж поверьте.

        Но радость радостью, а...фер-то ке? Обстоятельства переформатирования Пятачка оказались приблизительно теми же, что у Пуха. То есть ясности в картину не добавляли. Было смутное ощущение, что есть третий. Но кто он?

       Тем временем темнело - в парке становилось мрачновато-неуютно. Пятачок замерзал - всего-то минус пять, но голубые хэбэшные штаны в клеточку тепла не добавляли. Да и двенадцать скоро - Новый Год как ни как. Решили ткнуться в кафе. Авось прокатит - мало ли аниматоров в городе?

       "Кстати - почему Пятачок в штанах, а я без?" - подумал, вдруг, Пух. Мысль крутилась в голове всю дорогу. Нелепая в данной ситуации проблема, но отчего-то ему стало неловко. И Дисней хорош - Пятачок в чудном боди, а на Пухе жалкая  рубашонка пузом наружу. Безобразие - ей богу! Однако, полегчало.

       Завернули в первую же кафешку на выходе из парка, забурились в самую глубь и заказали по глинтвейну. С мёдом. Пятачку для профилактики, Пуху для удовольствия. Да-да. И везде б такие официанты. Ноль эмоций - сплошное "радушие".

       Идея с глинтвейном оказалась не так уж хороша. Хотелось плотнее обсудить ситуацию, подробнее покумекать. Но Пятачка сморило сразу. Он лежал на столике, по-детски сложив под щекой (руки? ноги? копыта?) верхние конечности, приоткрыв розовый рот и уютно посапывая. "Какой ты на самом деле?"- думал Пух. Хотя думать надо было совсем о другом...

       Народ за окном всё редел. И всё более ускорялся. Одиночество накатило вновь. Какой была до сих пор его человеческая жизнь? Что, если путь туда закрыт навсегда? Ничего уже больше не будет - он навсегда останется толстым, круглым Винни-Пухом: "В голове моей опилки, да-да-да!" И вдруг - он не понял, как это произошло - но всё изменилось. Стало легко и спокойно. Опилки - да! Не нужно больше ничего из себя изображать и за чем-то гнаться. Он - забавный, неуклюжий медведь. Открытый и искренний. Такой какой есть - до самой последней опилки в своей нелепой ушастой голове. Каждый день своей жизни проживающий так, как он хочет! Счастье - ты ли это?

       Куранты отбивали двенадцать. Пух поднял глаза - перед ним стоял "радушный" официант и на сей раз с вполне искренней улыбкой протягивал ему шампанское. Чокнулись. Пух повернулся, чтобы разбудить Пятачка... Но на столике дремал вовсе не Пятачок! Это был белобрысый пацанчик лет двенадцати. И бокал с шампанским держала не медвежья лапа, а его собственная - вполне человеческая - рука.

       На улице они одновременно оглянулись. Кафе "Кристофер". Кто б сомневался.Почему не заметили сразу? Ну...вот так.

       В первый же рабочий день студент Иван Пухов пришёл на кафедру бухучёта и забрал документы. Потом купил билет в Аргентину. В один конец. Взял фотоаппарат и - всем пока! Глупо? Как знать...

       А как же ученик пятого класса Петя Пятаков? Ну, ему ещё далеко до этих ломок. Он пока что завёл в школе газету. Пишет туда всякие истории. Приправляя их Пуховскими фоточками.

- Только раз в високосный год, в день бога Януса, когда все двери открыты, и лица наши обращены и вперед и назад, только в этот день ты можешь стать человеком, преодолев в себе нечеловеческую сущность.

Хриплый голос старейшины было слышно за пределами небольшого заброшенного лесного домика, где мы собрались за час до полуночи. Снег через разбитые окна и сломанную крышу засыпал пол и разваленный камин. Пришедшие так и стояли по колено в снегу.

В этом году остался только я, кто не прошел обряд. Меня переполняет важность, от осознания того, что стану взрослым.
Весь предыдущий год я представлял, как пройду испытание, и с какой гордостью будет глядеть на меня община. На меня, который вытравил из себя не-человека.

Выходя из домика, я спиной ощущаю молчаливые взгляды сородичей. Казалось, что это они, а не начавшийся снегопад, поглощают слова наставлений. Я не слушаю их, для того, кто все давно решил, это лишнее.

Хорошо, что идет снег, думаю я, хорошая примета – и следы скроет, и я буду незаметен. Там впереди за холмом небольшой поселок, остановка электрички почти за поворотом. Я не успеваю дойти до него, как вижу впереди силуэт, сквозь снег он сначала размытый, но чем меньше расстояние между нами, тем он более четкий. Это девушка. Обряд приписывает определенный порядок действий, но я настолько уверен в себе, что решаю их проигнорировать.

Поравнявшись с ней, я с легкостью одним ударом опрокидываю ее на заснеженную тропинку. Тело падает с глухим стуком. От удара шапка слетает с ее головы и на темные волосы падает снег. Время становится тягучим и медленным. Я успеваю заметить, как вокруг нас собираются мои сородичи. Их тонкие корявые руки поднимаются к небу. Девушка застыла от страха и почти не сопротивляется. Я даже через зимнее пальто слышу, как стучит от страха ее сердце. Скоро и у меня будет такое же. Осталось только забрать его. Вытравить из себя не-человека и стать человеком. Все просто. Я готовил себя к этому.

Я перевожу взгляд на ее лицо и сразу теряюсь в зеленых глазах. Какие они огромные, безумно испуганные, но почему-то без слез. Неосознанно провожу по ним пальцем. Она зажмуривается. Слюнявлю палец и провожу снова. Хочется увидеть, как она плачет.

- Не надо, пожалуйста, - чуть слышно шепчет девушка.

Почему-то застываю от ее голоса. В обряде нет предписаний о разговоре, но мне хочется еще раз услышать ее. Теперь она замечает, что мы не одни, и только тихий, почти затравленный вой вырывается из ее легких.

Старейшина протягивает мне деревянный нож. Я медлю, и он наотмашь бьет меня. Отлетаю в сторону, но следующим прыжком опрокидываю его, успевая выдернуть нож. Девушка кричит и закрывает лицо руками. Шатаясь, поднимаю ее с земли. Зачем-то пячусь назад, не отпуская ее. Она держится за меня двумя руками.

- Пожалуйста, - шепчет она.

Меня выворачивает от ее шепота. Лучше бы кричала, бежала прочь, но она стоит за моей спиной и шепчет только это слово. Сородичи удивленно смотрят на старейшину, который на коленях ищет в сугробе нож. Я понимаю, что у меня есть несколько минут для того, чтобы или одуматься и забрать сердце, или окончательно стать сумасшедшим и убежать с девушкой. Не выбрав ни то, ни другое, я отпускаю руку девушки и кричу на нее.

До того, как они молчаливой сворой набрасываются на меня, ломая руки и ноги, я успеваю вырубить нескольких и дать скрыться девушке за поворотом. В следующий раз я прихожу в себя все в том же лесном домике, из которого я выходил всего час назад почти героем. Разрушенный камин расчищен, в нем горит огонь. Старейшина держит в руках раскаленную кочергу. Теперь я понимаю, почему я очнулся – от запаха гари, исходящего от моего тела. Запах горящего дерева наполнил домик. Старейшина, отбросив кочергу в сторону, заставляет меня поднять на ноги.

До того, как со мной покончат, все должны увидеть, что у меня выжжено на теле – Буратино. Проклятая метка данная нам. Ведь только став человеком, мы получали и человеческое имя. Видимо, мне не судьба им быть. Последнее, о чем думаю - девушка... она пахла лилиями.

МУХА-ЦОКОТУХА

Паутина из тёмных коридоров запутывала и кружила, как лабиринт, где нет подсказки для успешного выхода. Сколько бы Муха ни ходила по узким проходам, сколько бы ни петляла - бесконечные гулкие тоннели вели в никуда, а потом возвращали назад, снова и снова вынуждая скитаться в полумраке. Стены, каменные на вид, но мягкие на ощупь, порой вздрагивали и словно вздыхали, издавая раскатистый гул. Возможно, в этот момент в паутину попадала ещё одна жертва… Но когда же она сама попала сюда, сколько бродит вдоль тёмных коридоров? Она помнила момент, когда Паук поднял её в жёстком аркане, притянул к себе, и… темнота.

Муха остановилась, прислушалась. Глухо, как в коконе. Возможно, она высохнет здесь навсегда и превратится в тень, блуждающую средь бесконечных проходов и арок. Или её зачаруют комнаты, где она невольно останавливалась и вслушивалась, различая шепчущие голоса. Казалось, едва уловимо говорили стены, но нет, жалобы и стоны исходили от тех, кого она замечала здесь краем глаза… Бестелесных призраков.

Они ждали своей участи и тихо стенали о том, что забыты. Забыты всеми, даже, кажется, самим Пауком, но спрятаны здесь, в этом логове, навсегда. Муха иногда замирала у стены, пытаясь вспомнить, что было с ней, но тени касались её холодными объятиями – и всё исчезало, сопротивляться оказывалось бессмысленно и тщетно. И выхода не было. Тогда чуть приподнявшиеся крылья сникали, становились всё хрупче и прозрачней. Однако Муха всё равно продолжала идти. Потому что иногда удавалось увидеть нечто, что наполняло её душу надеждой - мерцание огонька впереди. Свет словно находился не в коридоре, а где-то бесконечно далёким маячком мелькал вне времени и пространства.

Так, зайдя за неуловимым огоньком в одну из комнат, она остановилась. Ведомая лишь предчувствием, она прищурилась, и стало заметно, как сквозь стены проступили цветы. Не совсем настоящие, словно из ткани, но яркой, задорной. Цветы в горошек, цветы в ромбик… Они не колыхались от ветерка, но всё равно огромные лепестки внезапно вздрогнули, как от удара… Фальшивое цветение начало жухнуть, чернеть, опадать дождём трухи и тлена. Чернильные клочья превращались в белые, как на месте пепелища, - и с бесконечно уходящего вверх потолка посыпали хлопья снега. Уже зима? Неужели наступила зима?

Ноги что-то коснулось, и Муха невольно отшатнулась. Из камней пола, припорошенного снегом, высовывалась лапа жука. А рядом и чуть поодаль торчали жёсткие матово-чёрные спины и головы, словно остовы огромных кораблей, засевшие во льдах. Они были повсюду. Мрачные, неподвижные. Муха наклонилась и посмотрела в один сетчатый глаз, которого не было. Только оболочка из хитина…

- Его нет. Только скорлупа… - прошептала Муха, отступая. - И никого больше нет. Возможно, нет и меня…

Снег падал на её голову, и Муха застывала, коченела, не в силах шевельнуть окончательно поблекшими крыльями. И снова там, где-то в далёком далеке блеснул свет. Муха печально, через силу подняла глаза. Побрела через заснеженное поле. Споткнулась - под снегом тускло переливался золотистым край монеты. Огромной монеты, той самой, которую она нашла когда-то… так давно… и так много было друзей. Где же они… Деньги бессильны вытащить её отсюда. И никто больше не верит, что она жива и просит о помощи…

Только свет фонарика. Слабый и дрожащий, приманивал взгляд. Он был тёплый, хоть и робкий, несмелый, очень неуверенный. Но он креп, становился сильнее, истовее, словно сам летел к ней, игнорируя коридоры и петляние лабиринта. Муха протянула к нему лапки, они казались отвратительными: высохшие, с зазубринами. А свет словно преображал их чудесным образом, делал мягкими, нежными. Свет дарил воспоминания, и оно разливалось теплом по телу, таким ласковым, сильным, страстным.

Это любовь? Вера в чудо? Или вера в неё…

Свет от фонарика вдруг заполнил её глаза до краёв, ослепил, пробрался, кажется, в самую голову до затылка, и…

… она открыла глаза…

На мониторе медленно ползли линии кардиограммы, попискивали приборы, где-то за окном доносились звуки музыки – новогодние узнаваемые мелодии лились по улицам. Светящиеся гирлянды разноцветно подмигивали в окно. Но внимание привлёк другой свет. Она скосила глаза и увидела на тумбочке самодельный фонарь, в котором горела электрическая свечка. Сын всегда умел мастерить такие штуки, он был сообразительный и умелый. Вот он и сам, положил русую голову на руки и заснул поверх больничного одеяла. Такой он всё-таки маленький. Ухо розовое. Вихорчик на макушке торчит, никак не уляжется.
Малыш вдруг поднял голову и посмотрел на неё.

-Мама? МАМА! Ты очнулась?! Мамочка! – голос его сорвался, и вот уже слёзы собрались в глазах, хотя он упрямо сморщил нос. Повысил голос, затараторил, словно пытаясь опередить рыдания: - Мама! Я видел… видел, как верёвка порвалась, как ты упала…

Она легонько постучала пальцами по его ладони. Вспомнила. Летний спектакль для дошколят - «Муха-Цокотуха»… Малыш подобрался, вытер нос и схватился за саблю, очень ловко скрученную из картона и фольги.

- Вот, это я сделал. Как у Комара, помнишь… Он отрубил Пауку голову, и я поклялся, что буду защищать тебя, я поклялся…

Он взмахнул самодельной блестящей саблей, и рука его вдруг упала.

- Только вот не было злодеев… Даже дядя Паук первым побежал к врачам… - Тут предательские слёзы покатились всё-таки по щекам. – Я старался, честно! старался! но сабля не помогала, мама…

Она перевела взгляд на фонарь, и малыш кивнул, вытирая глаза. Хлопья снега падали за окном, в стекле отражался свет и золотил снежинки.

- Просто новый год… - проговорил сын. – Я сделал для тебя фонарь и загадал желание, чтобы ты не боялась. Я всё время лампочки менял и верил, что ты увидишь… - Он замялся, потом радостно блеснул глазами, словно такую ерунду не пристало говорить настоящему мужчине. - Но сабля всё-таки круче, да?!

- Да, - прошептали её губы едва слышно и улыбнулись с благодарностью. – С новым годом, сынок. Ты мой маленький бесстрашный комарик…

Четвертый год обучения в школе чародейства и волшебства Хогвартс для Альбуса был богат на разные события. Но самым необычным и волнующим стало появление в школе учеников по обмену из Исландии. Их было двое, и они отличались ото всех, но при этом старались не выделяться. Такие же четырнадцатилетние, мальчик и девочка, они каждый день носили форму разных факультетов, сидели за их столами в общем зале, посещали занятия Гриффиндора, Слизерена, Пуффендуя, Когтеврана. Они общались со всеми и неплохо ладили и со старостами, и с преподавателями. Необычными были лишь их магические знания ─ Грила и Йол превосходно для своего возраста владели трансфигурацией. Мальчик и девочка старались узнать как можно больше обо всем и быстро получали 100 баллов по предметам.
Возможно, они бы и обратили внимание на Альбуса, но с самого первого учебного дня началось негласное соревнование, за которым с интересом следили преподаватели.
Рождество.Впереди главная ночь года ─ рождественская, но перед ней приятный вечер, утомительный день и долгое утро.
Именно этим утром, задолго до завтрака, Альбус, натянув поверх формы, мантию с эмблемой факультета Гиффиндорф, взял учебники и осторожно покинул спальню, гостиную и даже башню. Он хотел найти спокойное место, где мог бы дописать свитки. Но не только задания взбудоражили его и заставили проснуться раньше обычного: весь декабрь он пребывал в задумчиво-волнительном и даже несколько возбужденном настроении. То и дело ему казалось, что тысячи мелких пикси поселились в голове и шепчут лишь одно слово: «Праздник». Да, Рождество считалось главным праздником, и не было ни единого ученика, который не ждал его и не любил. Каждый день относительно примерный ученик, Альбус Дамболдор, получал не меньше сотни замечаний от профессоров, которые, впрочем, быстро заменялись баллами для Гриффиндорфа за успехи в учебе, замечаний за несносное поведение, но поделать что-либо с самим собой Альбус не мог.
С учебниками, перьями и чернильницей в руках юной Альбус двигался по коридорам, казалось, опустевшей школы, выискивая тихий уголок. Сегодня как-то по-особому длинные коридоры, лестницы, внезапно меняющие направление и даже гостиная казались устрашающими и он остро чувствовал, что не хочет сворачивать с того или иного пути, но лестницы делали это за него. Солнце еще не взошло, но и луна не скрывалась за облаками. «Ранее утро, тихое, спокойное», ─ думал Альбус, шагая за шаром света. Колдовать без палочки он давно научился и пользовался этим при каждой возможности, особенно сейчас, когда его окружала лишь темнота, казавшаяся живой. Вон там ─ черный дракон, раскрывший пасть. Там ─ дементоры, летящие к тебе, а сзади догоняет мантикора и вот-вот пронзит хвостом…!
─ Нет, ─ решительно сказал сам себе Дамболдор, ─ Хогвартс, Хогварт, наш любимый Хогвартс…
Напевая под нос, гриффиндорец бродил, переходя из одной части замка в другую. Но замок, словно не хотел помогать студенту и сам переводил с этажа на этаж.
─ Может, Черное озеро? Я люблю озера и бесконечно рада тому, что школа построена около водоема.
─ Озеро? ─ скептически спросил мальчик, (да, по голосу это не преподаватели разговаривали) ─ Как хочешь. Мы весь день просидим в замке, а это утомляет. Пойдем.
Альбус отлично слышал говорящих, а они даже не знали о его присутствии. Пожав плечами, он пошел дальше, ведь ничего странного не произошло, просто, как всегда, кто-то из студентов захотел отдохнуть на берегу озера.
До завтрака оставалось совсем немного времени, и Дамболдор решил вернуться. Странное чувство, ощущение упущенного явления? События? Оно закралось в сознание, обустроило там нору и не желало её покидать. А, может, всё это ─ влияние коридоров и усталости?
В первый учебный час, когда у студентов появились свободные часы, Альбус, устроившись в кресле, читал свитки по астрономии.На трансфигурации и защите от темных сил, ярких и захватывающих в этот раз практических занятиях, он показал отличные результаты и остался доволен прошедшими часами.
После обеда многие студенты покинули Хогвартс, оправляясь на рождественские каникулы домой. Альбус же был среди тез немногих, кто остался в школе и ушел к озеру. Дорога к горному озеру, окутанному густым туманом, заняла у него немного времени, юноша спешил туда, желая насладиться спокойствием его вод. В черной мантии и красно-желтом шарфе Гриффиндора, напевая себе под нос, он почти бежал к озеру.
─ Привет!
Дамболдор обернулся. За его спиной стояла девочка в форме Пуффендуя с желто-черным галстуком и мальчик с сине-серибристым ─ с Когтеврана.
─ Сегодня были интересные занятия? ─ с трудом подбирая слова, спросила девочка. Она дружелюбно улыбнулась, заправляя за уши прядь коротких прямых волос. Высокая, она чуть сгорбилась, из-за чего стала похожа на седую старушку.
─ Да. Вы зря их не посетили. Грила, Йол, разве вы не вернулись домой?
Йол подбежал к ним. Он тяжело дышал и, похоже, не был привычен к морозу, но его глаза были такими же голубыми и холодными, как лед. Совсем не как у подруги. Он больше походил на жителя севера.
─ Нет, ─ резко ответил он.─ Грила хотела посетить озеро в каникулы, и я не смог ей отказать.
Альбус задумался. Грила теребила волосы и топталась на месте. Йол смотрел на них.
─ ммм… На берегу места хватит всем, пойдем!
Новенькие бесшумно последовали за Альбусом.
─ Грила не любит холод, даже холодный чай. Но любит водоемы, плавать и много есть.
Альбус вырвался вперед, и ему пришлось ждать их.
─ А магию? Мы соперничаем всё это время друг с другом, но я, как и другие, толком не знаю вашу силу. Вы…довольно талантливы для четвертого курса.
─Мы учимся в другой школе, далеко на севере. Самые важные экзамены начинаются в рождественский период.
─ С шести лет мы обучаемся транфигурации. Превращению в животных, заклинаниям, зельеварению ─ нас учат чему-то из этого, только при наличии способностей. Мы много учимся и поэтому в данном возрасте показываем только лучшие результаты.
И всё-таки Альбус не понимал. Они не дали четкого ответа.
Грила практиковала заклинания, связанные с водой, смеясь, как маленький ребенок. Ей было весело, даже когда зимняя форма промокла насквозь. Йол показывал частичную анимагию, превращая руки в мохнатые лапы. Теперь они уже не казались далекими и отчужденными. Девочка замораживала поверхность озера лишь прикоснувшись к воду, затем ломала этот лед. Управляла водой, создавая фигуры келпи ─ морских коней, а когда ей это надоело, она взмахнула рукой и трое духов воды появились перед ней.
─ Прокатимся?
Мальчики переглянулись и не раздумывая согласились.
Кони разрезали гладь воды, неся по кругу на своих спинах всадников.
Так продолжалось, пока Йол что-то вспомнив, потерял управление и свалился в воду.
─ Ты в порядке? ─ Альбус затормозил как раз вовремя, чтобы не утопить его.
Плывя к берегу, Йол отплевывался, словно кот.
─ В порядке! Я забыл свою палочку в большом лесу!
Девочка глубоко вздохнула, и волна вынесла их с Альбусом на берег.
Солнце скрылось с серого неба. Скоро стемнеет ─ нужно возвращаться в школу.
─ Забавно провели время. Значит, ты не только в учебе хорош, но и в веселье. Увидимся!
Грила тряхнула головой, уводя друга прочь от озера.
«Они обычные дети, как мы».
В яркую рождественскую ночь Альбус сидел в большом зале вместе с преподавателями и студентами. Царила оживленная атмосфера, с потолка шел снег, звучала рождественская музыка, а на столах лежали по-королевски оформленная и настолько же вкусная еда и напитки.
Профессора то и дело шептались и переглядывались. Вскоре они поднялись с мест и покинули зал, оставив кого-то из старост. Дамболдор тоже резко подскочил с места ─ он сидел рядом с профессорским столом. Он услышал всего три слова «большой лес; артефакт». «Хм, что-то необычное появилось в лесу. Или кто-то». Мальчик уже хотел пойти за ними, но когда он выходил, кто-то схватил его за руку. От неожиданности он вздрогнул.
─ Тшшш! Не кричи.
Альбус обернулся. Перед ним стояла Грила с волшебной палочкой.
─ Не кричи. Хочешь знать, что происходит? Йол недавно вернулся из леса. Он нашел и свою палочку, и мертвые тела студентов. Их кто-то убил, разорвал на части. Огромный дикий зверь…Он напал на Йола… Пойдем со мной, вылечи его, ты ведь умеешь.
Она так крепко держала руку, что Альбус не мог вырваться и пошел за ней. Её хватка была не стальной ─ каменной. Из зала, девочка вела его по коридорам к выходу из замка, уверяя, что им нужно в оранжерею, что там их ждет раненный.
В оранжереи № 3 было тихо, входная дверь оказалась открыта. Альбус вытащил из кармана палочку, прислушиваясь к звукам. Дверь за ним захлопнулась.
Перед ним стоял огромный тролль. На его теле обрывками висела школьная форма.
Такого же размеры черный кот шипел и урчал.
Альбус взглянул в глаза троллю. Ясные, цвета летней травы в самый теплый день.
Тролль зарычал, подняв руки над головой, и ударил по цветущим растениям.
─ Диффиндо!
Тролль зарычал. Как и ожидалось, на него не подействовало.
─ Инкарцеро!
Веревки появились из ниоткуда и связали огромное существо. Кот заурчал и прыгнул на мага.
─ Остолбиней! ─ и огромный кот тут же потерял сознание.
─ Редуцио!
Магия, направленная на тролля мгновенно уменьшила его.
С трудом выбравшись из-под тяжелого кота, Альбус осознавал, что бой окончен.
Тролль раскачивался из стороны в сторону, но разорвать заклятие не мог. На троллей, которых знали в Хогвартсе, такая магия не действовала, но этот старался освободиться.
─ Вот и рождественский подарок…─ вздохнул Альбус.
─ Эх, как же всё неудачно получилось…
─ Молчать! Нас никто не разоблачил до праздников, и удалось съесть непослушных детишек. Это вполне хватит до следующего Рождества.
─ Что теперь они будут делать? И что мы будем делать?
─ Руководство школы закрыло её на некоторое время. Возможно ─ навсегда. Мы испортили им Рождество, Йольский кот.
─ Но, нашли интересного противника. Он не испугался, как другие. Предложим ему нашу дружбу?

Огромная лисица с мальчиком, сидящим на загривке, бежала по снежным английским лесам. Мальчик наконец-то смог расслабиться. Во сне он писал письма Альбусу Дамболдору. Его форма сливалась с серебристым мехом зверя.

Злые забавы

Сначала послышался шум приближающегося автомобиля, потом яркие лучи фар разрезали темноту, усеянную медленно падающим снегом, и наконец из-за поворота, словно из неоткуда, вырулил зеленый кадиллак, из которого по всей замерзшей округе слышался оглушительный смех. Внутри царила атмосфера безудержного веселья, которое купалось в постоянном хохоте и дыме от сигар. Машина не была рассчитана на такое количество пассажиров, поэтому на заднем сидении творился полнейший хаос, который только отвлекал водителя, из-за чего тот вел словно пьяный. Хотя он и так был пьян, бутылка из под шампанского валялась где-то внизу, перекатываясь и цокая о педали, но в такой глуши и в такое время встречные машины так ни разу им и не встретились.
- Джонни, убери свою руку, ей там не место! – Хриплый голос одной из пассажирок сзади на время остановил смех, только для того, чтобы люди, сидящие позади, попытались усесться поудобнее.
- Мэг, я бы с радостью, но боюсь я сейчас слегка прижат твоими обворожительными ножками.
- Бэтс, твой дружок совсем распоясался, напомни ему, как должны себя вести джентльмены.
- Ах, дорогая, джентльмены остались в прошлом веке! – Ответившая девушка хихикнула, но украдкой потянула Джонни на себя, задев при этом локтем еще одну пассажирку, которая молча стерпела довольно болезненный удар.
- Фред, смотри за дорогой! – Виктор, который сидел впереди рядом с водителем, заметил, как тот, держа руль одной рукой, второй пытался нащупать бутылку внизу.
- Расслабься, все под контролем, сейчас некому разъезжать в такую погоду, да еще и за пару часов до Нового года. – Ответил тот, добравшись таки до вожделенного напитка.
Внезапно что-то ударило машину справа, из-за чего внутри поднялся женский визг и ругань мужчин. Фред резко затормозил, сильно ударившись об руль, остальные пассажиры тоже обзавелись парочкой синяков и ушибов.
- Что там? Что случилось? – Женщины взволновано пытались через заднее стекло разглядеть причину удара.
- Сидите, сейчас посмотрю. – Ответил Виктор, открывая дверь и по щиколотки проваливаясь в снег. Фред до боли сжимал руки на руле, с затаенным страхом ожидая ответов, он словно за секунду протрезвел.
Метель усиливалась, вместо легких снежинок с неба начали падать огромные хлопья, ухудшая видимость, а ветер больно кусал открытое лицо и руки без перчаток. Виктор, с трудом переставляя ноги, прошел пару метров назад, с замиранием сердца вглядываясь в следы, оставленные машиной. Покорёженный почтовый ящик уже начал усердно скрывать снег, пару минут – и он бы оказался погребен до весны либо до первой невезучей машины. Мужчина со вздохом облегчения с трудом поднял его, обжигаясь об холодный металл, и по инерции отправил его подальше от дороги, мельком заметив немного стертую надпись. Запахнув пальто, он постарался побыстрее вернуться в тепло.
Внутри его встретили настороженным молчанием.
- Все в порядке, - успокоил он их, - немного помяли почтовый ящик какого-то доктора.
- Доктора? Чудесно, всегда хорошо иметь доктора поблизости, да, Эви? – Рассмеялась Бэтс, поглядывая на молчащую до этого женщину. Та улыбнулась, молча соглашаясь.
- И все же, Фред, веди осторожнее! – Строго приказала Мэг, погрозив в его сторону пальцем.
- Будет сделано, дорогая, - уже весело отозвался Фред и завел мотор. – Такое чудесное шампанское просто сводит меня сума, Виктор, как тебе удалось его раздобыть?
Виктор загадочно улыбнулся:
- О, мне пришлось за него убить! – И снова дружный хохот разорвал тишину.
- Дурацкий закон, чем только заняты эти политики! - Возмутилась Бэтс. – Запретить спиртное, это же надо такое придумать! Все равно, что запретить танцевать или дышать.
- Да, все равно, что запретить женщинам говорить. – Засмеялся Джонни, его поддержали и другие мужчины, не смотря на возмущенный возглас Бэтс и Мэг.
- Все, все, я пошутил. – Покаялся Джонни, после того, как получил парочку увесистых ударов острыми женскими локтями и коленками.
- Красавицы, прекратите произвол, нам осталось еще немного до особняка, там можете продолжить свою месть.
- Как скажешь, Фред, как скажешь. – Легко согласилась Бэтс.
- Я договорился о съёме на неделю, так что отметим с размахом! Прислуга должна все подготовить к нашему приезду, а главное мы везем с собой. – Фред с предвкушением думал о ящике отборного спиртного, которое просто чудом раздобыл Виктор.
Ехать становилось все труднее, Фред почти ничего не мог разглядеть из-за сплошной завесы из снега, просто чудом ему удалось наконец увидеть высокие кованные ворота впереди, к которым привела дорога. Виктор снова покинул душный салон и поспешил к ним, не забыв в этот раз натянуть перчатки. Развести створки в стороны оказалось не так-то просто, они нещадно скрепили, ржавчина сыпалась шелухой, но мужчина не зря несколько раз в неделю боксировал в мужском клубе.
- Можно ехать, только ворота давно не красили. – Виктор вернулся в тепло, принеся за собой сквозняк и запах железа.
- Просто ужасно. – Ответила сзади Бэтс, пытаясь поправить шляпку.
- Поехали уже, Фред.
Они въехали на территорию особняка, сразу же с двух сторон машину обступили ряды высоких хвойных деревьев, скрывая за собой постройки. Подъездная дорога петляла, словно змея, пока не расширилась в широкую площадку перед небольшим двухэтажным особняком, погруженным в темноту. Единственным источником света были фары.
- Приехали! – Объявил Фред.
- Наконец, выпустите меня, я больше не могу! – Прохрипела Мэг.
Захлопали дверцы автомобиля, все пассажиры спешно покидали надоевшее за долгую дорогу пространство. Женщины спешно поправляли длинные черные шубки, украшенные на широких рукавах серебряной тесьмой, топтались изящными туфельками, разминая ноги. Мужчины с наслаждением разминали мышцы, попутно доставая сигары и шляпы. Еще минуту никто из них не замечал, что особняк выглядел не совсем так, как должен был.
Первой заметил неладное Виктор.
- Фред, а мы туда приехали? – Неуверенно спросил он, оглядывая довольно обшарпанный вид особняка. Окна на нижнем этаже были заколочены, кирпичная кладка частично осыпалась, оставляя за собой хаотичные дыры, входные двери висели на петлях, грозясь упасть вниз при первом же толчке. Дом выглядел заброшенным, при том очень давно.
- Да. – Задумчиво протянул Фред, оглядываясь. – Странно, свет не горит, слуги же должны готовиться к нашему приезду.
Все шестеро молча смотрели на дом. Резкий порыв ветра, принесший за собой еще больше снега, развеял внезапную тишину, возникшую между ними.
- Может, внутри намного лучше? – неуверенно проговорила Бэтс. Легкое белое платье с открытыми руками, шеей и спиной, которое пряталось под шубкой не грело совершенно.
- Давайте зайдем. – Согласился Виктор и первый поднялся на крыльцо. Двери, к счастью, не упали, но оказавшись в просторном холле, люди заметно приуныли.
- Фред, ты ошибся! – Возмутилась Мэг. Она одной рукой держала ворот шубы, а в другой – длинный мундштук, который она сразу же достала, выйдя из автомобиля. Маленькая коричневая шляпка, аккуратно уложенная на короткие черные волосы, съехала немного набок. – Это не может быть твой особняк! Этот дом давно заброшен!
- Не может быть! – Фред с безумным видом осматривался вокруг, подмечая прогнившую лестницу, ведущую на второй этаж, грязные мраморные полы, на которых лежал огромный слой грязи пыли и мусора, стены, с которых свисали неопрятными лоскутами куски парчовых обоев. Не смотря на это запустение, все было знакомым, но старым, очень старым.
- Это тот дом. – сквозь зубы процедил он, ни к кому не обращаясь.
- Давайте вернемся, - наконец заговорила Эви. Она, в отличии от других девушек не шла слепо на поводу у моды, поэтому зимой одевалась тепло. Теплое длинное синее пальто скрывало под собой платье из зеленого теплого бархата с закрытыми рукавами и рядом мелких жемчужных пуговиц на лифе. Маленькая шляпка с короткой вуалью скрывала глаза, подведенные черным карандашом, из-за чего ее синие глаза казались темными, а губы невозможно алыми. И длинные волосы она уложила на бок, кардинально отличаясь от Мэг и Бэтс, которые щеголяли короткими мальчишескими прическами.
- Мы ехали сюда больше четырех часов! – Возмутился Джонни.
- И что ты предлагаешь? Остаться здесь? Нет уж! – Бэтс с отвращением огляделась еще раз вокруг.
- Верно, давайте вернемся. – Согласился Фред, опуская плечи, он не мог понять, что произошло.
Они все поспешили на улицу, снова захлопали двери автомобиля. Но кадиллак остался неподвижен.
- Фред, заводи. – Почти что кричала Мэг.
- Она не заводится… - Мужчина снова и снова давил на рычаги, но машина не подавала никаких признаков движения.
- Так почини ее! – Прорычал Виктор.
- Я не механик! Я вожу автомобили, а не ремонтирую их! К тому же, мы не сможем ехать при такой погоде…
- И что ты предлагаешь? – Джонни, вновь оказавшийся среди девушек, зло откинул успокаивающую руку Бэтс и попытался дотянутся до Фреда, но его опередил Виктор, схвативший водителя за грудки.
- Да, что ты предлагаешь, Фред? – Он тряхнул того немного, отчего тот больно ударился головой.
- Пересидеть в доме буран, а когда успокоится, кто-то… точнее я схожу за помощью, рядом же есть еще особняки. – Фред не делал ни одной попытки вырваться, он видел в глазах Виктора нешуточную угрозу, тот смотрел на него, словно и правда мог кого-то убить.
- Он прав. – Попыталась разгладить обстановку Эви, которой чудом удавалось оставаться спокойно и собранной, видимо, работа медсестрой сказывалась на ее умении держать себя в руках. – Сейчас, даже если бы машина завелась, мы б далеко не уехали с такой видимостью, даже дорогу уже почти замело. Вернемся в дом, все-таки хоть какая-то защита от стихии, затопим камин, постараемся согреться.
Виктор отпустил Фреда, который не удержался от облегченного вздоха.
Мэг и Бэтс молча ждали решения своих мужчин, а Эви продолжала поддерживать ободряющую улыбку.
- Ладно, сделаем, как говорит твоя подружка, Бэтс. – Решил за всех Виктор. – Я захвачу напитки, тоже неплохое средство для согрева.
Шутка Виктора немного разрядила обстановку.
- Ох, небольшое новогоднее приключение, зато сколько потом можно будет рассказывать о подобном приключении! – Засмеялась Бэтс, выходя наружу.
В дом они вернулись в приподнятом настроении. Нашли на первом этаже комнату, когда-то бывшую гостиной, и решили там на время обосноваться и встретить Новый 1921 год. Старый камин оказался в сносном состоянии, дымоход не был ничем забит, и тяга была отличная, так что с помощью хлама и старой мебели, которую мужчины сносили и разбивали на куски, удалось развести огонь. Гостиная была в таком же потрепанном виде, диваны и кресла прохудились, от ковра остались лишь жалкие клочья, портьеры вместе с карнизом лежали на полу у окон. Женщины сняли белые чехлы с мебели, вытрусили их от пыли и застелили снова, чтобы создать хоть какой-то комфорт. Помещение постепенно нагрелось, все сняли верхнюю одежду и расселись вокруг камина.
Джонни и Виктор нашли на кухни бокалы и штопор, так что компания вполне мирно распивала спиртное, все больше и больше веселясь.
Смеясь над очередной шуткой, Джонни потянулся за новой бутылкой из ящика, который был ближе всего к нему. Когда его рука обхватила бутылку рукой, она коснулась чего-то липкого.
- Упс, кажется у нас есть пострадавшая. – Громогласно заявил он, поднимая бутылку вверх, чтобы все стали участниками очередной шутки. Но следующее предложение о разбитой бутылке и пропавшем зря горячительном так никто и не услышал.
- Это…это кровь. – Прошептала Эви, с ужасом смотря на отпечаток кровавой ладони на бутылке. Джонни от внезапного страха выронил ее, но она не разбилась, а только плавно подкатилась к завизжавшей Бэтс.
- Что это? Откуда? – Все схватились со своих мест, наперебой задавая непонятно кому вопросы.
- Виктор! – наконец пришел в себя Фред, вспоминая, кто был причастен к появлению ящика со злополучной бутылкой.
Виктор единственный, кто в суматохе показывал только интерес, а не страх. От выпитого он чувствовала себя довольно расслабленно и бесстрашно. С насмешкой смотря на этих мелких людишек, которых напугала какая-то кровь на бутылке, он достал из кармана пиджака маленький пистолет.
- Я же говорил. Мне пришлось за него убить. – Ни на кого не направляя оружие, он покрутил им в руках.
Теплая дружеская обстановка разбилась словно бокал на мелкие кусочки.
Вновь вернулся холод, обдавший своим дыханием каждого в комнате. В воздухе зазвенело напряжение.
- Ты не шутил? – Едва слышно спросила Мэг, чувствуя, как комок страха образуется в горле.
- Нет. – Легко подтвердил Виктор, направляя пистолет в сторону Фреда. – Не бойтесь, вас я не трону, друзья все-таки, хоть и слабаки. А вот ты, Фред, в тебя бы я сейчас выстрелил, мы тут оказались из-за тебя, я даже начал думать, что, возможно, ты это сделал специально.
- Что? – Опешил тот, в отчаянье поднимая руки перед реальной угрозой, нацеленной на него. – Зачем мне это делать?
- Не знаю, вот ты нам и расскажи. – Виктор держал Фреда под прицелом, а все остальные переводили взгляд то на одного, то на второго. Бэтс схватилась за руку Джонни, но тот опять ее оттолкнул, уже из-за другой причины, чтобы она не помешала ему сделать то, что он надумал. Джонни, который работал репортером и часто оказывался в щекотливых ситуациях, понимал, к чему идет дело.
Он не стал ждать еще большего накала ситуации, потому резко бросился на Виктора, пытаясь отобрать у того пистолет. От неожиданности он оступился и начал падать, как и кинувшийся на него Джонни. Оказавшись на полу под громкие возгласы женщин и Фреда, который кинулся на помощь, они начали бороться за пистолет, зажатый между ними, пока не грохнул выстрел.
Виктор, который к этому моменту был сверху, внезапно затрясся и начал заваливаться на бок, освобождая Джонни, на животе которого расползалось кровавое пятно, идентичное тому, что было на Викторе. Только тот, упав на бок, больше не шевелился.
- Я его убил. – Не веря, прошептал Джонни, с трудом поднимаясь на ноги и отбрасывая пистолет подальше от себя.
Эви кинулась на помощь к Виктору, но тот уже не дышал.
Все в ужасе замерли вокруг не зная, что делать. Пока входные двери не затряслись от громкого стука.
- Это помощь! – Воскликнула Бэтс и все, кроме Эви, застывшей у мертвеца, словно разбуженные ото сна, побежали в холл.
Фред рванул на себя двери и едва не кинулся обнимать человека, стоящего на пороге.
Невысокого роста, полноватый с прилизанными светлыми волосами, разделенными по середине на аккуратный пробор и очками в круглой оправе, которые придавали его лицу немного глупое выражение, перед ними стоял доктор в белом пальто и белой сумкой со знаком красного креста.
- Доктор, слава Богу, доктор! – Вскричала Бэтс.
Мужчина сдержанно улыбнулся и проговорил:
- Разрешите представится, меня зовут доктор Зигмунд Ло. Прошу прощения, я услышал выстрел, вам не нужна помощь? – Он вошел в дом, когда все посторонились, чтобы его пропустить. Поставил на пол свой саквояж и одной рукой протянул визитку Мэг, а другой энергично поздоровался с Джонни. Почему-то появление этого человека сейчас показалось Фреду нереальным, он не мог отделаться от ощущения, что происходит что-то неправильное и совершенно непонятное. Мэг, на секунду забыв о том, в какой ситуации они все оказались, по привычке попыталась вчитаться в то, что было написано на маленьком картонном кусочке, но ее отвлек жуткий крик Эви с гостиной.
Все бросились туда. Эви стояла, посреди комнаты, закрывая сразу двумя руками свой рот, словно пытаясь не кричать, а на месте Виктора, который испустил дух не больше пяти минут назад, лежал труп, иссохший и истлевший от времени, с просвечивающимися костями под тонкой, словно пергамент серой кожей, и одеждой истлевшей от времени и гниения. А самым страшным было то, что в нем угадывались черты Виктора.

- Я только на минуту прикрыла глаза, чтобы помолиться, а он, а он… - лепетала Эви, повернувшись ко всем остальным, что застыли вокруг, а потом она пошатнулась, ее глаза закрылись, и она упала в обморок. Никто из мужчин не бросился ей на помощь. Все внимание оставшихся в сознании привлекал труп.
- Что случилось, что здесь происходит, что вообще происходит? – Заплакала наконец Бэтс.
- А где доктор? – очнулся от ступора Фред и бросился к Эви, нащупывая ее пульс.
- Доктор? – Мэг начала оглядываться и поняла, что его с ними не было, она прошла в холл, но и там было пусто. Женщина вернулась в комнату, чтобы сообщить всем остальным о том, что внезапно появившийся доктор так же внезапно пропал. Мужчины выругались, а Бэтс тихо сидела возле Эви, схватив ее за руку. Мэг в растерянности сжала и свои руки, ощутив, что в одной из них она все так же сжимала визитку, что подтверждала появление доктора. Она подняла ее поближе к глазам, чтобы прочитать.
«Доктор З. ЛО». И все, больше ничего, только эти слова выведенные вручную черными чернилами.
- Это он, он. Этот доктор во всем виноват! – Закричала Мэг, взмахивая в доказательство визиткой. – Он зло, зло!
Джонни и Фред переглянулись. Никто из них не понимал, что происходит, все казалось полным абсурдом, убитый Виктор, превратившийся за пять минут в истлевший труп, непонятный доктор, появившийся из неоткуда, который, оставив странную визитку пропал.
- Отсюда надо убираться. – Процедил сквозь зубы Джонни.
- Как? – Отчаянно спросил Фред, пытаясь успокоить Мэг, которая продолжала кричать. – Бэтс, помоги успокоить ее!
Бэтс, до этого времени сидящая у Эви и смотрящая на то, что осталось от Виктора, слепо уставилась на него.
- Ты убил его. – Тихо сказала она. – Ты убил Виктора. Ты привез нас сюда, чтобы убить его? Да, Фред? – Она спокойно поднялась, держа правую руку за спиной.
От ее тона Фреду стало не по себе. Даже Мэг внезапно успокоилась и прижалась к нему, со страхом оглядываясь Бэтс, которая смотрела на них остекленевшими глазами. Джонни сделал шаг в направлении к ней, но она молниеносным движением направила на него пистолет, который до этого времени она прятала за спиной.
- Ты все время мешал нам! Только Виктор меня любил, пока ты шлялся по своим чертовым клубам и не забывал наставить рога своему лучшему другу!
Фред застыл, пока понял смысл сказанного, и почувствовал, как напряглась в его руках Мэг.
- О чем ты говоришь, Бэтс, ты что изменяла мне с Виктором? – Джонни не мог понять, на чем сосредоточить свое внимание: на пистолете, направленном на него, на измене Бэтс с Виктором или раскрытии перед Фредом предательства друга и жены. – Ты бредешь! – Он нервно рассмеялся.
- Не брежу. – Зло прошипела она и выстрелила ему прямо в голову, а потом поднесла пистолет к своему виску.
Фред и Мэг стояли обнявшись, наблюдая, как вокруг падают тела их бывших друзей. Женщина расплакалась, пытаясь найти поддержку в объятиях, которые сжималась все крепче, неся за собой не утешение, а боль.
- Так ты за моей спиной крутила шашни с Джонни? – Прошептал ей на ухо Фред, стискивая ее все сильнее.
- Мне больно, Фред, больно прекрати! – Молила она, пытаясь вырваться.
- Ты тварь, Мэг, тварь, я тебя вытянул с притона, а ты так решила меня отблагодарить? – Он разжал руки на ее талии, чтобы сжать их на шее, но Мэг почувствовала свободу, вырвалась и побежала от него, понимая, что ей нужно спасаться. Фред попытался схватить ее, но зацепился лишь об нитку жемчуга, на ее спине, он потянул ожерелье на себя, Мэг захрипела и еще сильнее рванула вперед. Нить лопнула, жемчуг посыпался на пол. Женщина пробежала холл и рванула наверх по лестнице, слыша стук жемчуга, падающего за ней, и громкие шаги Фреда. На середине лестницы он ее поймал.
Мэг закричала, но он с размаху отвесил ей пощечину и потянулся к шее. Она отбивалась, как могла, пытаясь оттолкнуть его руки, царапая и кусаясь, но Фред действовал молча и целеустремленно, пока не сделал шаг назад, забыв, что он находится на лестнице. Пустота под правой ногой внезапно отрезвила его, но мужчина уже начал заваливаться назад, пытаясь ухватиться за Мэг, но она, вовремя сообразила, что происходит, еще сильнее подтолкнула его, а сама схватилась за перила. И он упал, покатился по ступеням вниз, где замер с неестественно вывернутой шеей.
У Мэг подкосились ноги, она уселась прямо на лестнице, обнимая себя руками и глазами полным слез наблюдала, как постепенно тело ее мужа внизу превращалось в истлевшие останки, как, скорее всего, превратились тела Джонни и Бэтс.
Внезапная мысль о том, что там еще осталась Эви в бессознательном состоянии, вернула ей возможность двигаться, и она поднялась, чтобы спуститься вниз. Но следующий ее шаг пришелся на жемчужину, попавшуюся под каблук, из-за которой она поскользнулась, отчаянно замахала руками, пытаясь сохранить равновесие, но все-таки рухнула на деревянные перила, которые проломились под ее весом и вместе с ней полетели на пол.
Мэг лежала внизу, она не могла шевелится от боли, которая пронзала все ее тело, даже повернуть голову ей было невыносимо тяжело. Она едва понимала, что вокруг происходит, поэтому, когда перед ее глазами предстали черные туфли и зеленый подол платья, едва прикрывающего лодыжки, Мэг на минуту забыла о боли из-за надежды, которая проснулась в ней, с трудом она прошептала:
- Эви, пом..о..ги…
Женщина присела, чтобы получше услышать ее, а потом внезапно рассмеялась.
- Я не Эви. Умирай уже, часы давно пробили двенадцать.
Мэг от удивления едва не приподнялась, но сознание тут же покинуло ее. И через несколько минут под ногами у не Эви уже лежал истлевший труп.
Она поднялась и с удовольствием посмотрела на часы. Из кухни показался пропавший недавно доктор с серебряным подносом, на котором стоял бокал. Он приблизился к женщине и подал ей шампанское.
- Ты долго, Зи. Уже две минуты, как полночь.
- Простите, госпожа, немного задержался, убираясь в гостиной. – Смиренно склонил он голову.
- Ладно, ты прощен, мне очень понравилась твоя идея с визиткой! Как в старых фильмах, так наивно, но как оказалось действенно, чтобы подтолкнуть их к скорейшей развязке, получилось даже быстрее, чем когда они умерли первый раз. – Не Эви с наслаждением сделала глоток, ощущая небывалое наслаждение.
- А знаешь, творить зло уже мертвым, оказалось не таким уж и скучным, как мне думалось. Даже интереснее, чем с живыми. Лучше все этих новомодных квестов. Хоть один праздник провела удивительно зло! Злые забавы так бодрят! В следующий раз можно будет подобрать что-нибудь из времен хиппи.
- Да, доктор.
- Неси гримуар, пора возвращаться к опытам. – Коротышка молча поднес ей саквояж, с которым появился на пороге дома, и поспешно накинул ей на плечи пальто.
- Не забудь вернуть все трупы, они еще пригодятся. – Наставительно проговорила доктор Зло, выходя из особняка. Возле него все так же стоял кадиллак, только истлевший от времени, как сам дом и его последние гости.