Литературный конкурс "Одиночество". Голосование до 18 марта.

Иса внимательно слушал Ерохина.

- А Мухин отказался наотрез. Ты сам посуди: технологии развиваются с невероятной скоростью, местоположение человека можно отследить за минуту. Навигаторы, социальные сети, мессенджеры, видеокамеры в магазинах и на улице - всё позволяет узнать, где человек работает, живет, как и с кем отдыхает, куда ходит. Люди всегда как на ладони.

- Ну таки почему нет, когда да!

- А я о чем! Просто вбиваешь хэштег «Одиночество» и понимаешь, что люди забыли значение слова. Они делятся этим чувством с окружающими, надеясь, что их заметят, посочувствуют и пожалеют. Постят картинки с бокалом вина и книгой или пустой комнатой с серым видом из окна, подписанные банальной пустой фразой. И это они называют одиночеством! Но это же абсурд! Они никогда не были одни! Вот я Мухину и выдал тему на блюдечке. Сенсацию! А он сказал, что совсем я крышей поехал.

- Та Мухин всегда был трусоват как герань при морозе.

- Я ходил к нему две недели, упрашивал дать материал в эфир. Так он, знаешь, что? Пригрозил вообще уволить меня! И я решил сам сделать сюжет и выложить в интернет. Пусть народ узнает каково настоящее истинное одиночество и страх быть забытым. Это - мой долг, как профессионала, в конце концов.

- Да расскажи мне уже за эту историю!

- Был у меня один приятель, хороший человек, ученый, награды получал за открытия, да в один момент спился. Встретились мы недавно в баре, долго сидели. Рассказал он мне, как жена забрала детей и ушла от него, как с работы уволили и полетело все по наклонной. А перед уходом отдал папку с документами и попросил помочь ему.

- Ой, таки боюсь спросить о содержательности текста.

- Правильно боишься. Сам раздумывал долго. Так вот, одна компания, занимающаяся разработками в области омоложения, выкупила старый пансионат в глубинке под лабораторию. Моего приятеля с группой ученых пригласили туда работать за бешеные деньги. Контракт был на четыре года, сотрудники все это время не то, что домой к родным съездить, даже с территории не могли выйти. Через некоторое время все стали замечать незнакомые лица, поползли слухи о тайных экспериментах в подвалах закрытых корпусов, но постепенно все утихло. Когда через четыре года проект закрыли, стали разбирать и увозить оборудование. Перед отъездом домой друг видел, как военные несколько часов выносили цинковые гробы из неиспользуемого здания, грузили их в машины и увозили в сторону ближайшего села. Воспользовавшись суматохой, он сумел забрать несколько важных документов и фотографий из того места. В них были протоколы экспериментов над людьми. Проект «Бессмертие». Все его беды начались в тот день, когда, пробираясь между машин, он услышал сдавленные едва слышные крики людей, доносящиеся из гробов. Живых! Людей хоронили заживо! Только представь их страх и отчаяние. На его месте я и сам бы спился.

- Зверье!

- Поначалу я не поверил в то, что прочитал, начал искать материалы касающиеся лаборатории и самой компании. Проект нигде не был зарегистрирован и нигде не упоминался. Если действительно замешаны военные, то дело - дрянь. Но зачем живых людей хоронить в цинковых гробах? Проще же уничтожить. Неужели это часть эксперимента? Они надеются откопать потом готовый продукт их работы? Бессмертного?! В общем я закинул все необходимое оборудование в машину и поехал в Усть-Вершинку, к той лаборатории. Ушло больше месяца на поиски места захоронения.

- И шо, нашел?

- Да. Маленькое селение Ульяновка, тридцать домов не больше. Местный старик неохотно рассказал, что несколько лет назад недалеко от кладбища рыли братскую могилу. Подробностей он не знал, но отправил к местному батюшке. Разговорчивый попался мужик. От него я узнал, что приезжал военный конвой из нескольких грузовых машин и два бронированных джипа. Капитан их спросил, где можно захоронить солдат, мол погибли при исполнении долга, а родственников нет, хоронить некому. Пожертвовал приличную сумму церкви. Знаешь, что странно? Деревня маленькая с одной церковью ветхой, а у местных не возникло вопросов кого закапывают и почему у них.

- Ой, не лечите мне, как они могли не знать, шо у них под носом творится?

- В общем, пошел я на кладбище. Отыскал эти могилы и стал откапывать. Три оказались обычными. У местных даже на крест денег не хватило. Пять гробов, захороненных глубоко под землей, были с останками. Сделал фото с заметками. На тела страшно смотреть было. Иса, никогда такого не видел! Крышка и стенки гроба в кровавых следах и царапинах. Тела, скрюченные все в неестественных позах. Представь, как им было страшно и одиноко в замкнутом ящике. Обреченные на мучительную смерть, как отчаянно они хотели жить!

-Вей з мир!

- Потом откопал еще три – та же картина. Нервы не выдержали, меня аж колотить начало от ужаса и злости, руки отказывались слушаться. Кое-как набрал номер полиции и рассказал о случившемся. Пока наряд ехал, выкопал следующую могилу, вскрыл крышку, а там глаза живые на меня смотрят! Сначала подумал, что рассудком помутился уже, так тело в гробу двигаться начало. Я присмотрелся и глазам своим не поверил: грудная клетка приподнялась, натягивая на ребра бледную, сухую, морщинистую, как старая папироса, кожу, усохшие ручонки с содранными до костей ногтями, потянулись вперед, ощупывая воздух вокруг себя. Его невидящие зрачки в замутненных глазах хаотично двигались, пытаясь рассмотреть меня, а из горла раздался сдавленный сухой рык. Испугавшись, я бросился к церкви с криками о помощи. Помню лишь, как увидел свет фар, подъезжающих машин. Они окружили меня, и больше я ничего не помню. Пришел в себя уже в своей квартире. Голова раскалывалась, как после вечеринки. Они все забрали! Всё: протоколы экспериментов, мои заметки, свидетельские показания, фотографии, диктофон! С тех пор никто мне не верит. Только ты, Иса. Только ты.

- Новенький? – Окликнул старший санитар парнишку, наблюдавшего за Ерохиным.

- Да.

- Складная история, правда? Не последний раз услышишь.

- Звучит как сюжет из фильма. Может правда?

- Говорят, он - сын местного бизнесмена. Увлекся наркотой и слетел с катушек. Папуля, чтобы сына за вандализм не посадили, привез его к нам. Кстати на черном бронированном джипе. – Сказав это, он рассмеялся. – Пора за работу, идем.

Санитары ушли, а Ерохин продолжал смотреть на облупленную краску в углу коридора, так напоминающую лицо человека.

Вглядывался остатками интереса в пылающие небесной лучезарностью глаза, желтые, как раскаленное счастье, пытаясь выискать архаичные воспоминания чужих мирков тех, кто боролся. Темнота окружающего пространства прокрадывалась через щели разбитой жизни, растекаясь леденящей субстанцией неуверенности по трещинам надежд, проникая в самые отдаленные отголоски отчалившего сознания. Молчаливое Э.т.о. давно покинул тело, нутро изнывает, в ожидании конца…

Скользящие под кожей отрывки былого пытались заменить своим мерзотным существованием отсутствие жизни. Едкий воздух пропитался скрытыми мыслями людей, которые видели меня единожды однажды, считая, что этого достаточно, пытаясь разрушить баррикады незнакомства и отчужденности с первых строк. Цикличность дней перетекала в петлю древнего лимба, затягиваясь на сломанной шее, воскрешая бездонную грусть, в облике умершего Лазаря. Семя потерянного времени прорастало из груди, стремясь достичь неопределённости, цепляясь корнями страха в вены бытия, становясь основой низменного. Прогнившие легкие жадно пытались вобрать остатки чистого воздуха, отравляя себя разбавленной ртутью, заменившую слёзы. Сквозь разорванные ткани плоти гулял ветер несостоявшегося будущего, но ему никогда не было суждено...

Озноб возобновлялся, стоило огню несвязных эпизодов прошлого обжечь всё наше существо. Отвратительные конечности второсортного спасения сжимали грудную клетку до хруста битого стекла, стараясь выжать некогда стоящий смысл, от которого осталась лишь блеклая труха. Ничем не примечательные тени осуждения с восторгом смотрели на всеми брошенную, растерзанную изнутри тленность, сидящую в углу коробки.

Такой же, как и тысячи других…

Ненасытный демон

Император Демонов был абсолютно спокоен, когда глядел на мутно-белую световую сферу в центре зала. На её поверхности сложная сеть красных линий то и дело меняла очертания.

За сферой была расположена система зеркал, предназначенная для того, чтобы можно видеть узор на её задней части.

Могучая фигура императора возвышалась перед коленопреклонённым слугой.

— Четвертой армии големов передай приказ поддержать генерала Джеда. Пусть выступают через половину часа. Пусть формация магического подавления сместит зону влияния на два километра правее…

Владея Знанием, Император Демонов не знал поражений, но Герой был достойным противником, будто бы тоже имел к нему доступ. Хотя как это возможно, ведь у того и близко нет нужного запаса маны. Но, так или иначе, сегодня решится всё. Все пророчества явно вели к этому дню.

***

Отряд передвигался по горной тропе, следуя за своим предводителем. Орес, носитель звания Мудреца Меча, бросил тревожный взгляд назад, на предгорье, где две миллионные армии схватились друг с другом.

— Дела идут не очень хорошо. До этого Цитадель Мрака атаковали не раз, но каждый раз поражение было сокрушительным. Нельзя недооценивать того, кто может зреть будущее, когда здесь, в своих владениях, с помощью системы световых сигналов, он может передавать приказы за считанные минуты.

Герой, Ардорр, был мрачен. Мыслями он был не здесь. Рука стискивала рукоять меча. Тем не менее, он нашёл силы ответить своему другу и соратнику.

— Разве я не наносил нашему врагу бесчисленные поражения. Разве я не ушёл от смерти, встретившись с ним лицом к лицу. Мы уничтожим источник его силы и, наконец, покончим с войной.

Огромный человек в медвежьей шкуре вмешался в разговор

— Да, мы достигли много, особенно по сравнению с тем, с чего начинали. Но многие наши браться уже погибли, и сегодня наши потери будут особенно жестоки.

— Довольно, Орес, Аргл, — юноша с двумя кинжалами за поясом, будто вознамерившийся взглядом пронзить горную цепь, резко сказал. – Разве мы должны вспоминать былое сейчас, когда наша цель так близка?!

— Верно, идём дальше! – Ардорр также уверенно устремил взгляд вперёд, но тревога не давала покоя сердцу.

Лилиана, его возлюбленная!

Картина раз за разом возникала в его сознании. Она в замке среди заснеженных земель, одна, беззащитная.

И тень крадётся, из угла в угол, ползет тонкой нитью по полу, возникает за спиной девушки. В комнате становится холодно, очаг перед которым стоит девушка, уже не согревает её.

Тень вонзает ей в сердце свой проклятый иллюзорный клинок, страшным ядом обрекая её на жестокие муки.

Император Демонов… Должен пасть. Это он причина кошмаров, что следовали за Героем с рождения.

***

Гигантские сороконожки плевались ядом, шкура их была прочна.

Эрнесса, маг отряда, который раз рассеяла облако яда, а затем одним глотком осушила зелье маны.

— У меня осталось не так много зелий, а это подземелье кажется бесконечным…

Настроение у всех было подавленное.

Ардорр вздрогнул. Кажется, тень в углу только что пошевелилась. Образы родителей возникли в голове… Разве он ещё помнил их лица? Отблески прошлого один за другим мелькали в памяти, ему захотелось укрыться от них.

— Лилиана… — Вслух герой прошептал имя своей жены.

Она там, мучается, он должен быть с ней, не здесь. Кажется, он не видел её уже вечность. Но подземелье зовёт его. Кристалл….

Точно, их цель! Он встрепенулся и взмахом клинка отрубил лапу сороконожке. Месть, только месть может двигать им!

Юноша с кинжалами бросил взгляд на героя, услышав имя Святой Девы. В его глазах вспыхнула тьма.

***

Тело трёхголового гиганта упало на пол. Стены последней комнаты в подземелье были оплавлены и полны отметин от яростной битвы. Пять тел лежало в комнате. Четверо были ещё на ногах.

Аргл в опалённой шкуре казался совершенно потерянным, а ведь этого широкоплечего великана мало что могло вывести из себя, из всех он был самым стойким.

Мудрец Меча был полон печали, в глазах появились слёзы. Они достигли своей цели, но какой в этом толк? Их товарищи пали. Армия… Они задержались здесь слишком надолго. Хорошо если генерал Арс понял к чему всё идёт и вовремя скомандовал отступление… Может кого-то ещё удалось спасти.

— Идём… Хотя бы лишим врага источника ему могущества. О боги… Так мы хотя бы начнём с того, с чего начинали. — Еле слышно прошептал Орес.

Взгляд Ардорра казался полностью одержимым.

Элит, потерявший один из своих кинжалов казался не менее безумным. Зубы его хрустнули, так сильно он стискивал их.

Четверо вошли в провал в форме арки позади комнаты финального босса. Там, в полукруглом помещении Множество вен манны устремились к небольшому отверстию в стене. Оно было пустым. Кристалла не было.

— Что это значит!? — Элит перевёл взгляд на Героя. Тот казался совершенно не в себе, кажется, он шептал что-то. Молодой ассасин прислушался.

— Лилиана… Как долго… Ты являлась мне во снах, а я и не замечал… Как же ты прекрасна. Но почему ты оставила меня? Разве может всё то, что отняла у меня тьма, сравниться с тобой. Только тебя я желал всё это время. Моя… Лилит!

Элит услышал имя и вздрогнул, очухиваясь от оцепенения. С остервенением он стиснул оставшийся кинжал. Красное свечение охватило оружие.

— Что за имя ты только что произнёс?! Куда ты нас завёл?! Отвечай!

Герой бормотал.

— Я… Не знаю. Я просто шёл за тенями. Они отняли у меня всё. Мать, Отца, всех дорогих мне людей, убивали одного за другим… Только я действительно отмечал кого-то в своём сердце, тут же наступал его черёд. А теперь и Лилиана, а ведь она была так похожа на неё… А? На кого?

Элит взревел!

— Так это ты погубил Лилиану!! И что только она нашла в таком безумном отродье!!

Он бросился на Ардорра. Красный свет кинжала столкнулся с синим свечением меча.

— Мудрец Меча! Как ты смеешь вставать на моём пути!!

— Усмири свой гнев! Герой единственный, кому под силу вывести нас отсюда. Начать всё заново!

Внезапно из груди Элита показался кончик меча, окрашенного кровью. Элит обмяк и упал на грубый камень подземелья. Герой возвышался над ним, он выглядел решительно и величественно, прямо как в былые времена.

Великан в медвежей шкуре снял палицу со спины и с угрожающим видом двинулся к герою.

Мудрец Меча трясся от гнева. Но всё же жестом остановил Аргла.

— Чёрт возьми, брат мой, я не знаю что заставило тебя так обезуметь! Неужели это всё из-за Лилианы?! Подумай сам, сейчас, когда она из последних сил борется с проклятием, как ты имеешь право терять рассудок, как ты имеешь право губить нас, твоих названных братьев?!

Ардорр спокойно посмотрел Оресу в глаза.

— Я безумен? Вовсе нет! Я понял, что всё шло к этому моменту. Мне многим пришлось пожертвовать на этом пути. Всем нам. Но теперь наш враг, тот, кто принёс нам эти мучения, прямо перед нами. Пойдём же, поприветствуем его.

С этими словами он мерным шагом направился к арке, назад, в комнату босса.

Двое оставшихся в живых переглянулись и с мрачным видом последовали за ним.

В противоположном конце зала стоял сам Император Демонов, а за ним его тринадцать апостолов.

Император заговорил.

— Герой… Или мне называть тебя Ненасытным Демоном, ибо так тебя зовут пророчества…

Сначала я сомневался, что правильно вычислил тебя. Тебя окружала праведная аура и верные соратники. Раз за разом ты удивлял меня, сокрушал меня. Но теперь… Ты завёл товарищей в столь очевидную ловушку.

Он указал на кристалл на своей груди.

— Ты ведь уже встречался со мной и видел при мне этот кристалл. Неужто тогда не узнал его? Средоточие маны всего мира, источник жизни…
Пророчества говорили об этом — тот, кто погубит всё что ему дорого… Тот, что будет жаждать разрушить мир и сойдёт с ума.

Герой лишь покачал головой и усмехнулся.

— Довольно твоих бредней! Не ты ли с самого моего рождения посылал тень, отродье Бездны, чтобы погубить всех, кто близок мне? И после этого ты, лицемер, смеешь выставлять себя поборником справедливости?

Император нахмурился. Что-то пошло не так. Он не скрывал что послал тень убить возлюбленную героя. Он намеренно дал просочиться этой информации. Этот шаг, как и многое другое, Император подчерпнул из своего тайного Знания. Однако тень удалось поймать себе во служение весьма недавно, он ничего не слышал о ней прежде. Пророчества молчали об этом.

— Апостолы, атакуйте! Враги ослаблены и не смогут долго продержаться. — Император Демонов отступил за спины верных слуг. Нельзя позволить даже малейшую вероятность того, чтобы пророчества сбылись и герой уничтожил кристалл, Сердце Мира, а значит обрёк мир на медленное увядание.

Орес и Аргл переглянулись. В глазах друг друга они увидели решение стоять до конца, пусть даже их мир уже рухнул.

***

Герой не знал, сколько времени прошло, он знал лишь кто его единственный враг. Добраться до него, преодолеть все препятствия. Он не видел противников, не слышал, ну чувствовал ни их ударов, не собственных ран. Бесчисленные проклятия сковали его, запечатали органы чувств, меч давно выпал из рук, он сражался на одних лишь инстинктах.

В голове был один лишь образ, его возлюбленная. Она была то собой, то совершенно другой. Незнакомые воспоминания всплывали в голове, терзали и будоражили разум.

Ему казалось, она шепчет ему:

— Мой герой, я тут. Мой возлюбленный, я пришла.

— Когда ты прикасался ко мне, казалось, будто ты жаждешь не меня.

— Когда шептал имя, будто бы не был уверен, что произносишь правильное.

— Я знаю, ты был заперт глубоко внутри, ты страдал всё время. Ты всегда следил за тенями в углах, тьма манила тебя, так теперь я и сама слилась с тьмою. Теперь я сама прошла через страдания, поэтому давай сражаться бок о бок, как раньше?

Атаки начали ослабевать, его руки находили плоть врагов, пронзали её.
И тут он уловил её, Тьму. Ту, что отняла у него всё?

Смертельный враг? Его длань, усиленная героическим духом пронзила своего противника.

Внезапно он понял, всё кончилось. Смертельный враг пал, это была… Его возлюбленная.

Сильнейшая боль пронзила всю его сущность. Все кто был ему дорог… Он погубил всех! Что-то темное просачивалась сквозь его руку, окрашенную в алый, что-то отвратительное и очень… Родное.

Он нашёл своё второе я, свою тень. Он видел всегда, но не хотел понимать. Он видел её глазами, как она пронзает незримым клинком родных, близких, любимых, как терзает его, завидует его счастью, хочет оставить в одиночестве. Тень была словно одержима им, влюблена.

Теперь он вспомнил её. Лилит… Демоница, что смогла пленить его, прозванного героем всех времён. Она пытала его в своей цитадели, полностью сломала, подчинила, склонила на свою сторону. В его левом глазу печать, в которую она вложила свою душу, ибо жизнь её подходила к концу. Печать перерождения. Печать бессмертия.

Сколько миров он посетил неприкаянной душой, сколько миров погубил…

Чувство безмерного одиночества охватило его… Все мертвы.

Тень слилась с ним, даровала ему силу. Он вновь обрёл способность чувствовать.

Чья-то рука пронзала его плоть со спины, сжимая сердце.

— Герой… Ненасытный Демон. Скольких своих братьев ты погубил, скольких моих верных подчинённых.
Как же все так вышло? Твоя возлюбленная, одержимая дьявольской силой, убила всех моих апостолов. Однако она пала от твоей руки. Теперь всё кончится, как и было предсказано, жизнь твоя принадлежит мне. Какую бы цену заплатить не пришлось, существование этого мира того стоит.

Внезапно тело героя осветилось тёмным светом. Рука, словно лишённая костей изогнулась под немыслимым углом и метнулась к груди Императора Демонов

— НЕЕЕЕТ!!! — Император демонов сжал руку, разрушая сердце героя.

Однако Ардорр в тот же момент сорвал кристалл с груди Императора Демонов и воткнул в свой левый глаз. Кристалл растворился в воронке исходящей из глазницы.

Подземелье содрогалось. Тело героя обмякло.

—НЕВОЗМОЖНО!!! — Император Демонов совершенно перестал ощущать кристалл. Рывком откинул он голову героя, но глазница была совершенно пустой.

Подземелье, тесно связанное с Сердцем Мира, рушилось.

С яростным воплем Император откинул бездыханное тело и устремился к выходу.

***

Сознание героя меркло, он проходил очередную реинкарнацию. Новый мир предстоит разрушить, чтобы напитать печать.

“Лилит, моя несравненная, когда же я вновь встречу тебя?”
Тьма внутри, идущая к перерождению вместе с ним, не была его возлюбленной, скорее, порождением яростной воли жителей многих миров, погубленных им. Но он приручил её и обратил себе во службу, как обратилась в любовь тогда, в первой жизни, боль физическая. Каждый раз тень терзает его, губит всё самое дорогое, но она же ведёт к неминуемой победе. Вновь и вновь.

“Когда же вновь встречу тебя? Будет ли конец вечной, бессмертной тьме?”

Невесомость

Фиолетовые и лиловые потоки «Пурпурного дождя» Принса заливали перепонки немногочисленной публики ночного клуба. Цветные струи музыки вели перекрестный огонь, рикошетили от зеркал, преломлялись в фужерах. «Я лишь хотел видеть, как ты купаешься в пурпурном дожде»... Мелодия источала чувственные флюиды. Три или четыре пары тискались в танце, остальные потягивали коктейли, отхлебывали вино, улыбались. Мой взгляд плыл по закоулкам лилового аквариума в поисках Элен.

—Эй, Ник! Тормози! — голос Била заставил вынырнуть на поверхность. Бил работает инструктором в мотошколе; мы вместе гоняем уже лет десять. С его помощью я обкатал свою первую Хаску* и Бил научил правильно падать и тормозить как надо. Сейчас Бил протягивал мне бокал с чем-то игристым. Три дня я трезв как капля стекла на люстре. Только Бил знал, что эта капля в любой момент может сорваться.

—Привет, Ник! — я поймал воздушные поцелуи сразу от трех нимф.
—Глянь, Кэт давно на тебя запала, — Бил перекрикивал музыку, глотал шампанское и пялился на грудь Кэт.
—Ник, дружочек, последние рисунки потрясающие. Линии стали намного жестче, а фигуры без лица - это всегда будоражит. — Кэт растягивала слова, — вот только у Элен... слишком аппетитные бедра, — она подмигнула.
—Хочешь увидеть свои бедра в моем скетбуке? — я был зол, но Кэт сегодня выглядела шикарно — вместо футболки на ней надето длинное платье с разрезом от бедра. Кэт пригласила меня на медленный. Она еще та заноза, но признаюсь, ноги у нее классные. Кэт слегка откинула спину и мне захотелось нырнуть в ложбинку белоснежной груди. Я обнял тонкую талию, спрятал лицо где-то за ухом в копне волос и забылся.
—Ник, есть много девушек лучше Элен, — нежный шепот вернул к реальности. Я хотел послать Кэт к черту, но сдержался.

***
—Держи, — Портман протягивал мне косяк, — расслабься, друг.
—Где ты видел у меня нашивку, старый хрыч? — я убрал жилистую руку с плеча. Опытный байкер был кем-то вроде идола в нашей компании. Ему позволялось изредка нарушать принцип no drugs. Если Элен была не в духе или работала в галерее, я брал Портмана вторым номером*.
—Мой байк давно на кладбище, — проскрипел Портман хриплым смешком, — а травка помогает на крутых поворотах жизни, — когда Портман смеялся, морщины на его висках оставались неподвижными, как стертые шины.
Диджей поменял сингл, кто-то грохнул бокал с вином на пол. Под всеобщее ликование, загремело «Добро пожаловать в отель «Калифорния». Пока мы обменивались с Портманом мыслями насчет наркоты, к нам подошел Джек.
—Как тебе сиськи Кэт? – проорал Джек. Здоровяк возвышался надо мной и Портером на целую голову. Когда мы с Элен купили первую мебель, Джек один затащил здоровенный антикварный шкаф на второй этаж.
—Ну, так как тебе…? — нагло скалясь, Джек повторил вопрос.
—Отвяжись, животное, — я пил третий стакан виски.
— Кэт крута, у Кэт ноги длиннее, чем у Элен, — Джек ржал во всю глотку. Эта резиновая груша болталась прямо у меня перед носом. И тогда я врезал Джеку.

На полу стало легче. Голос Дона Хенли убаюкивал, проникал в поры. Он пел незабвенное: «Последнее, что я помню, я кинулся, было, к двери. В место, где я был прежде...»
***
Стеклянная дверь несколько раз качнулась вместе с моим отражением.

—Домой, — Бил назвал водителю адрес.
—Пошел к черту! – я стал выпихивать Била из машины.
—Ладно, Ник, без паники. Будем считать, что газ ты спустил. Хоть и всей пятерней.
***
От диванной подушки разило спиртным. Я воткнул нос глубже — там, в самой середине, прятался запах волос Элен, запах ее пота и духов. Я стянул одеяло и скатился на пол. Сверху таращилась антресоль платяного шкафа. В безразличной немоте по всему периметру спальни застыли вытянутые тени каких-то ящиков, а черная пасть окна не издавала ни звука. Я хотел отключиться, но тишина, эта клятая тишина не давала заснуть. Из-под локтя выскользнул пульт, и на стене вспыхнула синяя линза телика. С экрана лился металл — «Пантеры» Фила Ансельмо прикалывались в анатомическом театре. Элен не любила металл, но Элен здесь не было. Я выключил Фила и не надолго слился с тенями от мебели.

***
На часах светилась цифра четыре, когда верная Хаска уносила меня прочь из родного города Беркли, что в округе Аламида штата Калифорния. Гнать по хайвею воскресным утром одно удовольствие - в эту пору пригород дремлет и только редкий водитель катит сонного пассажира в аэропорт. Рев мотора привел мои мысли в порядок. Я размышлял о свободе — вес мотоцикла пропадает, как только тронешься с места, а ветер выдувает изнутри все :бип:, и ты становишься невесомым.
По встречной тянулись фуры. Этим монстрам до меня не было никакого дела. Город с нетерпением ждал трюмы, набитые коровьими тушами и банками с пивом. За моей спиной не торчал рюкзак. Стоило об этом подумать, и я вспомнил, как за талию меня обнимали ноги Элен; как доверчиво горячее тело жалось к спине. Я стиснул зубы и поддал газу. Хаска почти взлетела, когда дорога впереди стала сужаться, пока не превратилась в туннель. Давно мне не было так легко и я ни за что не хотел терять невесомость. В конце туннеля загорелись огни. Пока я думал, что это глаза зверя или фары летающего объекта, — знаете, как в кино, — огни стали громадными. В голове прозвучал голос Била: "Черт! Тормози, Ник!" Где моя лапа? "Три пальца, Ник!" Палец, второй... Я закрываю газ, двигаю кисть от себя и поджимаю тормоз. Выпрямляюсь, отпускаю руль и упираюсь ногами в бензобак...

Надо мной склонились Дон, Фрай, и Хенли из «Иглз». Парни перебирали гитарные струны и пели — я точно слышал — они пели знаменитое «Это рай или ад?»

***
На старой кирпичной кладке намалевано огромное черное сердце, обведенное белой краской. Кривые потеки белого контура стекали по арту, изображая страждущий орган. В центре сердца горели красные буквы — ILLUSION.
Правая рука почти не слушалась, но кое- как я открыл дверь. В воздухе висели томные пары блюза и медовые капли света. Вся эта слезливая сладость выворачивала нутро. Адская боль в колене не позволила взобраться на барный стул, и я проковылял к пустым столикам, окруженным с двух сторон мягкими диванами.

— Кофе и виски, — ко мне подошла официантка и кроме прочего, я попросил пакет льда.
—Вместо виски могу принести пива, сэр, — официантка приторно улыбнулась, — спиртного у нас давно нет.
Я согласился на пиво и стал шарить по карманам, отыскивая телефон. Спустя секунду телефон лежал на столе, но... Я увидел то, что желал видеть больше всего на свете и чего боялся последние тридцать дней. Через столик от меня, прямо по курсу сидела Элен. Распущенные волосы ложились мягкими волнами на пушистый свитер. Она медленно пила коктейль, и сквозь прозрачное стекло бокала блестели розовые губы. Я будто словил пулю в живот.

***
Блюз смолк, над барной стойкой погасли светильники, а входная дверь оказалась закрытой.
—Эй, Ник! — голос Элен громкий и радостный в пустом зале, — Ник, подожди!
Она схватила меня за рукав куртки, и я решил не сдаваться:
—Привет! Я рад тебя видеть.
—Привет, Ник. Что с твоим коленом? Неудачно свалился?
—Да так, пустяки.
—Посиди с нами, я соскучилась по тебе, — она повернулась к парню, который только что подошел, — знакомься… Дюк, помоги!
Я отстранил руку Элен и сказал, что дойду сам. Мы вернулись за столик и Дюк, или как его там, пошел разыскивать официантку.
—Как поживаешь, Ник?
Я прятал глаза в бокал с густой пеной.
—Ничего нового — продолжаю гонять с ребятами, много рисую, — не рисовал целый месяц, но врал, чтобы не выглядеть жалким, — а ты? И кто этот Дюк?
— О, Ник. Прости. Когда я встретила Дюка, моя жизнь переменилась, понимаешь?
—Черт побери, моя жизнь тоже переменилась.
— Теперь мы партнеры — он инвестировал кучу денег в галерею. Дюк талантливый художник и отличный менеджер.
—А я? Как же я? — терпение дало трещину.
—Ник, ты много сделал для меня хорошего, — она на секунду умолкла, сморщила носик, — неужели все еще переживаешь?
—Элен, ты ушла и ничего не сказала. Так сбивают собаку. Ты знала, что большинство водителей не тормозит и не сбавляет скорость, а просто летит дальше ... — Надо выбираться отсюда к чертовой матери, тем более что к столику вернулся Дюк. Я смотрел поверх головы Элен на слащавого :бип: с козлиной бородкой. Одна рука Дюка легла на плечо Элен, а другой он поднял локоны и запустил пальцы под высокую стойку свитера. Я с трудом сдерживал тошноту. А когда поднялся, стал проклинать все на свете — забытый пакет со льдом растаял и вся левая штанина от ягодицы до колена промокла насквозь.

— Центральный вход закрыт, спустись по лестнице, там найдешь выход на улицу, — Дюк смотрел на меня и продолжал ласкать шею Элен. Сама же Элен бормотала что-то о моей выставке, предлагала созвониться и встретиться. Мне пришлось пятиться, как придурку, чтобы не светить мокрым задом. Я сутулился и хромал — клянусь, пустые банки трескались от смеха.
Под лестницей в полуподвальном мраке нашлась дверь, но ручка не поддалась, а от бессмысленных ударов болело плечо. Пробираясь вдоль кирпичной стены узкого коридора, я обнаружил небольшой проем, заколоченный отсыревшими досками. Все говорило о бессмысленности затеи, но :бип: бил здоровой ногой в эти дурацкие доски до тех пор, пока не свалился в черную пустоту.

***
Огромная физиономия Джека закрывала свет из окна. Все они — Бил, Портман, Кэт торчали прямо перед моим носом. Они склонились надо мной так плотно, что подвеска в виде черепа спускалась с ушной мочки Кэт прямо на плечо Портмана.
—Привет, Ник! — я слышу голос Била, — легко отделался, приятель! Если бы не змея* на хайвее, могло вообще пронести. Ты молодец, ты все сделал как надо.

*Вторым номером - пассажир на заднем сиденье мотоцикла
*Хаска – марка мотоцикла Husqvarna
*Змея – полоса битума на трассе

Металлическое тело трамвая рычало и громыхало изо всех сил.
"Гр-р-р"
Оно пыталось удержать внутри себя охапку людей в цветных тёплых куртках. Это было тяжело, ведь огромная масса вдавливала друг друга в стенки, раскаляя горячими телами вагон. Потолок, решительными пинками, толкали клубы шума. Резкие, пронзительные, глухие или подавленные.
"Вы выходите?"
Любой формы и цвета.
"Молодой человек, уступите место"
Изредка их разгонял властный голос кондуктора.
"Передняя площадка, передаём за проезд"
Он был горошиной в водовороте. Пытаясь нарушить поток, сам тонул в нём. Властью снова овладевал хаос.
"Алло, да это я"
Сквозь густые ряды, держащихся за поручни, рук, в окнах виднелись искры, летевшие с проводов. Трамвай гремел сильнее. Он задыхался больше и больше с каждым ударом колес о рельсы. Наконец, он не выдержал. Остановился, выплюнув из себя тяжелый кусок железа.
"Почему стоим?"
Я вышла у подножья моста. Толпа, окружавшая меня, быстро растворилась в бесчисленных желтых автобусах. Я осталась одна. На билет у меня не было, и я зашагала вперед, бок о бок с проносящимися мимо раскаленными двигателями машин. Они не долго оставались моими спутниками, и скоро исчезли, поглощенные пронзительным ветром.
Морозный воздух прикоснулся к лицу. Дышать стало легко. Серебристая дымка окутала прозрачное небо.
Высокое-высокое.
Неуверенный свет рассыпался из него.
Мягкий-мягкий.
Холодные синие волны нарядились в пушистую белую пену, танцуя суровый зимний танец.
Плеск-плеск.
Они расстилались далеко вперед, исчезая в пелене тумана. Утки, качаясь на них, ныряли глубоко-глубоко и пропадали без следа, оставляя только круги на воде.
Бульк-бульк.
Иссохшие головки камышей покачивались, приглядывая за ними.
Шурх-шурх.
Я облокотилась о парапет с облущенной белой краской. Вокруг – ни души.
Тихо-тихо.
Отключенный телефон лежал забытый в кармане.

Краски под веками казались благодатью: немного чёрного и перемежающийся, текучий, переменчивый, непредсказуемый свет. Белизна, струящаяся пеной, золотые искры, перекрёсты алмазов, алые, лазурные, зелёные узоры, порой совсем вытеснявшие собой черноту, напоминавшие дорогие шелка. Никогда не угадаешь, во что он вылился бы в следующую секунду — в букет цветов, в чужой силуэт, близкий или удаляющийся, в стаю птиц... А, может, — в просвет между тёмных створок, распахивавшихся с трудом, едва ли не со скрипом старых дверей.
Сквозь эту несчастную щель было видно то немногое, что окружало на самом деле, — больная, холодная реальность. Жидкий обсидиан, струившийся вокруг, то вздымаясь вверх, то спадая вниз. Мелкие волны переливались серым от одной стороны горизонта до другой, куда ни глянь. Изредка виднелись скалы — глыбы на тонкой ножке, готовые рухнуть в любую секунду, чёрные, отбрасывавшие глубокую густую тень. Вселенским грузом на спину начинало давить небо — ни дневное лазурное, ни ночное алмазное, ни даже сумрачно-агатовое — дымчато-кварцевое с мутной жилой солнца...
Родное место, схлопнувшееся до размеров маленькой шлюпки без вёсел с давно облупившимся, пузырившимся лаком и убитыми в щепки бортиками. Одно из сидений занимала вещь, ставшая близким другом, — резной фонарь из дерева и тоненького стекла, увенчанный толстым кольцом. Тёплое мерцание, необычно яркое, до рези в глазах, заставляло отвести взгляд в сторону, невольно глянуть на очередной всплеск...
И, наклонившись чуть ближе, оказаться лицом к лицу. С трудом, но в волнах напротив удавалось различить девичье, бледное худое лицо, чёрные глаза, почти не блестевшие, нетугой пучок рыжеватых волос, с то и дело выбивавшимися прядями... Единственная живая душа в округе.
И та — была ею самой...
Раскатистый рокот, эхом ударивший по ушам. Сердце совершило в груди тугой кульбит, голова рефлекторно повернулась на бок, уставившись на полосу горизонта. Буря дышала вслед, укалывая холодным ветром по самые кости. Нависала плотным чёрным капюшоном вдалеке, безликая, изредка мигавшая глазами-молниями. В основном — молчала, изредка подавая голос. Иногда казалось, что к нему примешивался далёкий шелест крупных капель дождя... и что-то ещё. Кто-то ещё, от чьего рыка сводило внутренности в мучительном спазме. Истинная причина, почему выглядывать за спину становилось жутко... Одно утешало в этой ситуации: эта буря была слишком далеко; она мчалась следом уже очень давно, но всё никак не могла догнать.
Усталый вздох на повороте прочь. Усталая мысль, укутываясь в чёрную накидку, —ей ещё ничего не угрожало...
С ней всё пока-что было в порядке...
Море окружало её... Девушка забыла, с каких пор. Далёкий рокот за спиной, качка на волнах, жёсткое дерево — всё это давно стало ей колыбелью. Крепкий цветной сон норовил оттянуть это бесконечное небытие на чуть дольше...

○○○
Тишина застыла вокруг. Тяжёлая, глубокая, почти ощутимая. Глухота, словно под водой. Напряжение, ползущее от макушки и вниз по позвоночнику, словно под чужим взглядом...
Распахнув веки, девушка тут же подскочила в лодке. Крупные блестящие капли стучали по дереву, накидка и волосы промокли насквозь. Небо заволокли густые тучи, накрыв плотным капюшоном. Вспышка извитой молнии — и оглушительный рокот: болезненный, до крика, до звона в зажатых руками ушах.
А волны — застыли, заледенели в простые, незатейливые формы с тоненьким кружевом изморози на краях. Множество абстрактных гладких фигур... и, по виду, к тому же — твёрдых...
Простая мысль. Простой инстинкт.
Бежать!
Босые ступни целовали иглы холода. Девушка мчалась, куда глаза глядят, так быстро, как могла — до протяжного свиста в ушах, до сбивающегося дыхания. В груди всё болело: холодный воздух застревал в лёгких комками, сердце билось о грудину, желая убежать дальше, будто могло это сделать намного быстрее. Ногти впились в ладони, оставляя алые следы. Ноги и плечи болели — от ударов, от постоянных спотыканий, от постоянных тупиков, перед которыми не всегда удавалось затормозить.
Буря кричала над головой. А волны, казалось, оживали с каждой вспышкой, норовя запереть девушку в ловушку. Но она продолжала бежать, лихорадочно ища выход. Как в бреду.
Как вне себя.
Вне... она не сразу заметила этого...
Очередной тупик... В ужасе девушка вгляделась в водяную стену перед собой, коснулась, поднесла фонарь — но толка никакого...
Её в воде не было.
Не только на этой стене — вообще нигде... Отражение исчезло.
Была только чернота, влажный блеск, очередной ослепительный свет, заливший на мгновение всё. Рокот позади, который, скорее, можно было ощутить, нежели просто расслышать. Застывшие волны рвало на кусочки, словно мешавшие на пути замки из деревянных кубиков. Девушка обернулась, медленно, на негнущихся ногах, с дрожащей рукой. Фонарь качнулся на кольце, тёплый свет, казалось, впервые за долгое время мелькнул...
Внутри всё сжалось, когда вверх начала змеиться полоса всепоглощающей тьмы. Чудовище с воротом из плавников вокруг головы... и алое сияющее око...
И рёв...
И распахнувшиеся челюсти...
И Зверь, мчавшийся цветком смерти прямо на неё...

○○○
Из-за пробравшего насквозь холода она не сразу ощутила на себе странное давление. Её должно было разорвать, перемолоть, но вместо этого — сжало в тисках. Подумала было, что у Зверя от старости попросту затупились зубы, сначала вышло слабо улыбнуться...
А потом с титаническим трудом осознать, что оказалась она вовсе не в челюстях, а в чьих-то руках.
Сквозь пелену в глазах вырисовывалось небо — другое, непривычное, заставившее нахмуриться. Да, одну его половину покрывали тучи, знакомые, плывшие плотной чёрной завесой, а затем превращавшиеся в редкую пену... Вторая же половина была чистой, насыщенной, ярко-лазурной.
Очередная волна окатила ноги, и на смену воде пришёл песок. Почему-то не золотистый, а зольно-чёрный. Под чужой вскрик негодования девушка вывернулась, плюхнулась на колени, дыша тяжело, дрожа от холода, сжимая до побелевших костяшек кольцо фонаря. Лихорадочно углядела за спиной маленький дом, похожий на спичечный коробок, крутые скалы, возвышавшиеся над ним гигантскими стальными щитами... и густую живую зелень прямо на них.
Буря чернела, несколько раз мигнула белыми ветвями, так и не издав ни звука.
– Он тебя чуть не проглотил... – обратил на себя внимание спаситель, устало вздохнув и выпрямившись. Высокий, светлый, вымокший до нитки. Кривая ухмылка воцарилась на его лице, когда он принялся выжимать рубаху: – Или не совсем тебя... Эй, тише, тише!
Девушка вдруг подорвалась вперёд, когда очередной прилив кинулся ей навстречу... и вздохнула от облегчения.
– Отражение при тебе, не бойся, – усмехнулся мужчина, подал ей руку, чтобы помочь подняться.
Но вместо этого:
– Оставьте меня... – сорвалось само собой с тонких губ. Сиплое, она давно не разговаривала...
– Зачем?..
– Оставьте... пожалуйста...
– Замерзнешь, и тварь ещё... – косой взгляд льдистых глаз на горизонт... и про себя что-то решив, мужчина изогнул бровь, а затем повернулся к домику: – Пойду, полотенце принесу...

●●●
Девушка больше не сводила глаз со стены дождя перед носом. Ночь наступила быстро, не удалось углядеть момент, когда именно...
Она упорно верила, что в этой жизни больше не было ничего светлого. Она не сразу увидела лик полнолуния, выплывший из-за пелены туч. Такой яркой луны не было никогда, всё вокруг заливалось холодноватым, но приятным сиянием. Песок под ногами мерцал, блестел звёздной пылью, каждая песчинка — по-своему...
А фонарь в руках угасал с каждой секундой. Раньше смотреть на него было невозможно, а теперь — девушка видела, как тлеет последний воск внутри... Она пережила с ним многое. Но всё заканчивалось... Мерцание мигало, отбивая последние куплеты этой долгой мелодии... Крупные хрусталики слёз обожгли щёки, упали на холодеющее стекло... Ком рыданий так и застрял в горле, когда скалы больно подпёрли спину, а впереди раздалось шевеление.
Перед ней застыл Зверь.
Девушка не сразу осознала, насколько огромным он был. Всё, что она видела, — блеск огромной чешуи, обрамлявший алый глаз с извитой трещиной зрачка. Абсолютная живая тьма. Необъятная. Зловещая. И бледное отражение себя в ней... однако... почему-то, её осенила мысль...
Вопрос в глазах. Взгляд на фонарь. Снова на Зверя.
Секунды... Секунды...
Одно, второе, третье веки на пару мгновений заслонили алый глаз, а затем распахнулись вновь: «Да» — без слов.
Слёзы наполнили глаза вновь, падая градом. Бесшумные рыдания. Шевеление — и вместо глаза оказались зубы-скалы, огромные, острые, покрытые продольными бороздами. Один из зубов — клык, размером с её руку, выбивался из общего ряда, обнажая тонкую, чёрную, бездонную щель... как приговор... как последний выход...
«Отпусти»
Руки дрожали, слёзы заслонили обзор, а из горла сорвался слабый всхлип, когда полупотухший огонёк утонул в звериной пасти... ноги уже не держали, и девушка повалилась на колени, утопая в песке... Рычание оглушило. Чешуя перед глазами пришла в движение, превратившись в бесцветное марево, одним слитым взмахом исчезла в пене и блестящих волнах. Девушку окатило водой с головы до ног, распуская рыжие локоны, спустив накидку, обнажая белое платье... смыв слёзы, оставив только пустоту...
Шорох шагов позади.
– Он тебе был и не нужен... – Её спаситель приземлился рядом: – Сама вон — светишься, – и кивнул на неё.
Девушка не сразу поняла его, измученно потупилась...
Он был прав. Песок вокруг окрасился из разноцветно-искристого в бледно-янтарный. Девушка оглядела свои руки... кожа слабо сияла, местами оставляя алую нечеткую тень от костей... будто она была свечой.
– Звать-то тебя как, чудо? – мужчина улыбнулся, склонив голову набок. С удивлением девушка обнаружила, что он тоже сиял...

В пыли и латках сапоги.
Я доверяю путь дороге.
Не страшно встать не с той ноги,
Важней сберечь все руки-ноги.
Я попрощалась с кем могла,
Хоть никого и не простила,
И пущенная вслед стрела
В плечо меня благословила.
Под светом утренней зари
И тихо гаснущих событий
Я поднимаю пыль с земли
И обрываю сны и нити.
В кармане фляжка чуть звенит,
В руке - непарная перчатка,
И нож за поясом хранит
Единственные отпечатки.
Пусть тают в тишине черты
Друзей, врагов, родных и милых.
Мне не построить вновь мосты,
Но позабыть о них не в силах.
И может, мир не без чудес,
Судьба ругаться перестанет,
И ангел приглядит с небес,
Или хотя бы косо взглянет,
Я вдруг пойму чужую речь,
Открою дверь в чужой долине,
Стряхну суму с натертых плеч
И разожгу огонь в камине.
А до тех пор - в лицо песок,
Ветрами юга ночь согрета,
По звездам чертит путь комета,
Скрипит земное колесо.

Рекруты одиночества

Одиночество третьей степени
Шагает вместе с тобой
За плечом, оттирает намеренно
Разговоры, друзей, дом родной.
Одиночество третьей степени
Окружает незримой стеной,
Подсекает, как рыбу, подманивая,
На крючке уводя за блесной.

Второй степени одиночество
Таится под рёбрами жалостью.
Бессонницей дергает полночью
Внезапно - не удержалось!
Второй степени одиночество -
Когда некому позвонить.
Ни общения и ни общества,
Не с кем радость и боль разделить.

Одиночество первой степени
Погребает лавиной из дум
Собеседник... любимые... где они?...
Вместо имен белый шум.
Одиночество тает горечью
Облаткой на языке,
Самогоном внутри... низким поручнем
На могильных оградках в венке.

Строевой шаг чеканит, играючи
Истирая в груди имена,
Пополняет незримую армию,
В свой полон незаметно внося -
По планете не тайно, не полночью,
Среди ясного белого дня
Средь людей идет одиночество,
Раздаёт свои ордена.

Помню, юную деву
на причале я ждал
В сердце трепет,
В глазах жара сполох.
Но она не пришла
И остались в душе:

Шелест волн
......Одиночество
................Холод

Я отринул любовь,
Взял суму и познал
Странствий долгих
Бессмысленный ворох.
Покорял, достигал,
Но остались в душе:

Скрип колёс
......Одиночество
................ Голод

Сжав оружье в руке,
Правосудие вершил,
Прославляя огонь,
Кровь и порох.
Мир не принял меня
И остались в душе:

Ор толпы
......Одиночество
................ Город

Я покинул людей,
Меч оставил ржаветь,
Сбросил с плеч
Материального морок.
Сожаленья ушли
И прижились в душе:

Тишина
......Одиночество
................ Холод…

Среди простых могил одна стояла,
Что имя сохранить смогла,
И рядом с ней такая же простая
Давно потерянная девушка была.

- Сестра давай с тобою ляжем вместе,
Мне просто плохо ты пойми
Была бы ты на моём месте
Ах точно… Ты меня прости.

Тебя любили ж обожали,
Мечты дарили, обнимали
Да чем же я не подхожу
Ответь, скажи мне почему?

Смотрю к тебе мать заходила
Цветы вон рядом положила,
А завтра брат наглянет, да?
Да что это за ерунда!

Я тоже ведь ребёнок их…
- И в ту секунду ветер стих,
Лишь только капли горьких слёз
Звенели, будто горстка звёзд.

Вздохнув продолжила она
- Смешно, теперь тебе сестра?
Среди толпы живых людей
Проблемы ведаю тебе.

И надрываясь будто бы в финале,
Скрывая боль, что принесла в начале,
Смахнув блестящих слёз поток,
Та ведала о жизни вновь.

Среди простых могил, где поминали,
Где свечки ставили и ждали,
Лишь у одной всю душу изливали
И лишь одной секреты доверяли...

Свет далеких звезд

Ночь. Сижу одна в квартире,
Пустотой окружена,
И как будто в целом мире
Только - я. И я - одна.

Посмотри в ночную бездну, -
Шепчет кто-то в тишине,
И представь, что всё исчезло.
Растворилось в этой мгле.

Свет померк и стихли звуки.
Может мне зажечь свечу?
Протянув к окошку руку,
Мрак ночи я освещу.

Ни волнения, ни страха,
Пусть одна - да в поле воин.
Не боюсь. Пусть будет драка,
Против всех, но ринусь в бой я.

Если скучно, если грустно
Отмахнусь от всех печалей.
Ведь в душе, поверь, не пусто,
Когда манят сказкой дали.

В небе, россыпью алмазов,
Мириады звезд горят.
К ним прислушаюсь. Не сразу,
Но пойму о чем твердят.

Если кто-то в тех вселенных,
В неизведанных мирах,
Тоже думает о бренном?
И с улыбкой на устах.

Смотрят вверх с немым вопросом.
Прям, как мы - совсем не боги,
Подвергаясь бурям, грозам,
Точно также одиноки.