Крылья ангелов. Сказка. / G / завершен

Горные цветы

И пока демон спал, я никуда не отходила от него. Я легко могла бы убить его кинжалом, который дал мне ректор – Обсидиан отбросил его совсем недалеко, – но к этому времени я вполне ясно осознала, что не хочу убивать даже демона, каким бы страшным и жестоким он ни был. А Обсидиан не казался мне жестоким почему-то.
Ведь он не причинил мне вреда, хоть я и напала на него, так? И он был очень терпелив со мной, как с ребенком. Он ведь и принял меня за ребенка вначале. Ну, да, мы, ангелы-юниоры, не можем похвастаться прекрасной внешностью. Дети. Как есть, дети. И нам не повзрослеть раньше, чем повзрослеют наши сердца, отринув всю грязь тленного мира и полностью примирившись с вечными заветами милосердия. За шестьсот лет я так и не достигла этого.
Вспомнив о своем несовершенстве, я грустно вздохнула. И в то же самое мгновение черные глаза демона, распахнувшись, весело сверкнули мне в лицо.
«О чем печалишься?» - спросил он с улыбкой.
Он выглядел так, словно ничего необычного с нами и не произошло, а ведь у меня нимб украли! И эта мысль очень рассердила меня.
«Ну, да, тебе-то не о чем печалиться! – пробормотала я обижено, отворачиваясь от демона, - Твои рога никто не поскручивал, пока ты зубы чистил!»
Хохот Обсидиана оглушил меня. И, обернувшись, я увидела, что он снова упал на спину и потирает ушибленный затылок.
«Элли! Дитя, нельзя же так! – простонал он, - Ты едва не убила меня! Не думал, что среди ангелов есть такие милые маленькие девочки… - и, предупредив мой протест, он добавил монотонно, - Знаю, знаю, тебе целых шесть сотен лет. Только не особо ты выросла за это время, а, лучшая ученица?»
И снова он обидно рассмеялся, только в этот раз мне решительно нечего было возразить на его слова. Действительно, прошло шесть сотен лет, а я ни капельки не повзрослела. Должно быть, мне никогда не стать такой чистой, какими должны быть настоящие ангелы.
«Ты чего?»
Возникнув прямо передо мной, мгновенно переменившееся лицо демона было теперь растерянным и даже немного испуганным, наверное, если можно говорить об испуге у демона.
«Элли, ты что? – повторял он обеспокоенно, заглядывая мне в глаза, - Я же пошутил! – и он пробормотал хмуро, - Надо было помнить, как туго у вас с юмором!»
«Нормально у меня все с юмором!» - быстро возразила я.
Обсидиан сел напротив и удивленно посмотрел мне в лицо.
«А почему же ты плачешь?» - спросил он.
И только теперь я заметила крупные слезы, которые – одна за другой – скатывались по моим щекам и, срываясь с кончика носа, исчезали в темноте, оставляя после себя только едва различимый звук удара.
«Я плохой ангел, - вздохнула я безнадежно, вытерев глаза, - За шестьсот лет я так и не научилась ни смирению, ни милосердию, ни смелости, еще и нимб потеряла вдобавок. Я – худший из юниоров!»
И снова я расплакалась. Огромная когтистая лапа демона осторожно коснулась моих волос.
«Что уж сразу – «худший»? – усмехнулся он снисходительно, - Уверен, есть похуже тебя… - и, встретившись взглядом с моими злыми заплаканными глазами, он добавил серьезнее, - А все эти вещи, которым ты якобы должна была научиться… как бы ты научилась им в школе ангелов? – я сопнула носом и впервые начала прислушиваться к его словам, и тогда Обсидиан продолжил задумчиво, - Это не серьезно, Элли, учиться смелости там, где нет страха, милосердию – там, где нет жестокости, и смирению – там, где нет никакого подавления. Ведь, правда же, в школе к тебе все очень добры?»
Я коротко кивнула, не отрывая от темного страшного лица огромных от изумления глаз. Слова этого демона во второй раз поражали меня.
«Вот видишь? Они бы не причинили тебе никакого огорчения, - улыбнулся он, - А как бы тогда ты научилась быть сильной и преодолевать себя? Знаешь, горные цветы плохо растут в оранжереях…»
«Не знаю я никаких горных цветов! – пробормотала я, теребя подол своего платья, - Я никогда и нигде не была, кроме школы».
Когти демона сжали мой подбородок, и, ойкнув, я вынуждена была вновь поднять на него взгляд. Обсидиан выглядел ошеломленным.
«Погоди-погоди! – произнес он быстро, - Как это «совсем нигде»? Значит, ты не видела ни земли, ни людей, которых должна будешь защищать? – демон задохнулся от возмущения, - Но ведь ты не сумеешь защищать их, если не будешь любить всем сердцем… или как там у вас!»
Дернувшись, я вырвалась из лап демона и потерла подбородок. Удивительно. На нем не осталось ни единой царапины.
«Я люблю людей! – воскликнула я горячо, - Я всем сердцем их люблю, я знаю, что они хорошие…»
Обсидиан пренебрежительно отмахнулся от этих слов.
«Да что ты вообще знаешь? – бросил он, - Ты даже не видела их!»
«Но я верю…» - начала, было, я, но презрительный смех демона оборвал мою речь.
«Вот на этом у вас все и завязано! – сказал он, - Я верю, я знаю! Не видела, но точно знаю, что хорошие! – передразнил он меня, - Поэтому вас и не выпускают из ваших школ-оранжерей. Потому что стоит вам единожды увидеть людей во всей их мерзости, и вы бы возненавидели их и, уж точно, не смогли бы защищать…»
Он хотел сказать еще что-то, но я не могла вынести продолжения этого монолога и, вскочив на ноги, приблизилась к Обсидиану, сильно сжимая крохотные кулачки.
«Я никогда не буду ненавидеть людей! – воскликнула я, - Я знаю, что они поступают плохо иногда, но это не делает их совсем плохими…»
«Дитя!» - хмыкнул тот, но в этот раз он не смог заставить меня замолчать.
«И я буду любить их любыми!» - выкрикнула я, как могла, громко.
Демон посмотрел на меня с интересом.
«Даже увидев их мерзкую натуру? – спросил он, - Все их слабости и все грехи?»
«И даже тогда!»
«На спор? – быстро спросил Обсидиан, - Я покажу тебе их, и, если ты их не возненавидишь, помогу найти твой нимб даже в глубинах ада».
Увидев у своего носа когтистую лапу демона, я немного растерялась, но это продолжалось совсем недолго. И, вложив свою руку в его ладонь, я ответила решительно: «Да как угодно!»
В то же мгновение я поскользнулась и полетела в бездонную сверкающую воронку.
Первым, что я услышала, придя в себя, было недовольное бормотание Обсидиана.
«Да что ж ты за ангел такой? – вздыхал он, гладя меня по голове, - От любого пустяка сознание теряешь! Понятно, почему у тебя до сих пор не выросли крылья!»
Последние слова меня сильно задели. Крылья всегда были моей мечтой. Настоящие крылья ангела, а не то, что было у меня.
«Отпусти меня!» – взвизгнула я, отбиваясь от демона, который, впрочем, был совсем не против меня отпустить. Кажется, я его немного напугала.
«И не трогай мои крылья! – всхлипнула я воинственно, вскочив на ноги, - Не твое дело, есть они у меня или нет! Без нимба у меня их вообще никогда не будет… - добавила я тише и, оглядевшись, спросила удивленно, - И куда ты привел меня? Где люди?»
Действительно, кроме серых облаков, я не видела абсолютно ничего вокруг. Правда, еще – впервые в жизни – я чувствовала на своей коже порывы ненастного ветра, впервые вдыхала запах весны и бензина, и впервые мне приходилось щуриться от колючей пыли, летящей мне в глаза, и птиц над своей головой я тоже видела в первый раз. Это было маленьким открытием для меня. Маленьким, конечно. В школе бы надо мной посмеялись, узнав, что я была так счастлива, вдыхая городской смок, глядя на ворон и продрогнув до самых костей от весеннего ветра. Но в школе – они ведь никогда не видели ничего подобного? И поэтому я стояла, смотрела и улыбалась, как дурочка, всей этой серости.
Накрыв мои плечи своим черным плащом, Обсидиан глубоко вдохнул весенний воздух и улыбнулся, посмотрев на небо.
«Они думают, что мы обитаем там… - прошептал он, - Глупцы!»

Не просто так...

После этого мы долго еще ходили по городу, и Обсидиан показал мне в тот день многие человеческие пороки: жестокость и равнодушие, и злобу; зависть и злоязычие, и злонамеренность в мыслях и поступках даже у совсем еще маленьких и, казалось бы, таких невинных детей. Он показал мне тех, кто причиняет обиды своим ближним, и тех, кто просто проходит мимо ближнего, когда тому нужна помощь. Показал таких, которые никому не протянут руки в беде, и тех, кто протянет ближнему свою руку лишь для того, чтоб обмануть и обидеть его еще сильнее.
Много, много всего ужасного я увидела в тот день своими глазами, и это было намного страшнее и поучительнее уроков ректора. Но даже увидев все это я не сумела возненавидеть людей. Люди ведь такие слабые. И мне всегда казалось, что долг ангела-хранителя именно и состоит в том, чтоб помогать им преодолевать слабости и искушения. Я не могла ненавидеть их. Мне было их жаль.
«Отлично! - желчно усмехнулся Обсидиан, устав доказывать мне неисправимую греховность людей. И, остановившись, он широким жестом обвел пространство вокруг, - Ты не можешь осудить их за то, что они лгут, предают, вредят друг другу, ладно! Но как насчет этого? Выхлопные газы, яды, мусор, ядерное оружие, наконец, которыми они захламили и отравили всю эту прекрасную некогда землю! Земля чем провинилась? А они изуродовали ее!»
Впервые я видела, чтобы Обсидиан так искренне негодовал, и я даже не знала, что сказать. Просто смотрела на него и хлопала глазами. Замолчав, он сердито посмотрел на меня и, видимо, поняв, что не дождется ответа, протянул мне руку.
«Ладно, проще показать!» - бросил он.
И в то же мгновение, когда мои пальцы коснулись ладони демона, мы оба перенеслись в какое-то странное место. Да, определенно, оно было очень странным. Оно было похоже на райские сады, какими их изображали в учебниках по истории, но только здесь — среди деревьев и высокой травы — там и тут валялся мусор, а воздух казался пыльным и странно пах. У меня даже глаза заслезились.
«Ну? - хмыкнул Обсидиан, протягивая мне платок, - А ведь был цветущий луг когда-то!»
И он зло пнул банку из-под пива, попавшую ему под ногу.
«А что случилось с этим местом?» - тихо спросила я.
Демон ухмыльнулся в ответ.
«Люди! - откликнулся он и продолжил уже своим обычным равнодушным тоном, тыча пальцем в разные стороны, - Химический завод, хозяева которого экономят на очистных сооружениях и вывозе мусора, - он указал на высокие трубы вдалеке, - Предпочитают сваливать и сливать все здесь. Кстати, как и компания, вывозящая мусор вон из того микрорайона, - оглянувшись, я различила за дымкой крохотные дома далекого города, - Ну, и, собственно, речка так и манит отдохнуть! - язвительно бросил Обсидиан, указав на блестящую водную гладь за своей спиной, - Туристы! - он словно выплюнул это слово и добавил устало, - Можем спуститься к самой реке. Посмотришь на пляж».
Я отрицательно замотала головой.
«Она такая же, - догадалась я, - Это как захламленный рай. Но зачем они делают так, если можно иначе?»
Услышав мои слова, Обсидиан громко рассмеялся, и его смех был похож на раскаты грома.
«Ты такая еще наивная! - вздохнул он, отсмеявшись, - Люди — грешники и поступают, как грешники. Разве так сложно понять это? Впрочем... - на мгновение поджав губы, он протянул мне руку, - Идем, Элли».
Я не знала, что у него на уме. «Может быть, он хочет показать мне и ядерную бомбу тоже?» - думала я. И, все равно, я вложила руку в ладонь Обсидиана и последовала за ним. Почему-то я очень быстро привыкла доверять ему, пусть даже он оставался демоном, я — ангелом, и мы оба оставались врагами друг другу.
Обсидиан осторожно сжал мои пальцы и пошел вверх по пригорку — дальше от реки и завода — мимо сломанных деревьев и гор мусора. Я с сожалением смотрела на все это, и на сердце у меня была такая боль, какой никогда еще не было раньше. Да что там, до этого дня я ведь и не знала боли вовсе!
«И после этого ты тоже не возненавидела их? - спросил Обсидиан тихо, остановившись на вершине пригорка, с которого мне хорошо были видны и город, и завод, и река, и замусоренный луг, - Даже увидев, что они сотворили с дарованной им землей?»
Я горько вздохнула. В это мгновение мой разум соглашался с демоном, но мое сердце отказывалось чувствовать иначе, и от этого в груди было больно и горячо.
«Я не могу ненавидеть их, - ответила я едва слышно, - Мне очень, очень жаль, что они поступают так, и жаль эту прекрасную землю, которую они губят, но я, правда, не могу, даже если бы хотела».
Опустившись передо мной на колено, Обсидиан бережно вытер горячие слезы с моих щек и грустно улыбнулся, посмотрев мне в глаза.
«Похоже, ты, и правда, самый настоящий ангел, - произнес он тихо, - Я проиграл».
«Я ничего такого не хотела, - пробормотала я смущенно, чувствуя, как от безграничного счастья мое сердце рвется на кусочки, - Я всего лишь хотела вернуть назад свой нимб...»
«А я всего лишь скучал и хотел развлечься, - откликнулся Обсидиан с земли, - Прости, Элли, но, как бы хороша ты ни была, и даже если ты меня победила, вернуть твой нимб мне не под силу. Я солгал».
Он говорил все это, а сам смотрел на небо. А я сидела у его изголовья и смотрела на реку. Издалека совсем не было заметно мусора и грязи, и она казалась прекрасной в золотых лучах заходящего солнца. И Обсидиан тоже вдруг показался мне красивым в это мгновение, когда его насмешливые черные глаза стали вдруг такими печальными и задумчивыми.
«Значит, ты солгал?» - еще раз уточнила я, спустя какое-то время.
Мне почему-то не верилось, что он мог солгать мне, пусть даже демоны — все и всегда — только и делают, что лгут. Но Обсидиан молча закрыл глаза длинными черными ресницами, подтверждая правоту моих слов, и я тихонько вздохнула.
«Я не лгал, говоря, что ты понравилась мне...» - прошептал Обсидиан очень-очень тихо. Наверное, он надеялся, что я не услышу этих слов, но я услышала, и они сделали меня очень счастливой. И Обсидиан казался мне очень похожим на человека в то мгновение.
«Ты не спросишь, что будет с тобой теперь, когда ты лишилась нимба и не сумела его вернуть?» - спросил он погодя.
Я улыбнулась. По сравнению с тем, что я узнала и почувствовала за это время, какое значение вообще имеет нимб? Это было даже смешно.
Не дождавшись ответа, Обсидиан сел напротив меня и заглянул мне в глаза. Его взгляд был очень серьезен.
«Ты не будешь ненавидеть меня за то, как я поступил с тобой?» - спросил он.
И снова я улыбнулась. Достав из кармашка платья маленький гребешок, я стала молча — медленно — расчесывать длинные волосы демона.
«Люди поступают не лучше, - сказала я, - Но ведь я не ненавижу их...»
Обсидиан не сдержался и усмехнулся моим словам.
«Я не человек, Элли! Я — демон. И ты можешь вернуться в школу, вновь обрести свой нимб и стать хорошим ангелом-хранителем, если убьешь меня до заката...» - произнес он серьезно.
Я видела нож из черного камня у своих ног, но продолжала, как ни в чем не бывало, причесывать Обсидиана.
«Я никогда не стану хорошим ангелом, если поступлю так...» - ответила я.
И тогда Обсидиан громко рассмеялся. И снова его смех был похож на раскаты грома, и мне казалось, что еще мгновение — и пойдет дождь.
«Элли... - вздохнул он печально, - Ты погибнешь, едва погаснет солнце. Неужели тебе совсем не хочется спастись?»
Я пожала плечами.
«Хочется, конечно. Но ты ведь видишь сам: так нельзя спасаться...» - сказала я тихо.
«Быть может, тогда есть что-нибудь, чего бы ты хотела перед смертью? - неожиданно спросил Обсидиан, обернувшись ко мне, - Что-нибудь, чем я хоть немного мог бы тебя порадовать? До заката осталось совсем немного времени».
Я весело рассмеялась в ответ.
«Как ты можешь? Ведь одно, чего я хочу, это мой нимб!»
«Если тебя устроит нимб, сотворенный демоном...» - лукаво прищурившись, поинтересовался Обсидиан.
Я рассмеялась еще веселее и стала уверять его, что меня вполне устроит такой нимб. На тот час, что мне оставалось прожить, конечно, меня устроил бы и нимб демона, лишь бы он не грустил по мне и не смотрел так печально в мои глаза.
«Но как же ты сделаешь его?» - спросила я.
Загадочно улыбнувшись, Обсидиан поднялся на ноги и пошел по лугу, срывая желтые, как солнышко, цветы.
«И ты помогай тоже! - крикнул он мне, - Ну же!»
Но я не двинулась с места, скованная ужасом.
«Ты убиваешь их!» - воскликнула я.
Однако Обсидиан не перестал улыбаться.
«Поверь мне, они счастливы, - сказал он, срывая очередной цветок, - Для них высшее счастье — умереть ради чьей-то улыбки, пусть даже мимолетной, но радости их красоте, - я изумленно ахнула, и он добавил весомо, - Не просто так, понимаешь?»
И я поняла. Я стала очень осторожно и бережно срывать красивые цветы. И не красивые тоже, ведь и им хотелось, наверное, чтобы кто-нибудь улыбнулся их скудной красоте. У каждого из них я просила прощения за причиненную боль, и каждому обещала, что я буду счастлива — очень-очень! — столько, сколько мне еще осталось прожить, любуясь ими. У меня слезы наворачивались на глаза, но это было не оттого, что мне было страшно или жаль себя. Я только тогда и поняла, какой счастливой была моя жизнь. Этим цветам не досталось и малой толики той радости, которую узнала я. Ведь здесь — вдали и от реки, и от города — они рождались и погибали одиноко, не радуя никого своей красотой. А прожить жизнь и никого не обрадовать ею — это, должно быть, так печально! И, отдав свой букет Обсидиану, я долго еще ходила по лугу, любовалась этими — самыми прекрасными на свете — цветами и повторяла им много, много раз: «Вы прекрасны! Я никогда не видела цветов прекраснее!» Это было чистой правдой. Даже белые розы в школьных оранжереях никогда не восхищали меня так, как эти цветы. Ведь белые розы выращивают специально и за ними ухаживают, им только и остается цвести и благоухать, а эти цветы, пусть не такие прекрасные и не пахнущие вовсе ничем, кроме заводской пыли, пробились сквозь толщи земли и груды мусора, чтобы сделать это заброшенное место чуточку красивее. Это был их дар жестокому миру, изувечившему рай, превратившему его в свалку. А они снова возрождали рай на грудах мусора. Просто это надо было понять, и тогда стало бы ясно каждому, что прекраснее этих цветов нет на всем свете. Но ведь цветы живут для того, чтобы радовать взгляды и вызывать улыбки, а эти — самые самоотверженные и преданные красоте — были лишены даже одного ласкового взгляда. И мне хотелось сказать им, как я рада, как я счастлива, мне хотелось улыбаться снова и снова, глядя на них, но по щекам почему-то бежали слезы, и я могла только повторять: «Вы прекрасны!»
Спустя какое-то время меня позвал Обсидиан.
«Элли, хватит рыдать! - крикнул он весело, взяв с земли последний цветок , - Иди сюда! Уже почти все!»
Посмотрев на темнеющее небо, я грустно улыбнулась. Кромка горизонта была такой же рыжей, как те цветы, что мы рвали, и это, и правда, было уже почти все. Вытерев слезы, я еще раз повторила шепотом: «Вы прекрасны, я люблю вас!» - и подошла к Обсидиану.
Он сидел на земле, заслонившись от меня крылом, и что-то старательно мастерил. И мне смешно было смотреть на это. Надо же! Демон, которого еще совсем недавно я намеревалась убить, утешает меня в мой последний час! Он даже притворяется, что может подарить мне нимб! Смешной. Конечно, смешной. Ведь разве же демоны могут сделать нечто подобное? Но я была очень благодарна ему за то, что он не оставил меня дожидаться заката одну. Одной мне было бы очень страшно, наверное. И ведь он позволил мне приблизиться к людям, полюбить их по-настоящему, а не по учебнику. Заглянуть человеку в глаза и сказать: «Одумайся!» Он осуществил мою мечту. И еще — цветы на свалке. Это было настоящее чудо, о котором никто и никогда не рассказал бы мне, если бы мой нимб не пропал, и я не встретила Обсидиана. Я ни о чем не жалела теперь. Даже о нимбе.
Но когда Обсидиан сложил крылья и обернулся ко мне, я невольно ахнула от изумления. На его ладонях лежал самый настоящий — сияющий, словно солнце, — нимб!
Встав на колени, Обсидиан очень бережно возложил венок из солнечных цветов мне на голову и сказал печально: «Не совсем такой, какой тебе нужен, но ведь он похож на настоящий?»
Из-за слез я не могла рассмотреть его лицо. В это мгновение я была по-настоящему счастлива.
«Он замечательный! - всхлипнула я, - Научи меня!»
Обсидиан посмеялся надо мной, но отказываться не стал. И до самой темноты я плела венок, а когда заходящее солнце окрасило воду в реке алым с гордостью надела его на голову демона — счастливая настолько, насколько только может быть счастлив ангел, которому осталось жить несколько минут, и который познал в последний день своей жизни больше, чем за шесть сотен лет. Получилось немного на бок — рога мешали, — но мы оба были очень довольны.
И, сидя на пригорке и глядя на темную реку в ожидании ночи, мы мечтали о том, чтобы люди не сбрасывали больше отходы ни в нее, ни на лугу и вообще — не мусорили в раю, дарованном им.
«Маловероятно, конечно...» - скептически заметил Обсидиан, поправив свой венок.
Он выглядел теперь совсем не страшно, и желтый ему, без сомнения, был очень к лицу. Я только хотела сказать об этом, но гневный голос ректора прервал меня.
«Я не верю своим глазам, Элизабет! - воскликнул он, словно гром прогремел в темном небе, - Неужели ты поддалась порождению тьмы и участвуешь теперь в мерзких кознях этого злодея?»
«В каких мерзких кознях?» - только и спросила я, обернувшись.
Я давно хотела спросить это, и — хотя бы перед смертью — могла ведь я себе это позволить?
Но охота шутить прошла у меня в тот же миг, когда я увидела ректора. В сияющих латах и с обнаженным мечом он стоял за самой моей спиной. А рядом с ним, суровые, как всегда, стояли, потупив взгляды, ангелы-воители, и их мечи тоже были обнажены. В последних лучах заходящего солнца сталь, разящая даже демонов, сверкала особенно ярко и страшно. Испугавшись, я вскочила на ноги и заслонила Обсидиана собой.
«Отойди, Элизабет! - приказал ректор грозно, и солнце в то же мгновение перестало отражаться на лезвии его меча, - Твое время вышло, Обсидиан! Теперь тебе не сбежать от нас!»
Обсидиан скучно зевнул и обернулся к ректору.
«Совсем забыл, закат же! - усмехнулся он, снимая свой венок, и, сунув его мне в руку, добавил с улыбкой, - Элли, детка, отойди в сторону. И береги его».
Не знаю, почему, но я повиновалась, хотя на глаза мне выступали слезы страха. Мне даже в голову не пришло тогда, что, ведь если солнце зашло, я должна быть уже мертва.
Ректор шагнул к Обсидиану, продолжавшему сидеть на земле, пожевывая какую-то химическую тростинку, и занес меч над его головой.
«Твое время вышло, порождение тьмы!» - провозгласил он торжественно.
Обсидиан поднял на него скучающий взгляд, словно бы требуя речи посодержательнее, но меч молниеносно взлетел в воздух и обрушился на него.
Я не знаю, что я пыталась сделать, бросившись на демона, заслонив его от удара взмахом своих щупленьких крылышек. Не могу даже вспомнить ни одной мысли в своей голове в этот момент. Я просто не могла позволить убить его.
Острая боль пронзила все мое тело, но, открыв глаза, я осознала с удивлением, что все еще жива. В глазах, правда, было темно. Точнее, огромная тень накрывала нас с Обсидианом, который бережно держал меня на руках и улыбался. А на лицо ему все капали темные капли. Наверное, ректор ранил его, все-таки.
Ласково коснувшись ладонью перепачканного лица демона, я положила венок ему на голову.
«Не надо, - прошептала я тихо, - Прошу Вас, не надо, ректор. Не убивайте. Он хороший. Он вернул мне нимб».
Больше я не могла говорить. Глаза мне застилало тьмой, а голова клонилась к груди демона, который продолжал осторожно обнимать меня. И я старалась не плакать в это — последнее — мгновение. Ректор молчал. Он молчал бесконечно долго и, наконец, удрученно вздохнув, произнес тихо: «Элли! У тебя все — хорошие! - и я услышала, как он вложил меч в ножны, - Крылья можешь сама сложить?»
Даже не смотря на страх и боль, я резко воспрянула, возмущенная этим вопросом.
«Ректор, Вы издеваетесь! Что здесь складывать?!» - всхлипнула я и вновь уронила голову на грудь Обсидиану.
Тот негромко рассмеялся: «Элли, детка, сложи крылья, пожалуйста. Мне из-за них неба не видно».
В это мгновение мне показалось, что время замерло. Так, значит, эта гигантская тень над нами — это мои, мои крылья! И эта кровь капает с них? И... и я остановила ими удар меча ректора? Мне не верилось во все это даже тогда, когда, с трудом справившись с ними, я сидела на земле, закутанная плащом Обсидиана, и ангелы-воители с завистью бросали на меня короткие взгляды и тут же стыдливо отворачивались.
«Как красны девицы! - хмыкнул Обсидиан, посмотрев на них, и добавил, вновь занявшись моими ранами, - А зависть вообще — грех!»
Ректор только усмехнулся в ответ.
«Таких, как она, единицы, - произнес он тихо, оттирая кровь с моего правого крыла, - Не удивительно, что они поражены. Но впоследствии это вряд ли станет радостью для нее... - добавил он печально, - Извини, Элизабет, я должен был проверить, но, возможно, лучше бы я не проверял...»
«Вы о чем, ректор?» - недоуменно спросила я.
«Да, когда это Вы стали ректором, профессор? - усмехнулся Обсидиан весело и, снова надев на голову уже увядший венок, поинтересовался так, между прочим, - Теперь я свободен?»
Ректор грустно улыбнулся и поднялся с земли вместе с ним.
«Как бы я ни хотел помешать этому, но теперь уже неизбежно — да, - сказал он, - Прощай, Обсидиан. Покойся с миром».
И ангелы-воители, выпрямившись и подняв мечи, повторили торжественно: «Покойся с миром, брат!»
В это мгновение, расправив огромные черные крылья, Обсидиан растаял в беззвездном небе. Он даже не попрощался. И единственным, что осталось мне от него на память, было белое перо — оно упало к моим ногам и, едва коснувшись земли, почернело. Но я знаю — оно белое. До сих пор я храню его как память об Обсидиане и буду хранить всегда.
В ту ночь над моей головой снова появился нимб, и я вернулась в школу. Правда, ректор говорит, что после всего уже не важно, есть ли у меня нимб или нет. Я тоже так думаю, ведь ангелом становятся в сердце, а не из-за нимба или крыльев, но мне приятно рассматривать это золотое колечко и вспоминать тот венок и тот день.
Теперь я выгляжу как настоящий ангел, правда, красоты во мне от этого не прибавилось: как был нос картошкой, так и есть, и волосы, которые и раньше не отличались золотистостью, со времени моего возвращения в школу приобрели стойкий тускло-медный оттенок. На это ученики стараются не обращать внимания, но я заметила, что теперь редко кто смотрит мне прямо в глаза. Когда-то прозрачные, небесно-голубые, они стали темными, как медь, и яркими, как огонь, а ресницы стали длинными и черными, и когда я задумываюсь, глядя вдаль, взгляд у меня, говорят, совсем не ангельский. А задумываюсь я теперь часто. И в такие минуты только ректор Гелиодор решается окликнуть меня. Он стал очень печальным в последнее время.
Скоро выпуск, и он хочет, чтоб я осталась в школе — учителем. Он говорит, что у меня получится, что это не менее важно, и это, конечно же, так, но только я, все равно, стану ангелом-хранителем, как мечтала всегда. У меня теперь огромные сильные крылья, и никто не запретит мне этого, даже ректор, хотя не проходит и дня, чтобы он не пытался меня отговорить. У него не получится.
Я хочу защищать людей. Пусть не очень хороших людей, пусть! Только бы я могла не просто стоять за правым плечом, наблюдая. Ректор говорит, что это возможно для меня. Полоса из черных перьев, оставшаяся на моих крыльях после удара его меча, тому доказательство, говорит он. Мне можно заглянуть человеку в глаза. Можно сказать ему: «Одумайся!» Но с каждым разом число черных перьев будет все возрастать, и я превращусь в демона.
Мне, если честно, все равно.

11 мая 2012 года