любимая поэзия - оцениваем Страница 23

Ахматова - 10. Очень красиво и... неожиданно.

Ну, и предупредив, что не вся лирика суфиев относится к любви плотской, а часто они просто так признаются в любви к Богу...

Абдурахман Джами

***
Я твой раб, продай меня – беглым стану я рабом.
Хоть сто раз меня продашь, приползу сто раз в твой дом.
Соглядатаем меня в раздраженье не зови,
Мне почетнее прослыть стерегущим двери псом.
У меня не хватит сил удержать сердечный пыл,
Хоть, наверно, сотни раз сердце я просил о том.
Душу так мне пламень жжет, что затмился небосвод,
Я, как зеркало, его протираю рукавом.
Но всегда, когда стрелой ты грозишь мне, ангел злой,
Дни твои прошу продлить, не печалюсь об ином.
Заявляю с похвальбой, что я пес покорный твой, –
Уличенный в хвастовстве, замолчу я со стыдом.
Только ты мне не тверди: “Пой, Джами, иль прочь поди!”
Эту песнь сложила страсть в упоении слепом.


***
Моя любовь к тебе – мой храм, но вот беда,
Лежит через пески укоров путь туда.
Где твой высокий дом – там город многолюдный,
А остальные все пустынны города.
Взгляни же на меня, подай мне весть, и буду
Я счастлив даже в день последнего суда.
Ведь если верим мы в великодушье кравчих,
Вино для нас течет, как полая вода.
Смолкает муэдзин, он забывает долг свой,
Когда проходишь ты, чиста и молода.
Что написал Джами, не по тебе тоскуя,
Слезами по тебе он смоет навсегда.


***
Не хочу я пустословьем обеднять родной язык,
Потакать лжецам и трусам в сочиненьях не привык.
В бесполезных поученьях затупить свое перо –
Все равно что бросить в мусор горсть жемчужин дорогих.
В суете и праздномыслье я растратил много лет
И раскаиваться буду до скончанья дней моих.
Лишь с годами постигая смысл сокрытый ремесла,
Тайно слезы проливаю, еле сдерживаю крик,
Лег от Кафа и до Кафа* слов немереный простор,
Поиск верного созвучья вел не раз меня в тупик.
Рифмы, образы и ритмы трудно подчинить себе, –
Как поймать рукою ветер, содрогающий тростник?
И сказал я на рассвете вдохновенью своему:
“Мне мучительно с тобою каждый час и каждый миг.
Я устал гранить и мерить, находить и вновь терять,
Пребывать хочу в молчанье, отвратив от песен лик”.
“О Джами, – раздался голос, – ты хранитель многих тайн,
Ты богатствами владеешь, я раздариваю их!”

* - Каф - по представлению иранцев, кругообразный
горный хребет, окружающий землю


О том как Алексадр Македонский настиг город людей чистых нравов

Мир Искандар решил завоевать,
Чтоб явное и тайное узнать.
Его поход был труден и велик.
И дивного он города достиг.
То город был особенных людей.
Там не было ни шаха, ни князей,
Ни богачей, ни бедных. Все равны,
Как братья, были люди той страны.
Был труд их легок, но всего у них
В достатке было от плодов земных.
Их нравы были чисты. И страна
Не ведала, что в мире есть война.
У каждой их семьи был сад и дом,
Не заперт ни затвором, ни замком.
Построен перед каждым домом был
Подземный склеп для родственных могил.
Был Искандар их жизнью удивлен,
И вот какой вопрос им задал он:
“Все хорошо у вас, но почему
Гробницы вам при жизни? Не пойму!”
Ответили: “Построены они,
Дабы во все свои земные дни
О смерти помнил каждый человек,
Чтоб праведно и честно прожил век.
Врата гробниц – безмолвные уста;
Но мудрым говорит их немота,
Что кратки наши дни, что все умрем,
Что этих уст мы станем языком”.

Шах вопросил: “А что ж вы без замков
Живете, дверь открывши для воров?”
Ему сказали: “Нет у нас воров,
Как нет ни богачей, ни бедняков,
У нас все обеспечены равно.
Здесь, если бросишь на землю зерно,
Ты сам-семьсот получишь урожай,
Так щедро небом одарен наш край”.
Шах вновь им: “Почему никто из вас
Меча не обнажил в урочный час,
Чтоб власть свою народу объявить,
Чтоб твердый свой закон установить?
Как можно жить без власти? Не пойму?”
И граждане ответили ему:
“Нет беззаконий средь людей страны!
Нам ни тиран, ни деспот не нужны”.
Вновь шах спросил их: “Дайте мне ответ!
А почему средь вас богатых нет?”
Сказали шаху: “Нам – сынам добра –
Противна жадность к грудам серебра.
Нет в мире яда – алчности страшней,
И нет порока – скупости гнусней.
Обычаи и нравы эти к нам
Пришли от предков, от отцов к сынам.
Отцами наши взращены сады,
Мы их храним, снимаем их плоды”.
Был Искандар всем этим поражен,
И повернул войска обратно он.

**Ну, да, и все суфии были в душе коммунистами)

Асадов - 10.
Артюр Рембо
Серьезность не к лицу, когда семнадцать лет...
Однажды вечером прочь кружки и бокалы,
И шумное кафе, и люстры яркий свет!
Бродить под липами пора для вас настала.

В июне дышится под липами легко,
И хочется закрыть глаза, так все красиво!
Гул слышен города - ведь он недалеко, -
А в ветре - аромат и зелени, и пива.
Там замечаешь вдруг лоскут над головой,
Лоскут темнеющего неба в обрамленье
Ветвей, увенчанных мигающей звездой,
Что с тихим трепетом замрет через мгновенье.

Июнь! Семнадцать лет! Цветущих веток сок -
Шампанское, чей хмель пьянит ваш разум праздным,
А на губах у вас, как маленький зверек,
Трепещет поцелуй, и ваша речь бессвязна.
В плену робинзонад безумная душа...
Но вот мадмуазель, что кажется всех краше,
Под бледным фонарем проходит не спеша,
И тенью движется за ней ее папаша.

Она находит вас наивным и тотчас
От вас отводит взгляд и несколько картинно
Прочь удаляется, а на устах у вас
Нераспустившаяся вянет каватина.
Вы страстно влюблены. Уж август за окном.
Она над вашими сонетами хохочет.
Друзья от вас ушли. Вам грустно. А потом
Она своим письмом вас осчастливить хочет.

В тот вечер... вы в кафе идете, яркий свет
Там ожидает вас, и кружки, и бокалы...
Серьезность не к лицу, когда семнадцать лет
И липы созерцать пора для вас настала.

23 сентября 70

Цветаева - 10)


Абдурахман Джами

***
Сталь закаленную разгрызть зубами,
Путь проложить, гранит скребя ногтями,
Нырнуть вниз головой в очаг горящий,
Жар собирать ресниц своих совками,
Взвалить на спину ста верблюдов ношу,
Восток и Запад вымерить шагами, –
Все это для Джами гораздо легче,
Чем голову склонять пред подлецами.

Асадов - 9
Джами - 7
Рембо - 7
Цветаева - 10


Это песня, автор - Тэм Гринхилл (Наталья Новикова)
Подсел я на ее музыку)

Посвящение Бертрану

Не спугни мою тень, когда я войду в дом по ступеням луны
В неназначенный день, не по чьей-то вине возвращаясь с войны.
Назови свою печаль именем моим,
В одиночестве небес хватит места нам двоим.
В тревожной тишине, по трепетной струне
Душа уходит ввысь,
Душа уходит в звук,
Душа уходит в звук,
Опять спина к спине на прежней стороне
Мы держим хрупкий мир,
Не размыкая рук,
Не размыкая рук.
Не ищи новых слов, для молитвы Тому, Кто был рядом всегда,
Из посмертия снов нас выводит к рожденью все та же звезда
Первый ветреный рассвет прошлое сожжет,
Только замок на холме тайну бережет.
На скомканном листе слова опять не те,
Сплетая жемчуг фраз
Сплетая в нить сердца,
Сплетая в нить сердца,
Под тенью древних стен
С крестом иль на кресте
Мы принесли обет
Быть верным до конца,
Быть верным до конца.
Не прощайся со мной, я иду далеко - до границы миров,
Дальше края небес, вслед за девой-весной, далеко-далеко,
Самородным серебром раздавая смех,
Чтоб все за одного, а один за всех.
Сквозь неприступность скал,
Сквозь плен чужих зеркал
Последний ломкий луч
Бесценного тепла
Бесценного тепла.
Как знамя свернут бал,
Пустынный темный зал
И не закрыта дверь
За той, что в ночь ушла,
За той, что в ночь ушла.

Ох, никого
Ладно.
По-моему, не было. А может и было...

Владимир Маяковски
ПИСЬМО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо -
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме,-
не гроза,
а это
просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не пугайся
этой тряски,-
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы...
ну их!-
вспухнут вехи,
впору Вию.
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты -
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны -
спортом
выпрямишь не многих,-
вы и нам
в Москве нужны,
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все разно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.

Лермонтов-5.

Вот это стихотворение написала моя мама.

«Без упрёка в устах,
Без укора в глазах,
Посреди разорённой Отчизны.
Я упрямо стою и смотрю в небеса,
Сквозь колючую изгородь жизни.
Нет и отблеска чувств на застывшем
лице.
И с душой,опалённой пожаром
Я смотрю на людей,словно через
прицел
И всегда ожидаю удара.
Я не знаю теперь,кто мне друг и кто
враг.
Каждый первый внушает опаску
Плюнет в душу подлец,плюнет в
морду дурак-
Тут оденешь и панцерь и маску.
Радость-выпьешь вина,
горе-выпьешь вина.
По утрам-сигареты и кофе,
И пороков вокруг развелось до
:бип:,
А Спаситель распят на Голгофе.
И зачем ИХ спасать?
И кого здесь спасать?
Я сама поцелую Иуду.
И умру за людей,
но за них воскресать
Я уже не хочу.И не буду».

Разгневан - потерпи, немного охладев,
Рассудку уступи, смени на милость гнев.
Разбить любой рубин недолго и не сложно,
Но вновь соединить осколки невозможно.

Саади