История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 50

Имран сидел на кровати и смотрел перед собой.
Койка была узкой: на ней едва-едва можно было спать на боку. Она упиралась в самую стену, а над ней возвышался второй ярус, так же кем-то занятый. Напротив еще одна кровать, тоже двухэтажная, а между ними – проход не шире самих постелей. Проход этот укрывал старый потрепанный коврик, залитый, впрочем, светом, что богато лился из огромного окна, растянувшегося на всю дальнюю стену. В этом окне и было сосредоточено все внимание Тихого: он, казалось, даже не моргал, пялясь на разноцветные ленты, перекинутые между сверкающими шпилями. Те переливались драгоценными металлами, иногда темнея на секунду от теней пролетающих мимо сингов. То тут, то там вспыхивала разносортная магия, и духи разлетались вереницами, переливчатыми бликами повисая в воздухе. Было шумно, как на сэхрийском рынке, но, в отличие от брани, что царила на торговых рядах, перекрикивания Центрального района ласкали слух – кто-то жаловался на учебу, кто-то обещал спалить «тебя и твой дом», кто-то бросался самовлюблёнными высказываниями о своем мастерстве; слыша отдаленно эти реплики, Имран чувствовал, как куда громче них начинает биться его собственное сердце. Оно так колотилось в груди, что та чуть покачивалась, слабо удерживаемая прижатой к ней ладонью.
Соседи жаловались – на тесноту, на духоту, на шум. Они косились на Тихого хмурясь и покручивая у виска: тот смотрелся совершенно безумно, уставившись в одну точку и самозабвенно улыбаясь.
- А брюликов-то сколько, брюликов, - подал голос один из парней и, подперев боком ребро постели Имрана, уставился на него. – Ты откуда такой будешь?
- Я? Я из Танааля. Из Академии. С водного отделения, - пробормотал Тихий, опомнившись.
- Че ж ты, богатенький, в общую комнату заселился?
- А? – Имран приподнял брови, а потом вдруг нахмурился. – А, - он  стал снимать с себя все украшения, кроме зачарований, и уверенно вручил все опешившим парням. Копна кудряшек без вставок золота стала смотреться даже по-бандитски; но все портило как обычно растерянное выражение лица. Тихий встал, достал из чемодана толстый кошель и высыпал золото на соседнюю кровать. – Забирайте.
И пока маги хлопали глазами, крайне растерявшись, Имран, захватив одну набедренную сумку, уверенно направился на выход, не разобрав даже вещи. Парни переглянулись.
- Совсем с жиру бесится.

Тихий решил: раз он подвел отца, сестру и, вообще, весь Ла-Урр, то стоит хотя бы продолжать не на их деньги. Все мечты и желания, нежно лелеянные им всю жизнь, но тщательно отвергаемые здравым смыслом, неожиданно всколыхнулись бурной волной и захватили все его существо: от бурлящих эмоций даже перехватывало дыхание, хотя казалось, что виной тому был хлестко бьющий по лицу ветер. Он грохотал в красочных знаменах, кои Имран всегда хотел видеть над собой. Он позволил себе думать, что теперь, наконец, избавился от стесняющих его уз и выбрался в мир – столь огромный и желанный. У него было множество планов: и Тихий, конечно, не собирался останавливаться на Баар-Шане. Взор его почти с детства преследовал Альфеллидион, и стремления, озвученные отцу, в самом деле были искренними. На мгновение Имран даже решил, что Руни понял его и принял: ему редко когда удавалось угадывать эмоции отца, и потому он выучился интерпретировать их на свой лад.
Хотелось бежать вприпрыжку и здороваться с каждым встречным; пожимать каждому руку и радостно восклицать: «ура, сса урр!» Погода вторила настроению марда, и небо светлело яркой лазурью, а солнце щедро поливало теплом черные мостовые. Те нагревались столь сильно, что жгли подошву, и местные спешили поскорее укрыться в тени. Зато Тихий радовался: радовался, как горячит стопы, и вспоминал, как об этой особенности Баар-Шана писал Фейн – с привычным для него раздражением и брезгливостью.
Он вошел в широкую аллею, многолюдную и шумную от студентов. Ее обрамляли стройные ряды статуй магических деятелей. Бааршановцы уже не обращали на них внимания, давно привыкнув, зато Тихий останавливался у каждой, по несколько раз перечитывая мелкий шрифт на гравированных табличках, поясняющих личность монументов. Там были все: от великих крылатых лекарей равнины Фарран до искусных лесных ведунов, что вели за собой множество последователей. Осознавая, что читал о ком-то из них в книгах, Имран забывался в немыслимом восторге.
Путь его лежал к библиотеке. Он придумал это заранее: решил, что любой ценой добьется подработки там, под сводами великого архива, подобных которому нет и далеко за пределами Самага. Руки трепетно сжимали конверт с рекомендацией от профессора Лималя – там значилось, впрочем, не имя Ано, а подпись декана, ибо нируанец сделал все, чтобы его персона не засветилась в деле Тихого. Домус понимал, что узнай кто-то в Баар-Шане от кого приехал Тихий, это поставило бы крест на счастливом студенчестве последнего.
Потолки были настолько высоки, что, казалось, готовы были обрушиться и задавить всех и каждого под своим величием. Едва поднявшись по огромному крыльцу, преодолев для этого с сотню размашистых ступеней, и влетев внутрь библиотеки вместе с потоком людей, Имран замер, выбиваясь из общего течения. Его толкали локтями, недовольно шикали, пока он смотрел во все глаза наверх – ему мерещилось, что там, у каменных сводов, парят ящеры.
- Че встал, ботаник?
Тихий опомнился, когда уже был довольно грубо оттолкнут в сторону. Он окинул взглядом проходящих мимо: то были, в основном, замученного вида студенты и академики, и Имран вновь радостно улыбнулся их унылым лицам.
«Жаль, что здесь нет вас, лин Фейн».

Тихого выгнали. Раз, два, три, пять – но он возвращался, вырастая на пути архивариуса и улыбаясь ему во все тридцать два. Тот заявил ему категорично: они не берут на работу, ибо со всеми поручениями вполне справляются духи, которым, ко всему прочему, не надо платить и на усталость они не жалуются. Имран пытался привести доводы в пользу живого человека, который, в целом, много денег не просит и ни на что жаловаться тоже не посмеет. Он настолько переусердствовал, следуя за библиотекарем хвостиком, что тот вызвал охрану. И когда Тихий тряпочкой повис в руках огромных сингов, архивариус обернулся, посмотрев в огромные грустные синие глаза.
«Как выжить на тридцать фартов в неделю?» - думал Имран, методично сортируя пыльные фолианты: его загрузили по полной, ожидая, видимо, что парень быстро выдохнется и перестанет маяться ерундой. Однако Тихий выдыхаться не собирался и был настроен весьма решительно, озадаченный, однако, назначенной заработной платой, которую раз в пятнадцать превышали его прежние карманные расходы. Имран вздыхал, бережно поглаживая корешки книг и чувствуя, как запах старой бумаги делает его капельку счастливее, отгоняя прочь мысли о возможной нищете.
Как раз в момент, когда Тихий наклонился к раскрытому фолианту, чтобы понюхать его, в макушку ему что-то стукнуло. Легко и не больно, но обидно, и Имран решил, что то был щелчок от библиотекаря, велящего не маяться ерундой и лучше работать. Вздохнув, мард закрыл книгу, и ему прилетело еще раз. Тогда-то он наконец и обернулся.
Улыбающееся лицо Ярина на фоне угрюмых физиономий сильно удивило Тихого. Тот даже приподнялся и открыл рот, готовый, по всей видимости, нечто громко воскликнуть, но в него тут же, как вилы, воткнулись десятки недовольных предвзятых взглядов, и смущенный Имран присел обратно. Посмотрев на Оникса, он скорбно изогнул брови, а глаза вновь странно увеличились в размерах и наполнились печальными бликами.

Имрану было ужасно неловко. Он было подумал, что первый день работы станет последним, однако «начальство» лишь смерило его долгим строгим взглядом. Тихий вновь вернулся к книжкам, понимая, что уйти пораньше ему не дадут.
Оставшиеся несколько часов он пробыл как на иголках. Постоянно оборачиваясь, он глядел на двери и на изредка показывающегося там Азура. Надежда на то, что Оникс его дождется, с каждой минутой таяла, и чем дольше тянулось время, тем грустнее становился Тихий, не подбадриваемый даже столь любимым книжным окружением.
Когда на плечо легла теплая ладонь, Имран вздрогнул и задрал голову, посмотрев на архивариуса. За высокими стеклами окон уже темнел вечер, и в библиотеке зажглись огни свеч, делая все рыжевато-желтым.
- Ступай, - сухо произнес мужчина, сразу убирая руку и отходя. Мард хлопнул ресницами, а после подскочил, спешно засобиравшись и стараясь разложить книги как можно аккуратнее. Расставив все по полкам, уверенно избегая помощи духов, Тихий закинул сумку на плечо и помчался на выход, по пути услышав. – В библиотеке не бегать! – отчего оставшийся путь пришлось преодолевать скромным шагом.
Выскочив на крыльцо, Имран завертел головой и расстроился. В просветах от окон, стелившихся по черному мрамору, никого не было. Каменные скамьи так же пустовали, как и сквер вокруг.
Уныние охватило Тихого быстро и всепоглощающе. Плечи его опустились, взгляд ухнул на носки ботинок, а губы грустно сжались. Держась за лямку сумки, Имран одиноко поплелся домой.

Как человек не особо общительный, Имран не мог общаться даже с духом. Но понимая, что перед ним тот самый Сабах со страниц дневника, коего Фейн именовал не иначе как "наивно-пучеглазая развалюха, непонятно как попавшая в руки к жертве преждевременного облысения", Имран вновь страдал от учащенного сердцебиения, которое румянило его щеки и ускоряло шаг. У него будто исполнилась детская мечта: та самая, когда ребенок мечтает попасть на страницу любимой сказки. И пускай сказка, рассказанная Ви Фейном, изобиловала насилием, лицемерием и жестокостью, Тихий все равно отчего-то нежно любил ее, словно та проповедовала самые важные и добрые истины мира. 
Пока Сабах вел его, Имран ужасно хотел вновь заглянуть в дневник и страстно вчитаться в его содержимое. И когда рука уже устала теребить внутренний карман куртки, в котором и покоилась заветная тетрадь, дух, наконец, отыскал Ярина.
 - Жульничать совсем не по-дагларски, - прищурился Имран, чуть хмурясь и глядя на звенящие монетами мешочки фартов. Мард прикусил губу. - И я больше не трачу чужие деньги. Только свои. Поэтому давай погуляем бесплатно? - он вздохнул, сдавленно добавив. - Спасибо, что дождался... знаешь, я... Возможно, я бы хотел сходить кое-куда больше прочего...

 - Как ты узнал? - сказал Имран прежде, чем успел подумать. Будь на месте Ярина Сахо, то впал бы в шуточный ступор, какой изображал всегда, когда Тихий неожиданно подавал признаки чувства юмора. Смутившись, Имран отвернулся и почесал щеку. - Нет, конечно... Мне бы... я... уммм, - парень принялся рыскать по карманам, постоянно бормоча "сейчас, секундочку", в результате чего отыскал мятую бумажку и протянул ее Ониксу. На той значится адрес бывшего дома Фейна. - Там... Ты о нем тоже рассказывал... Байрах. Я бы... ну...

Крылатый народ не любил огонь, как не любил его и народ хозяина. Байрах помнил, как огонь пытался добраться до господина: «это называется казнь, малыш» сказали тогда привычные тонкие губы, с которых так часто сыпались любимые духом бойкие фразы. В тот раз Байрах разозлился – на хозяина, на огонь и на людей, что сеяли это пламя; он раз за разом сметал прожорливые рыжие языки, что пробовали дотянуться до неизменной бело-красной мантии. Та была столь неподвижна и податлива, что гнев духа полыхал все рьянее. Он извивался, бился, грохотал угольными доспехами и разлетался шквалом шипящих искр – с тех пор Байрах ненавидел звон железа, ибо именно оно обхватило его хлесткими цепями, оттаскивая прочь от «казни», что казалась глупому хозяину шуткой. Но огонь по-прежнему не поддавался палачам, и тогда в широко распахнутых огнях красных глаз застыла сцена: хозяина толкнули к виселице, и как бы Байрах не старался поджечь веревку, та все равно петлей сомкнулась на вздернутой шее.
Потом хозяин навсегда исчез.
Чужие люди приходили в его дом – они перекладывали его вещи, они ложились в его постель, они ели за его столом; Байрах жег их. Он гнал их прочь, пока не прогнали его самого. Дух поселился во дворе, окруженном кованым забором, на чьи острые шпили хозяин всегда обещал насадить неугодных. Байрах ему верил и пытался это сделать. После его выгнали и оттуда. Он выл, слоняясь по округе брошенной раненной собакой. В него швырялись камнями, пытались растащить по кускам броню, но он вырывался, плюясь огнем. Вскоре попытки изжить его прекратились, зато он изжил чужаков из их с хозяином дома: тот по-прежнему пустовал, ничем уже не напоминая присутствия господина, но черный кирпич высоких стен, остроконечные окна и шпили стройных башен оставались не тронуты, и в их угрюмой мрачности Байрах видел своего угрюмого, мрачного хозяина, который должен был вернуться – ведь шпили ограды плакали по крови врагов, которых развелось слишком много. Весь город полнился ими.
Мелкий камушек отстукивал что-то, ударяясь об стену. Байрах пытался отбить им слово «уголек», вспоминая, как оно звучало из совершенно конкретных уст, но стук не хотел превращаться в голос, и дух готов был его сжечь.
Он услышал шаги. Едва они зазвучали там, в десятках метров по мостовой от нужной калитки, что бесполезно охраняла давно увядший и спаленный сад, Байрах взвился: заскрежетал черными пластинами и выпустил между ними искрящийся дым. Тот клубился, как грязное марево, и понес духа навстречу чужакам. Широкая дорога пустовала – улицу давно обходили стороной, зная ее не выводимого вредителя-сторожа, и поместье напротив особняка Фейна давно стало бесхозным. Дух разгорелся в воздухе пламенными всполохами, броня разлетелась, угрожающе грохоча, и на землю осыпались мелкие тлеющие угольки.
Имран не успел отреагировать от испуга, и его перехватил Ярин, оттянув подальше от трещащих искр. Тихий вцепился в рукав марда, во все глаза смотря на беснующуюся в воздухе дикую стихию, едва-едва походившую на Сабаха. То был ощерившийся зверь, брошенный и обозленный.

- Нет! – возмущенно изумился Имран, словно уход есть самое неподходящее решение. От Байраха веяло опасностью, которая ощущалась столь горячо и рьяно, что здравый смысл кричал: «уходи! Разворачивайся!», но Тихий никогда его не слушал. Он преследовал собственные, лишь одному ему понятные мотивы, как и в тот раз, когда вслепую погнался за драконом, рискуя жизнью и заработав несводимые ожоги.
Мард с трудом выпустил руку Ярина, на напряженных ногах сделав шаг вперед. Он не сводил взгляда с искрящихся глаз Байраха, чья лицевая маска зависла в воздухе отдельно от других грохочущих пластин. Судорожно вздохнув, Имран медленно запустил руку под куртку и также осторожно достал дневник. Дух ухнул, зарычал, признав вещь хозяина, но в отличие от ожиданий Тихого, Байрах решил, что перед ним очередные воры. Доспехи заскрежетали, и пламя полыхнуло совсем рядом, поджигая край плаща Имрана. Ярин сбил его прежде, чем огонь успел разойтись, однако принц словно и не заметил этого. Он сглотнул и сделал еще шаг вперед, опуская дневник на мостовую перед собой.
- Это ведь принадлежит Фейн-баю? Он писал там о тебе. О том, как сожалеет. Он оставил тебя не по своей воле, - заговорил Имран негромко, постоянно облизывая губы и коротко вздыхая от того, как из-за жгучей гари трудно давались слова. – Я друг Ано Лималя. Ты ведь знаешь его, Байрах? Он просил меня тебя проведать.

Тихий не знал, что духи разговаривают. Мувах профессора Лималя всегда молчал, лишь насмешливо и ленно поскрипывал броней, а в дневнике Фейна об этой черте магических слуг не упоминалось. Оттого Имран впал в ступор, когда глухо, словно из неоткуда, раздался голос. Он замер и неосознанно чуть отклонился к Ярину, смотря куда угодно, только не на «лицо» Байраха. Но когда дух громыхнул снова, обращая на себя внимание, Тихий встрепенулся и отстранился от Оникса.
- Я не пришел, чтобы войти в его дом, и мне не нужны его вещи. Я лишь, в самом деле, выполняю поручение Лималь-бая: он волнуется о тебе. Он говорил, что готов был забрать тебя, но ты привязан к этому месту… буквально, - Имран на мгновение поджал губы. – Но ты не один, я… я не был знаком с твоим хозяином, но я готов познакомиться с тобой. Более того, я мечтал с тобой познакомиться уже очень долго! И я сделаю все, чтобы ты больше не страдал здесь.
- Байрах не страдает, - заскрежетал с презрением дух, отлынивая подальше. Люди, проявляющие доброту, казались еще страшнее, чем те, кто приходил со злом; Байраху чудился обман: ведь он помнил, что говорил хозяин. Фейн велел никому, кроме него, не верить в этом городе.
- Я из Танааля. Точнее, я из Сэх-Ры… я хотел попасть сюда и, наконец, это сделал.
- Зачем желать попасть в это мерзкое место? – он будто ощерился, и доспехи засвистели, собираясь воедино. – Ты глупый человек. Убирайтесь, или Байрах сожжет вас.
- Нет-нет, подожди же…
- Нет?! – гневный всполох разлетелся звенящими искрами, и Тихий отпрянул. Он поджал с досадой губы, понимая, что не сможет к нему подступиться.