Любимые афоризмы,изречения и цитаты Страница 51

Говорят, любовь слепа, секс глух к разуму и насмехается над всеми философскими идеями. Но на самом деле сексуальный выбор — это результат коренных убеждений человека. Скажите мне, что человек находит сексуально привлекательным, и я расскажу всю его жизненную философию. Покажите мне женщину, с которой он спит, и я скажу, как он себя оценивает. И какой бы ерундой насчет ценности альтруизма его ни пичкали, секс — самое эгоистичное из всех действий, действие, которое совершается только ради собственного наслаждения. Только попробуйте представить себе половой акт в духе самоотречения и доброхотного даяния — акт, который невозможен в самоунижении, только в самовозвышении, только в уверенности, что тебя желают и что ты этого желания достоин. Это действие заставляет человека обнажить дух, так же как и тело, и признать своё истинное Я мерилом своей ценности. Мужчину всегда притягивает женщина, отражающая его глубочайшее видение себя самого, женщина, завоевание которой позволит ему испытывать — или притворяться, что испытывает, — чувство собственного достоинства. Человек, который уверен в собственной ценности, захочет обладать женщиной высшего типа, женщиной, которую он обожает, самой сильной и самой недоступной, потому что только обладание героиней даст ему чувство удовлетворения. Обладание незамысловатой проституткой не даст ничего.

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи

Я свяжу тебе жизнь, из весёлой меланжевой пряжи.
Я свяжу тебе жизнь, и потом от души подарю.
Где я нитки беру? Никому, никогда не признаюсь.
Чтобы связать тебе жизнь, я тайком распускаю свою.

© В. Беляева

Пока я не испугалась, что мне это запретят, я вовсе не любила читать. Дышать ведь не любишь, а попробуй не дышать…

Харпер Ли. Убить пересмешника

Загадочное слово «турист» в переводе на нормальный язык означало «идиот».

Веселенькая, как братская могила во время чумы.

Неприметные личности – легко не заметить, легко забыть.

© Терри Пратчетт

У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек. Он был без шапки, длинные седые волосы касались плеч. Кирпичная пыль въелась в перетянутый ремнем ватник, сквозь дыры на брюках виднелись голые, распухшие, покрытые давно засохшей кровью колени. Из разбитых, с отвалившимися головками сапог торчали чудовищно раздутые черные отмороженные пальцы. Он стоял, строго выпрямившись, высоко вскинув голову, и, не отрываясь, смотрел на солнце ослепшими глазами. И из этих немигающих пристальных глаз неудержимо текли слезы.

И все молчали. Молчали солдаты и офицеры, молчал генерал. Молчали бросившие работу женщины вдалеке, и охрана их тоже молчала, и все смотрели сейчас на эту фигуру, строгую и неподвижную, как памятник. Потом генерал что-то негромко сказал.

— Назовите ваше звание и фамилию, — перевел Свицкий.

— Я — русский солдат.

Голос позвучал хрипло и громко, куда громче, чем требовалось: этот человек долго прожил в молчании и уже плохо управлял своим голосом. Свицкий перевел ответ, и генерал снова что-то спросил.

— Господин генерал настоятельно просит вас сообщить свое звание и фамилию…

Голос Свицкого задрожал, сорвался на всхлип, и он заплакал и плакал, уже не переставая, дрожащими руками размазывая слезы по впалым щекам.

Неизвестный вдруг медленно повернул голову, и в генерала уперся его немигающий взгляд. И густая борода чуть дрогнула в странной торжествующей насмешке:

— Что, генерал, теперь вы знаете, сколько шагов в русской версте?

Это были последние его слова. Свицкий переводил еще какие-то генеральские вопросы, но неизвестный молчал, по-прежнему глядя на солнце, которого не видел.

Подъехала санитарная машина, из нее поспешно выскочили врач и два санитара с носилками. Генерал кивнул, врач и санитары бросились к неизвестному. Санитары раскинули носилки, а врач что-то сказал, но неизвестный молча отстранил его и пошел к машине.

Он шел строго и прямо, ничего не видя, но точно ориентируясь по звуку работавшего мотора. И все стояли на своих местах, и он шел один, с трудом переставляя распухшие, обмороженные ноги.

И вдруг немецкий лейтенант звонко и напряженно, как на параде, выкрикнул команду, и солдаты, щелкнув каблуками, четко вскинули оружие «на караул». И немецкий генерал, чуть помедлив, поднес руку к фуражке.

А он, качаясь, медленно шел сквозь строй врагов, отдававших ему сейчас высшие воинские почести. Но он не видел этих почестей, а если бы и видел, ему было бы уже все равно. Он был выше всех мыслимых почестей, выше славы, выше жизни и выше смерти.

Борис Васильев. В списках не значился

Мои глаза в тебя не влюблены,
Они твои пороки видят ясно.
Но сердце ни одной твоей вины
Не видит, и с глазами не согласно.
© Шекспир

Он твердил, что всё будет хорошо. Я была ребенком, но знала, что всё хорошо не будет. Он не был обманщиком. Он был отцом.

Джонатан Сафран Фоер. Жутко громко и запредельно близко

© Хорошо быть тихоней