История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 9

Песнь оракула наполнила каждый закуток комнаты и пламя закружилось под потолком, своим треском сплетаясь с голосами жрецов, что вторили песне своего главы. Тот, то воздевал руки к потолку, то широко разводил их словно старался обнять нечто необъятное, то резко прижимал к груди потрясая магической погремушкой, чей глухой стук напоминал Аин бег рассыпанных драгоценных камней по златым ступеням.

- Огонь священный, прими наш дар! - Жрец резко распрямился, вскинул руки, широко растопыривая пальцы, и ещё несколько раз громко и отчётливо произнёс последнюю фразу под аккомпанемент собравшихся. Огни под потолком разделились. Зашептали. Аин в удивлении сделала небольшой шаг назад, ощутив кого-то за спиной, но не стала разбираться, кто встал на её пути. В ту же секунду потолок заискрился и жрец рухнул на колени обрушив на несчастных рабов огненных прислужников Рии. Те заскакали по своим жертвам, как голодные гули, и принцессе как нельзя к стати вспомнилась знаменитая песня пустыни об этих кровожадных тварях.
- ...я расскажу тебе темную сказку, темную сказку с печальным концом, там, где душа отошла уж от тела,Гуль твою взамен заберёт, - одними губами прошептала Бесценная, заворожено глядя рыжее бесчинство. Раздался первый вопль. Первую повязку подхватило и проглотило голодное пламя, и раскрылись бешено бегающие глаза той самой, кто сообщил о смерти Райши.
- Пощадите! Убейте! - безумный визг резал уши, но огонь Реи обещал пожирать их медленно, напоминая, о суровых законах жизни и смерти, ведь даже после смерти эти марды обязаны будут служить Райше. Аин не испытывала к ним жалости, только толику сострадания за такую мучительную смерть и будь у неё возможность, она бы убила девушку не раздумывая, но правила есть правила.
- Нужно ждать, пока огонь поглотит их, - среди песен произнёс оракул и продолжил свою мантру, оставляя зрителей вдыхать запах горелой плоти, слушать крики и ощущать, как воздух сгущается от присутствия потустороннего.

Комок рвоты встал в горле. Имран кое-как сглатывал его, дыхание его сбивалось от коротких вдохов, а ресницы чуть опустились под тяжестью пота. Но он продолжал смотреть, ощущая, как Руни поминутно оглядывается на него. Тихий видел лицо отца – жестокое, насмешливое, тени жестким контрастом менялись на нем, то опуская во мрак, то озаряя рыжим светом. Но блеск глаз Щедрого оставался неизменным, словно именно они были источником огня, что столь планомерно и игриво карабкался по телам слуг. Хозяин наблюдал за всем жадно и властно, его ничуть не пугало буйство духов, пока те трепали низ его одежд и ложились на горло удушливой рукой. Даже Сагира чуть отвернулась, прикрыв лицо рукавом, а Ромунд едва удерживал сознание – он не понимал диких восточных нравов и больше всех прочих желал, наконец, уйти.
Самая прыткая рабыня вновь вскрикнула, и возглас ее эхом отскочил от стен. Пламя трещало, но она вырывалась, пытаясь сбить его с себя. Мелькнувшая искра поселилась в ее волосах, и те мгновенно вспыхнули – отчаянные попытки избавиться от огня походили на бегство от тени, и Сахо было страшно ее жаль. Он поднял платок на лицо, чтобы никто не видел его дрожащих губ и их отчаянного, пускай немого выражения. Иногда совсем близко с его плечом склонялся Вукхзул, стоило Теану чуть расслабить руку. Тогда Двуликий замирал и умолял себя не поворачивать головы, но зеленый камень, чуть гудя, словно шептал ему в ухо, пробираясь черными клочками дыма под воротник.
Когда Сахо и Имран встретились взглядом, в глазах первого плескалось отчаянье, а в глазах второго – молчаливый испуг. Они чувствовали себя неуместными, лишними, даже больше, чем Саграфт; и крики горящих рабов словно были их собственными воплями, которые сидели в груди, норовя вырваться.
Отвернуться друг от друга заставил резкий выкрик жреца, от которого вздрогнули все, кроме Теана и Руни. В этот момент последняя рабыня упала на колени, глаза ее остекленели, и пламя прожорливо вздернулось по ее телу вверх, отчего то мгновенно чернело, столь же быстро обращаясь в прах.

- Это не конец, - шепнул Кайрат, останавливая звенящую серёжку. - Ты же любишь играться с духами?
В полной темноте, словно из самых недр земли, стал разноситься жуткий скрежет голоса жреца. Он взывал к духам, и скоро они стали носиться вокруг, заполняя усыпальницу призрачным светом. Они касались лиц присутствующих ледяным дуновением, которое после жара жертвенного огня казалось обжигающим.
Гостеприимный убрал ладонь с локтя Аин и отступил, лишая девушку своей защиты. В такой момент он испытывал две потребности - остаться наедине с духами и ощутить страх Бесценной. И то и другое будоражило воображение и тело.

Кайрат почувствовал рядом Неуловимого, который, увидев происходящее с принцессой, решил помочь. Из всех присутствующих, наверное, только для него одного темнота не потеряла очертаний. В ней вор видел как ночной зверь, благодаря зачарованной серьге в ухе.
- Стой, - остановил Шеора Кайрат, сжав его запястье. - Пусть это сделает Сахо.
- Он же в обмороке, - дёрнулся Шеор, но хватка Гостеприимного оказалась неожиданно крепкой.
- Просто смотри.
Гул кружащих духов перерастал в рёв, а лёгкие касания в хлёсткие удары ураганных порывов. Вездесущие песчинки Самага, смешавшись с прахом рабов, неприятно царапали лица.
- Бабуля разошлась на последок, - проворчал Кай, с трудом успокаивая в себе желание остановить мчащийся песок.

- Вот и чудненько, - прошептал Кайрат, наблюдая за Сахо и Аин.
Желание дияров о сближении непримиримой парочки было сложноосуществимо. Им, конечно, могли приказать родители, но эти дети, к несчастью, имели своё мнение. И вот, разбушевавшиеся духи и Вукхзул неожиданно помогли.
Шеор лишь головой покачал. Ему всегда сложно было понять Гостеприимного. Внешне являя собой открытость и радушие, привлекающее людей и богатства, внутри он представлял собой смесь циничности и жесткости, приправленную соусом из игривого садизма с актёрской остринкой. А проницательность Кайрата порой пугала. Неуловимый много раз видел как из двух тропинок, ведущих к одной благой цели, Гостеприимный выбирал не ту, которая была выстлана человечностью и добротой. Только со временем Шеор понял, почему отец Кайрата выбрал именно этого сына своим наследником. А так же понял, что Рагхун не столько защищает брата, сколько не даёт ему выйти за рамки.
- Если бы не ты, этого бы не случилось, - проворчал Шеор.
- Я бог любви, ммм?
- Демон... Они же дети.
- Да какая разница.
Снова покачав головой, Неуловимый незаметно подошёл к Тихому.
- Имран-бай, как вы? Можно сесть. Не думаю, что духам есть до нас дело, - шепнул он.

Шеор кивнул, поняв желание Тихого.
- Это не вежливость, Имран-бай. Здесь наши титулы и должности не имеют значения, как и дела с ними связанные. Я лишь предложил помощь. Но ваш отказ мне понятен. - Неуловимый чуть склонил голову, отходя и возвращаясь к Кайрату.
- Что, наш тихий малыш тебя отшил? - лукаво взглянул на него Гостеприимный. - Не недооценивай его, Шеор-бай.
Жрецы взвыли, поняв, что духи приняли жертвоприношения. Свечи в усыпальнице ярко вспыхнули, освещая всех. В том числе и всё ещё стоящих рядом Сахо и Аин.
- Бабуля благословила в очередной раз, - восторженно прошептал Кайрат.

- Не мог, - нахмурился Двуликий, заканчивая, наконец, осматривать ладони девушки. Он помнил, как собственные руки жгло еще несколько недель после первого прикосновения к посоху, но Аин отделалась малым, и Вукхзул не успел свершить задуманное. – Он не трогает меня и отца. Никогда, слышишь, никогда к нему не приближайся. Ясно? – он потянулся заправить выбившуюся прядь за ухо Бесценной, но в последний момент одернул пальцы: рядом остановилась Сагира. Она приобняла рассеянную дочь за плечи и благосклонно кивнула Сахо, на что тот почтительно поклонился и отступил.
- Пойдем, - шепнула женщина, мимолетно поцеловав Аин в висок, пока к ним не были прикованы взгляды мужчин. Получив позволение мужа и оракула, Вольная быстрым шагом повела девушку прочь из мерзкой залы. Чем ближе был выход, тем рьянее вились вокруг духи, отчего на мгновение могло показаться, словно они идут по дну океана, преодолевая дюжее давление. Но жрецы замкнули круг, и души отступили, превратившись в ветерок, что гулял по рясе Райши. Змея в саркофаге обвила руки женщины и вытянулась, приподнимая голову и раскрывая капюшон. Ее черная чешуя переливалась пурпуром, а взгляд желтых глаз неотрывно следовал за двумя женщинами, спешащими уйти.
Массивную дверь открыл жрец, и через мгновение она клацнула за спинами Сагиры и Аин. Вольная, не скрывая облегчения, сделала глубокий вдох чистого воздуха.
- Я испытываю это уже третий раз, но так и не привыкла, - пробормотала она, нежно убирая прядки волос со вспотевшего лба дочери. – Пойдем… ты увидела достаточно.

Дверь в вечные покои Райши запечатали: по ажурной рамке створок разбежались переливчатые жреческие письмена, превращая залу за ними в обиталище мертвых. Стоило последней руне завязаться, а голосам стихнуть, как оракул резко накинул капюшон и, развернувшись, зашагал прочь. Жрецы безлико последовали за ним: для них не было господ.
Руни шел по коридору, скучающе перекатывая цепочку амулета на груди, взгляд его был задумчив, и, казалось, все слова резво болтающего Ромунда, что шагал рядом, пролетали мимо ушей Хозяина. Но южанину то было безразлично: столичный нрав требовал выговориться, напыщенно и эмоционально, как умели только жители Ниадиса. Понимая, однако, равнодушие друга, он искал ответной реакции у вялого Имрана, и тот кивал, как только Саграфт замолкал и бросал на него выжидающий взгляд. Получив одобрение, мужчина начинал говорить вновь, активно жестикулируя и поражая выразительностью мимики, в которой участвовали, казалось, даже его каштановые усы.
Но в какой-то момент их троица вдруг затормозила, и Саграфт замолчал, а Имран скучающе уставился на носки своих ботинок. Впереди, у резной колонны, плотно обхватив посох, стоял Теан Ядовитый. Как только Руни взглянул на него, дияр низко поклонился, отчего длинные седые волосы скользнули вперед и рассыпались по его плечам. Не поднимая головы, жрец с легким оттенком вины произнес:
- Я приношу свои глубочайшие извинения… если позволите, мой лекарь навестит Аин-бай, чтобы исключить неприятные последствия.
Пару мгновений Щедрый молчал, поглаживая бороду. Имран мимолетом поднял глаза на отца, но, стоя за его спиной, не смог разглядеть выражения лица.
- Твой сын обращается с Вукхзулом лучше тебя, - ответил, наконец, Руни, не позволяя дияру встать, и тот покорно оставался склоненным в поклоне.
- Слабость неотделимый спутник старости, хозяин.
Щедрый приподнял подбородок. Саграфт внимательно следил за происходящим: взгляд его перемещался от одного к другому, цепко вычленяя каждую деталь, вроде эмоции или интонации.
- И ни один из твоих сыновей не достоин стать приемником, - Хозяин-таки сделал жест, и Теан выпрямился, сохраняя максимальное почтение. Настала короткая пауза.
- Хотите поставить на мое место своего человека?
Руни усмехнулся.
- А ты не мой человек?
Губы Теана дрогнули, приоткрывшись, но в следующее же мгновение сжались, и в уголке его рта поселилась полуулыбка. Взгляд его на секунду переместился на Ромунда, тот смотрел заинтересованно, но жестко: он чувствовал себя выше, чем Теан, стоя подле Хозяина Ла-Урра и осознавая все свое преимущество, что давала ему корона брата, короля всея Тирмарда.
- Моя верность доказана многими годами честной службы.
Цепочка в пальцах Руни звякнула, и он выпустил ее.
- Пускай приходит… твой лекарь.
- Благодарю вас, хозяин. И бесконечно сочувствую вашей утрате.
- Эта утрата трогает тебя больше, чем меня.
Теан кивнул и, подняв платок на лицо, двинулся прочь. Когда его шаги стихли, Щедрый, не оборачиваясь, задал Имрану вопрос:
- Чего хотел Шеор?
- Предлагал помощь. Я сказал ему о перстне.
- Славно, - Руни улыбнулся и сдвинулся с места. – Ты понял, что сейчас произошло?
Тихий переглянулся с Саграфтом.
- Да.
- Держи их на расстоянии.
- Понял.

Когда они вышли на крыльцо, Хозяина тут же окружили слуги, и Имран, получив немое позволение отца, скрылся в этой пестрой суете, быстро слетая по ступеням. Спешно отстегнув плащ, он бросил его растерявшейся служанке и побежал – район был целиком и полностью отдан жречеству, и среди алтарей и храмов едва ли встречались люди. Когда искрящиеся золотом купола усыпальницы скрыла дымка смога, Тихий стал сбавлять шаг, пока, наконец, не уперся руками в каменный бортик небольшого высокого фонтана. Взглянув на свое лицо в отражении, Имран поморщился и стянул с себя платок, после – удерживающий волосы обруч, и когда кудри распались по спине, пропахшие смрадом, маг сунул голову в воду.