История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 37

Не то чтобы Идрис особо нервничал. Он говорил себе: «ничего особенного», и, по привычке, слишком часто заглядывал в зеркало, однако дальше случалось нечто из ряда вон выходящее – в отражении он каждый раз замечал несовершенство, тут же бросая все силы на то, чтобы его исправить. То перекладывая косички, то перестегивая серьги, то внимательно ощупывая кожу лица; в конце концов, это его изрядно утомило, и он, заскучав, приземлился в кресло. Подперев пальцами подбородок, Прилежный устремил взгляд на дверь, в которую с минуты на минуту должна была войти его дивная южная невеста. Изначально он планировал встретить ее у самых врат, однако выдался крайне жаркий день, и Идриса не спасла даже укромная тень Али, так что он предпочел поскорее скрыться в помещении, переместившись сразу в покои, что предназначались Лингрен.
Появление ее было шумным. Девушка ввалилась, с порога что-то быстро-быстро залепетав на южном наречии. Следом за ней вбежала пухлая служанка, которая пыталась поймать вещи, кои Мэрилайн срывала с себя с бешеной скоростью. Лингрен самозабвенно закрыла глаза, хватаясь за ленту, стягивающую хвост, и распустив волосы, тряхнула ими, замирая с перекинутой вперед шевелюрой.
- Подуй, Лили, - простонала она умоляюще, и служанка, цыкнув, принялась дуть на оголившуюся вспотевшую шею южанки. Обе не замечали сидящего у боковой стены Идриса, тот, в свою очередь, и сам забыл заявить о своем присутствии, придя в полное замешательство. – Мардек, ты видела тех клуш, которых обмахивали опахалами? Как будто у них руки отвалятся веерами поработать. Похудеют же, боже мой, - вещала между тем недовольно Мэрилайн. Веснушчатая кожа покрылась мурашками, и девушка передернула плечами. – Там в коридоре такой холодный пол, что мне хотелось на него лечь.
- Мисс Лингрен, вас не поймут.
- Чхать я на это хотела! Мне жарко! Я на пьесе Фивальда столько воды не выплакала, сколько из меня с потом вышло сегодня, - откинув волосы назад, Лингрен наконец удосужилась обвести взглядом комнату. При первом просмотре ничего ее внимания не привлекло. При втором же голубые глаза замерли и расширились. Столь же широко были распахнуты и очи Прилежного, который от шока даже не шевельнулся, продолжив сидеть в мнимо расслабленной позе. Мгновение длилась тишина, лишь Лили, так же заметившая илана, методически обмахивала спину хозяйки веером – каждый взмах, по мере осознания, становился все медленнее. В конце концов женщина шепнула:
- Какой стыд, - спешно отворачиваясь и прикрывая покрасневшие щеки руками. Мэрилайн медленно моргнула и подняла руку, пальцем указывая на Идриса.
- Ты… эм… ты просто… весь такой красный и блестящий, что сошел за предмет интерьера, - объяснилась она, и тихие всхлипы служанки стали капельку громче. Лингрен оглянулась на нее. – Тише, пожалуйста, из-за тебя неловко.
- Из-за меня?! – Лили попыталась всучить ей снятую рубаху. Девушка тут же завернулась в нее, как в халат, и посмотрела на Прилежного, который продолжал молчать, взирая на феерию южного бесстыдства в немом чувстве шока. Мэри заправила прядь волос за ухо, и, приподняв одну ногу, почесала ею другую.
- Для брачной ночи рановато.
- А? – отозвался Идрис, наконец, моргнув.
- А?
- Мисс Лингрен имела в виду, что крайне удивлена вашим визитом…
- Да… я… - взгляд Прилежного забегал, когда он осознал, что пялиться на обнаженную девушку не есть прилично. – Я поступил невежливо, явившись сюда без предупреждения. Мне лишь хотелось встретить вас и убедиться, что вы прибыли в добром здравии.
- О, - Мэрилайн приподняла брови и, чуть подумав, присела в идеальном реверансе, омраченном разве что видом неглиже. – Благодарю вас, господин Идрис. Ваша забота греет мне сердце, - она глянула на кисть руки, сделав вид, что считывает текст. – В этой чужой стране я могу положиться лишь на вас. Я рада, что судьба свела меня со столь прекрасным человеком.
Прилежный красноречиво изогнул бровь, и Лингрен про себя отметила, что форма его бровей идеальна. Илан кивнул.
- Обещаю помочь вам освоиться. Пожалуйста, располагайтесь. Вам стоит отдохнуть с дороги.
- А экскурсии не будет? После Саа-Алима я решила, что мы начнем именно с этого.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, колыбе…
- Мисс Лингрен имеет в виду, что крайне благодарна вам, и очень воодушевлена будущими экскурсиями, ведь история Сэх-Ры насыщенна и достойна внимания, - вновь вклинилась Лили, пытаясь локтем чуть оттеснить хозяйку. Мэрилайн закатила глаза.
- Точно. Прям как с языка сняла.
Идрис молча простоял еще пару мгновений, после чего кивнув южанкам, покинул покои суженной. Взглянув на Али, прождавшего его за дверью, Прилежный тяжело вздохнул.
- Кайрат-бай меня не щадит.

- Выпросить проходчика у Великих стало почти невозможно, - старый даглар, почти полностью покрытый татуировками, внимательно рассматривал новую трещину, появившуюся в скале на днях. По его телу можно было прочитать всю географию окрестностей Танааля. Гирван внимательно рассматривал яркие красные линии на коже наставника, обозначающие опасные горизонты. По насыщенным цветам татуировки становилось понятно, что опасность места превышает его полезность. - У нашего народа кризис?
- Великие считают, что тратить рабочие ресурсы на Танааль нецелесообразно, Тарай-эн.
- Почему же ты здесь, Гирван? Ты молод и успешен, судя по линиям, - он ткнул пальцем в оранжевые линии на теле Гарда.
- Я лишь принял своё предназначение. Мать Мира велела отправиться в путь. Великие совещались много дней и приняли решение - даглары Танааля должны вернуться в Гранмор через несколько циклов. Тому есть причина в будущем, но суть её скрыта пеленой от глаз Великих. Я должен выяснить.
Тарай хмыкнул.
- Великие не видят, а ты выяснишь.
- На всё воля Азалрана.
Гирван посмотрел вслед очередной группе в золотых мантиях, прошествовавших мимо. Прошёл только месяц, как он прибыл в Танааль, поэтому привыкнуть к наличию под землёй не дагларов не успел.
- Привыкнешь. - Тарай сел возле трещины.
- Сомневаюсь. Я быстрее привыкну к арлазам близ :бип:(того места на самом севере, которое бипер забипивает ><), чем к шелесту мантий заклинателей.
- Тебе придётся с ними общаться, Гирван. Если ты надеешься уйти в пещеры и слушать только Гахраамхир, то лучше тебе вернуться в Вазар.
Молодой даглар погрузился в себя, обдумывая слова наставника. Он не считал себя необщительным. Вот только с другими расами у проходчика просто не могло быть контактов. С ними он столкнулся лишь в Танаале.
- Я знаю язык мардов, - медленно произнёс он. - Если кто-то обратится ко мне, я отвечу.
- У тебя есть друзья в Вазаре?
- Да. Я не одиночка.
- Спутница?
- Нет.
- Если Мать Мира сведёт вас здесь, останешься?
- Нет. Я собираюсь учиться у Халруудара-эн.
- Великий проходчик ещё жив? Хочешь стать Великим?
- На всё воля Азалрана.
Тарай внимательно посмотрел на Гарда, стоящего перед ним. Молодые даглары Вазара сильно отличались от местных. Устремления танаальцев никогда не были так высоки. Многие даже помыслить не могли, что когда-либо посетят Гранмор. Великие для них были почти так же недосягаемы как Азалран и Гахраамхир. А мир Вазара был всё равно что мир поверхности. Доступен лишь благодаря рассказам мохнатых собратьев.
- Вакх зун, Гирван. Надеюсь в будущем в твоём имени появится двойная гласная. На седьмом горизонте есть штольня. Два дня назад её заполнила вода. Откачать не удалось, камень сочится. Заклинатели с духами не договорились. Да и ни к чему им это - городу угрозы нет. Но неделю назад туда ушли две дагларки, услышав сильный зов алмазной жилы. Вернутся уже вряд ли. Но ты всё же сходи. Посмотри.
- Азалран аан тар, Тарай-эн. Я вернусь с решением.
Тарай кивнул, когда молодой проходчик скрыля за скальным выступом. Местный бы сказал "если вернусь, то...". Но Гирван Зунн Гард был вазарцем, для которых в таких случаях " если" не существовало, была лишь "воля богов".

- А ты на мардов перешла? - улыбнулась Гиэйн, делая неспешный глоток.
- И чувство юмора туда же. - Офелия картинно приложила пальцы к своему лбу, чем вызвала ещё больший изгиб губ у Гиэйн.
- Да.
Офелия на это ничего не сказала лишь долго смотрела в глаза дочери, которая первой решила отпить чаю, разрывая контакт и в этом движение не было и толики признания поражения. Нет. Гиэйн просто в очередной раз отстояла свою точку зрения и отошла с зоны их, казалось бы, вечного спора. Курсе не понимала дочь в её желании жить с этим Ави, который ещё во времена её жизни в городе уже снискал дурную славу, и уж тем более не понимала, что приятного в постоянных походах по пещерам, хотя уважала её стремление и уверенность в собственно выбранном пути. Их молчаливую беседу прервал неожиданно возникший посланник. Молодой дагларский мальчишка потоптался на месте, пока Алэйа не перевела на него взгляд.
- Алэйа-эн?
- Мм, - утвердительно слегка качнула головой нируанка. Парень выудил из-за пазухи конверт с печатью Ордена. Разумеется, кто ещё мог найти её так быстро в городе? Алэйа уже давно не удивлялась тому, что Орден знает где находится каждый их заклинатель. Тонкая кисть потянулась за конвертом. Даглар тут же отдал, покосился на стоящего мертвеца и готов был испариться, но не успел.
- Ты работаешь на Орден?
Парень кивнул тут же сосредоточенно нахмурившись, явно готовый с внимательностью слушать слова нируанки. Гиэйн кивнула в ответ и передвинула фолиант к краю стола.
- Знаешь, где находится мастерская Линна Туэ Ави?
- Мастера боли? - брови мальчишки подвижно вскинулись и тут же опустились, заметив, с какими непроницаемыми лицами на него смотрят женщины за столом. - Да, знаю.
- Отнеси эту книгу к нему. Там будет маленькая арбарианка, передай ей, что книга от меня и её нужно убрать. Очень аккуратно с ней, книга очень важная.
- Отнесу, не беспокойтесь Алэйа-эн!
Книга перенеслась в руки даглара и, бережно удерживаемая им, удалилась. 
- Дагларам можно доверить всё что угодно, - легко пояснила свои действия заклинательница, под красноречивым взглядом матери и легко раскрыла письмо.
- А мертвым дагларам и того больше. - Офелия странным взглядом покосилась на пушистую спину удаляющегося мальчишки, но когда объект внимания исчез, снова вернулась к Гиэйн. Та уже успела прочесть послание и отложила письмо в сторону.
- Какому-то проходчику нужно сопровождение.
- На днях.
- Если не задержусь, то зайду к тебе вечером. Лив ниэ Ниру, мама.

Аин читала в тишине и покое удалённой залы самое долгожданное письмо, что она получала от брата. Этот несносный отпрыск варана наконец написал ей и Сиин вернулся домой. Чему Аин радовалась больше неясным осталось даже для неё, но летя по строкам письма уже в третий раз, в сердце место радости занимала тревога. Стиль письма был определённо Имрана, но почерк не был тем летяще-скользящим, пылким столь свойственным брату, когда дело касалось тех вестей, что он писал.
"В окрестных песках поселился бес – не знаю, как назвать еще – он напал на караван, но я, правда, в порядке."
Принцесса задумчиво прикусила нижнюю губу. Если этот так называемый бес был возле Танааля, а после напал на Рагхуна возле Сэх-Ры это означало, что тот передвигается с бешеной скоростью. "Это может быть злой дух, но те не материальны. Тогда существо из Щели, но те, что в Щели, оттуда не выбираются. Единственные из живых и известных существ, кто способен двигаться с такой скоростью это драконы. Так неужели один из них решил бросить вызов? Немыслимо."
Взгляд побежал по строкам дальше и тяжёлый вздох вторил ему, читая последние предложения. Значит, Сахо волновался о нём? Разумеется Аин знала о дружбе двух наследников, но раньше особо не задумывалась насколько она важна для Двуликого. Не выгораживал ли Имран его перед ней только из дружеского чувства? "Нет. Сахо точно ему не дороже, чем я."
- Азима..
- А? То есть, да госпожа? - синга до этого несообразно переминающаяся за диваном, склонилась ниже.
- Нарежь мне персик. Не просто же так ты меч носишь.
Синга удивлённо приоткрыла рот, собираясь возразить, что меч не для подобных забав, но взгляд на "цветок" и Азима со вздохом взяла фрукт, как раз в момент, когда в залу вошла шумная южанка. Та, со всей бесцеремонностью манер плюхнулась на диван, совсем близко к Бесценной и задала самый ужасный вопрос, какой только можно было задать при знакомстве. Меч уже вошёл в персик и Азима перевела большие глаза на Карима, который побледнел не то от злости, не то от страха.
- Высечь плетью, - не поведя и бровью произнесла Бесценная, глядя на рыжую прохвостку перед собой. Сравнить её с какой-то девчонкой из гарема? Да кто в здравом уме посмеет такое делать? Новая девочка отца? Аин оглядела её служанку, потом саму пришедшую и опустила взгляд на письмо в руках как ни в чём не бывало.
- Моя госпожа, - подала голос Азима, так и стоя с персиком и мечом. - Это невеста Прилежного.
- Кто? - снова подняла взгляд Бесценная и посмотрела на замершую южанку напротив вновь. Настроение Аин явно не было готово к резкому перевороту для радостного знакомства.- Даже если так, пусть научится манерам.
- Моя госпожа, - голос подал Карим и низко склонился перед ней, - Будет ли хорошо, если принцесса Ла-Урра так обойдётся с гостьей? Отец может быть недоволен.
- Она нанесла мне оскорбление, отец простит, - парировала Бесценная. - Стража! Увести её.

Алэйа прибыла на нужный уровень спустя пару часов, почти не опоздав на место действия. Перед массивной металлической преградой стояло несколько дагларов, призванных не позволять таким, как Гард работать там, где им вздумается без должного разрешения. Разумеется, это было не их жаркое желание, а заправлял здесь всем лин Нивве - заклинатель в "отставке". Лин редко ходил с проходчиками предпочитая важно следить за порядком на одном из самых сложных уровней.
- Гиэйн. Здесь должен быть проходчик, - кратко уведомила одного из дагларов Алэйа, на что тот кивнул в сторону нируанца, что-то пытающегося донести до даглара перед ним. Гиэйн сменила траекторию движения, ловко доплывая до нужной парочки. 
- Лин Нивве, - кратко поприветствавала нируанка, не потрудившись достать изо рта карамельную сладость. Нируанец смирился так, словно у него резко заболел зуб, но при дагларе не смог изобразить что не заметил полукровку.
 - Гиэйн, - грубо, как оборвал нируанец, - Что здесь делаешь? 
- Меня прислали в пару к проходчику, - специально на общем наречии ответила Алэйа.
 - Одну?! - нируанец кажется готов был задохнуться от переполнившего его возмущения. - Новый проходчик и ты? Одни?! Не пущу! 
- Это приказ Тамо, - безучастно отозвалась Гиэйн, протягивая бумагу с разрешением на проход. Бледный взгляд девушки обратился к даглару, которому та едва доставала до плеча, но ничего не сказала, лишь перекатила сладость из одного уголка рта в другой. 

Последние дни Хозяйка была необычно тиха. С ее уст не слетали бесконечные упреки, она не вступала в перепалки и ни с кем не здоровалась. Несколько раз она переговорила с мужем, а после не касалась дел, проводя все время в саду, кроясь в его укромных беседках, как какая-то легкомысленная придворная дама. За ней никогда не наблюдалось любви к такому времяпрепровождению, но что-то в ней вмиг поменялось. Сердце не готово было оттаять, пережив неожиданную боль утраты, и просто замерло, звуча тихо и гулко – оно не рождало никаких эмоций, лишь раз за разом с пульсацией выпускало терпкое чувство невысказанности.
Иногда она думала: было бы проще, узнай она о смерти подруги издалека, отойди та на Рию в родном Ниадисе? Казалось, так бы пришлось куда легче, ведь подобные известия далеко не редкость. Но при этой мысли взгляд падал на вещи, оставленные Аликой – мелкие детали, что никогда бы не достались Сагире, не будь южанка в роковой час там, под сводами одного с нею дворца. Гребень, духи, румяна, несколько платьев; и еще она – немолодая, щуплая, добрая служанка, которую Саграфт возила с собой повсюду: та была с нею с самого детства, няня, ставшая ближе родной матери, ей Алика доверяла все. Не пожелав возвращаться в столицу, женщина осталась при Вольной, вытеснив ее прежних рабов. Она сказала: «здесь я и отправлюсь вслед за госпожой», часто повторяя, что седины напоминают ей об очень скором конце.
Кто-то обвинял именно эту старуху в неожиданной перемене Хозяйки: на востоке, как ничто другое, устоялось мнение о «дурном южном влиянии», им объясняли все и в нем всех обвиняли – сэхрийцы болезненно воспринимали первенство Ниадиса, оттого пытались отвергать всякое его вмешательство. Однако Сагире было это безразлично: привыкнув к упрекам мужа, она научилась оставлять мнение других вне своих мыслей. Выросшая в Сэх-Ре, закованная в рамки, несмотря на мнимую фривольность, она с двойным удовольствием слушала сначала рассказы Алики, а теперь – ее служанки, словно бы так ей самой дышалось проще. Ей нравилось думать, что где-то женщины имеют те же права, что и мужчины; что где-то браки случаются по любви; что где-то, просыпаясь, из окна можно видеть прохладное море.
- И что она тогда сделала? – голос Сагиры после долгого молчания прозвучал чуть хрипло. Пели сверчки, затесавшись в мелких листочках мигали светлячки, а над выложенными плиткой дорожками парил легкий ночной туман, легко развевающийся чьими-то редкими шагами. В беседке их было всего двое, хотя обычно Хозяйку сопровождала целая свита. Вольная сидела по-турецки на тахте, по-простому одетая в платье-рубашку и шаровары. По рукам ее вилась маленькая зеленая змейка, женщина подхватывала и перекладывала ее, играясь почти с нежностью. Она следила за каждым переливом перламутровых чешуек.
Служанка, стоящая у перил и вглядывающаяся в глубь сада, обернулась, и ее седые пряди загорелись серебром в просвете. Старческое лицо вытянулось в легком добродушном удивлении:
- О чем это вы?
- Та история о женщине, полюбившей барда. Как ее звали?
- Жасмин, - улыбнулась служанка. – Боюсь, вас не устроит конец этой сказки.
- Я, кажется, знаю его.
- Муж отловил и ее, и его, и их не стало.
Сагира не ответила, лишь коротко и жестко усмехнулась, поняв, что оказалась права. Дождавшись, пока Вольная окончательно убедится в своих предположениях, южанка заговорщически продолжила, прищурив глаз:
- Но мораль здесь другая. Вы, восточные марды, думаете, что смысл здесь один – проступок кончается наказанием. И ни один из вас не задумается о том, что тот краткий миг, прожитый с любимым человеком, с лихвой покрывает всю несчастливую жизнь с нелюбимым, - Сагира подняла голову, и служанка подмигнула ей. – Для ниру слизь, дагларам – пыль, а сингам тухлый смог. А мард гуляй и веселись, пока не занемог, - пропела она негромко и скрипуче, и Вольная чуть нахмурилась. – Эта песня стара, как сам Мардек. Бытует мнение, что это он сам сочинил ее, - она засмеялась. – Кажется, здесь, на востоке, совсем забыли о заповедях, что он нам завещал.
- Мардек говорил о чести и достоинстве, - возразила было Вольная, но служанка вновь прищурилась:
- Марды так часто вырывают из его слов кусок, угодный им, и напрочь забывают о контексте. Если жизнь не в удовольствие, это – не жизнь, - она поучительно покачала головой, не переставая улыбаться. – У нас украли целый век, и это отличает нас от ниру. Они могут задумываться о понятии чести, о добре и зле – у них есть на это время. Нам же остается просто жить, как умеем, испытывая при этом столько эмоций, сколько возможно.
- Разве это не легкомысленно?
- Легкомыслие? Что же, мудрее на смертном одре сожалеть о скучной упущенной жизни?
- Если бы все делали, что хотели…
- Хаос! Но, к счастью, такого не произойдет. Всегда есть даглары и арбаро: их смирение заглушит любое безумие. Этот мир совершенен. Потому все должно идти от сердца, - она приложила жилистую руку к груди. – Ведь оно тоже сотворено этим миром.
- Ужасно наивно, - отмахнулась Вольная, возвращая внимание змейке, что продолжала игриво скользить сквозь пальцы. Старуха улыбнулась, прицокнув языком, и пару мгновений молчала, смотря на Сагиру.
- Ваши старейшины ведь дают имена, заглядывая в будущее? Что же тогда случилось, госпожа Вольная?
- На что ты меня подговариваешь? – жестко спросила мардийка, однако ответом ей вместо страха послужила добродушная улыбка.
- Госпожа всегда переживала за вас. Она говорила столь часто о своем желании свозить вас в Ниадис, что даже господин Ромунд, кажется, поверил в осуществление этой ее прихоти. Я не понимала, что могло привлечь ее в зажатой, ущемленной мужем женщине… но теперь вижу: лишь самый невежественный сухарь не заметит этой растерянности в ваших глазах.
- О чем ты говоришь? – поморщилась Вольная, вся напрягшись – разговоры о ее слабостях пугали ее больше всего.
- Вы стараетесь казаться сильной женщиной, но в ваших глазах живет девочка. С той самой обидой, что бывает у детей, которые смотрят на сверстников и завидуют: ведь им чего-то недодали, - служанка неспешно подошла и погладила Сагиру по волосам: столь фривольный жест, который Хозяйка никогда бы не простила своим слугам, вдруг удался столь легко, что Вольная пришла в окончательную растерянность. – Послушайте сердце.
- Ты приговариваешь меня к смерти.
- О, нет. Это по-другому называется.
Сагиру никогда бы не охватили чувства, как охватили теперь, будь она в обычном своем собранном состоянии: но все в ней расклеилось, рассыпалось и перемешалось, и ей не удавалось собрать все воедино, вернув тем самым свою защиту на место. Потому она просто поддалась эмоциям, переживая их, как обычно, внутри, оттого на лице почти ничего не отразилось, лишь чуть дрогнули уголки губ. Ей хотелось быть услышанной, утешенной и понятой, этого, в целом, хотелось любой женщине – это не считалось зазорным, на юге, должно быть, такие желания высказывались легко, чуть сложнее выполнялись. Но Сагира и представить не могла, как придет с подобными словами к мужу – даже думать об этом было стыдно и тошнотворно. Другое дело…
- Другое дело, - повторила она беззвучно, одними губами, и тут же поджала их, выпуская змейку обратно на пол и подтягивая колени к себе. – Дурная старуха…
- Если слова задели, значит, они правдивы. Не вините меня в своих чувствах, - спокойно отозвалась женщина, садясь рядом. Вольная посмотрела на нее чуть диковато, исподлобья, но вновь получила лишь улыбку. – Вы похожи с дочкой.
- Не говори в такой момент о моей дочери.
- Хорошо.
- Я не могу. Я даже не могу уйти… это не юг, здесь нельзя просто улизнуть через заднюю дверь и…
- Ла-Урр настолько огромен, что ни одну пропажу не замечают тут же. Ночь только пришла…
- Замолчи, ладно?
В ответ служанка молчаливо подала ей плащ. Губы Сагиры дрогнули, и она услышала гулкий болезненный удар сердца. Пальцы неуверенно коснулись ткани.
- Я лишь выполняю волю госпожи Алики, раз ее больше нет рядом. Она желала вам счастья.
Вольная быстро накинула его на плечи, плотно запахивая и набрасывая капюшон. Женщина слабо помнила, как добралась до маленькой калитки сада, ключ от которой она всегда носила с собой, не зная, зачем, но тот наконец пригодился – на ватных ногах она покинула территорию Ла-Урра. Под плащ сразу пробрался холодный ветер, и Вольная почувствовала, как колени подкашиваются.
Ее путь по ночному Ас-Суру был воистину безрассуден. Она замерзла, она десять раз передумала; но ее дрожащая тень продолжала ползти за ней по тротуару, неспешно сокращая путь до нужного дома. Болезненное безрассудство селилось в теле лихорадкой, Вольная ругала себя, с издевкой спрашивала, что будет делать, когда ей откроет слуга – ведь слухи разлетались по Сэх-Ре столь скоро, что проще было повеситься в собственной спальне, чем оправдать свою стремительно чернеющую репутацию.
У ворот она замерла. Почти во всех окнах темнела чернота, и взгляд рассеянно нырял в одну темень за другой, словно пытаясь найти в ней нужного человека. «Что я сделала? Зачем я сюда пришла?» Новая волна холодной дрожи обуяла тело под плащом, и Вольная обхватила себя за плечи, выдыхая последнюю мысль: «дура».

Лицо Лингрен вытянулось, как не вытягивалось никогда; она смотрела на Аин, часто и глупо моргая, до сих пор, кажется, не осознавая своего фееричного промаха. Однако его осознала Лили. Встрепенувшись, женщина заохала и тут же упала ниц, прижимаясь лбом к полу и спешно лепеча извинения:
- О, Мардек милосердный! Нам ужасно жаль, моя госпожа раскаивается, в самом деле, такое недоразумение, мы прибыли всего день назад и еще не в курсе местных устоев! Умоляю, помилуйте, госпожа!
Мэрилайн, не сменив выпученных глаз, очень медленно встала с дивана, не сводя взгляда с меча Азимы. Казалось, от нее можно было ждать чего угодно, вероятнее всего – повторения подвига служанки, однако та продолжила пилить ветку, на которой сидела. Махнув рукой, мол, вот так поворот, она звонко и манерно засмеялась, как смеются в свои веера столичные дамочки, не забывая при этом прикрывать губы пальцами.
- Мы с вами только что стали основой нового анекдота, - объявила она и поставила одну руку на пояс, второй снова замахав, делая вид, что умирает со смеху. – Я, просто, знаете, южная дурочка, у нас ведь в головах так – кутеж, кокетство, платья… Тут вата, понимаете, - Лингерн постучала костяшками по виску. – Розовая воздушная вата. Чего на нас таких обижаться? – она добродушно подмигнула Бесценной. – Чего только не случится, да?

Вольная подняла глаза на Неуловимого, и тот легко мог различить в тени капюшона их непривычное выражение. Казалось, женщина не знала ответа. Тягучим маслом потянулось время, пока Сагира испытывала терпение обоих, отведя взгляд и сжав губы, так, словно бы Шеор в чем-то повинен, а не она явилась средь ночи, без предупреждения и смысла. Наконец, она подала голос, осипший от суетливой прогулки по холодному городу:
- Что случилось, Сагира? – исправила его Вольная, как в прошлый раз, при таком же внезапном визите. Взгляд ее останавливался везде, только не на мужчине, но вскоре скромный обзор исчерпал себя, и ей пришлось посмотреть на хозяина дома. – Я не имела права приходить? Женщины ведь не должны так себя вести? – пробормотала она с легкой хмельной ноткой в голосе, ей хотелось обвинить во всем бокал вина, выпитый накануне вечером, хотя тот и был ничтожно мал, несоизмерим с масштабом ее сумасбродства. – Ты можешь отправить меня обратно, ведь это не официальный визит, не деловой, а так – прихоть, я просто сошла с ума, в тот самый день, когда в небе появился дракон, - она коснулась замерзшими пальцами капюшона, и тот соскользнул с кудрявых незаплетенных волос, пышной копной распавшихся по плечам и спине. Она выглядела преувеличенно домашней, такой, какой не стоило появляться вне пределов собственной спальни, и, возможно, не будь этой растрепанности, не читалась бы столь явно на ее лице растерянность, отчаянно теснимая раздражением. – Я просто пришла, - выдохнула она нервно, хоть Шеор и не спрашивал. Женщина вздернула голову, посмотрев на него почти с вызовом, который, впрочем, легко гасился ее собственными глазами – их взгляд чуть дрожал от неуверенности.