История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 77

BelkaValka

На самом деле Беспокойная слабо представляла, как ведут себя скудные на эмоции воины в подобные моменты. Наверное, стоически держат рожу кирпичом, либо грязно улыбаются, стараясь сожрать глазами все, что движется, или глупо хихикают, ведь впредь они были повенчаны только на войне. Ладно, последний вариант Алриану не годился, о нем Асана придерживалась лучшего мнения. Она сделала шаг, занимая крыльями все остальное пространство за собой, второй, иллюзия подошла близко, а вот женщине понадобился третий. Прозрачный синий балдахин слетел с закрепки, следуя изгибами за мужской рукой. Вблизи виднелось мягкое свечение от перьев. Пахло горами и травами, которые синги часто используют вместо табака, излюбленного мардами. Авмаар склонился к сидящей, всматриваясь в яркие глаза. Воровка не медлила. Руки её увили крепкие плечи и мардийка прижалась к чуть шершавым губам с поцелуем, тут же нащупав за завесой иллюзии свою единственную. Беспокойная заколебалась, пойманная на собственной уловке и Бархат не преминула этим воспользоваться, роняя крылатое творение поверх себя на прохладное тело постели. Улучив момент, когда восточница закроет глаза, Асана хитро прищурилась и ухмыльнулась, одним желанием меняя образ.

Fl@Me

Бархат восприняла новый образ резким броском Беспокойной на постель подле себя. Пальцы впились в шёлк отворотов халата наставницы и глубже вжали перешедшую границы наставницу в сбившуюся постель. Хризоколловые глаза выражали все грани возмущения и удивления, глядя на Оникса перед собой. Даглар в ответ захлопал ресницами. Ученица отпрянула, цыкнув. Рука её пролетела над лицом и головой, выдав Асане невообразимо синие глубины глаз, непривычно затмившие облюбованных противников иллюзий, а над волосами возвысились добротные рога.
Ладони наставницы вскинулись, а вместе с ними исчезла магия, показывая, что Асана намерена сдаваться. Послышался тихий смех, сглаживающий несвойственную тишину. Бархат же примирительно улыбнулась, вернув себе естественный вид. Не прошло и десятка секунд, а свободная ладонь Беспокойной тронула смуглые пальцы любимой, поднялась до плеча, где ещё виднелись следы нападения гулей, и опала на локоть воровки, сжимая кожу. Её прохладную ладонь бессменная ученица накрыла своей и оставила вздох. Наконец напряжение вечера спало, укрывая мардийек за переливчатым пологом от школьных дел.

Poka-Moka · Сообщение отредактировано в 16:16 03.02.18

Купальня Башни иллюзионистов действительно пустовала. Большое круглое помещение с квадратным четырёхметровым бассейном посередине встретило их шумом воды, которая лилась с потолка около стен в круговой желоб, создавая своеобразный бесконечный душ. Вода в нём была прохладная, в отличие от бассейна, где она чуть бурлила и от неё поднимался пар.
- Иди сюда, - Ярин затянул обнажённого Имрана под прохладные струи, чтобы смыть с него пыль. - Парни и девушки моются в разное время. Тебе надо будет запомнить расписание. Либо ходить ближе к ночи. Но иногда можно встретить ещё кого-нибудь, хоть и редко. У входа стоят всякие средства для общего пользования. Мыло. Полотенца. Ну, и всякие мелочи. Парни пользуются ими, за редким исключением. Девчонки своё таскают. Слушай, а ты сам мыться умеешь? Или во дворце тебя кто-то мыл? Я могу тебе голову помыть. Мой младший брат мохнатый. Так что я это очень хорошо умею, - Оникс рассмеялся, тряхнув головой. Волосы без косички облепили плечи. - Не холодно? Идём в тёпленькой посидим. Это очень приятно.
Имран чувствовал себя неуютно просто потому, что это было его естественное состояние наедине со своим телом. Ни для кого не было секретом, что Тихий за собой не следил и не оценивал свою внешность, не считая себя ни красивым, ни уродливым. Свойственная ему однако неловкость диктовала определенную скованность, и потому Имран всегда старался быть максимально одет.
Последнее предположение Ярина вызвало у него возмущение, и он даже отвлекся от своих комплексов, продолжая, впрочем, держать руки у живота:
- Ты забыл, что я еще несколько лет жил в Танаале и как-то умудрялся там мыться? – вода упала на кудряшки, мгновенно их утяжеляя, отчего те скатились на лицо, и Имрану пришлось поднять руку, дабы их убрать. – Не… холодно. Давай я сам. Мыть друг другу голову странно, - Тихий нахмурился и посмотрел в пол. Пару мгновений молчал. – Ты еще смотришь?
- Ага, - честно ответил Ярин. - Первый раз такого стеснительного парня встречаю. Хотя, ты, наверное, не привык к общим купальням. - Сделал вывод Оникс, отходя к бассейну и заныривая в него. Вода забурлила сильнее, выталкивая тело на поверхность. - Не знаю, кто придумал этот бассейн, но я хочу сказать ему спасибо. После гонок с Ссаашем только он и спасает от боли во всех мышцах. Ты должен попробовать!
- Гонок? – переспросил Имран, не шибко, впрочем, интересуясь. Воспользовавшись тем, что Оникс ушел, Тихий стал быстро, почти лихорадочно мыться, быстро стирая с себя всю грязь – она, в самом деле, стекала с него мутными дурно пахнущими размывами. Смотря на них, Имран тихонько ужасался, с удивлением вдруг поняв, что давно не смотрелся в зеркало.
- Слушай, Имран! - Ярин вдруг вскочил, вылезая из бассейна. - Я сгоняю за кое-чем. Ты тут пока наслаждайся. Я быстро.
- А? – только и успел выдохнуть Тихий, оборачиваясь. Однако Оникс сбежал так быстро, что не услышал даже стонов ужаса Имрана: поняв, что его опять бросили в незнакомом месте, парень сокрушенно возвел очи к небу, но тут же в глаза посыпались брызги воды, и Тихий зашипел, опуская голову.
Еще пару минут он ковырялся под душем – воспользовавшись одиночеством, он даже стянул мочалку и принялся рьяно оттирать засохшую вместе с потом уличную пыль. Делал юноша это так усердно, что кожа ответила недовольными покраснениями, впрочем, стала, наконец, чистой.
Когда с мытьем было покончено, Имран бросил взгляд на вход и, убедившись, что никого там нет, быстро перебежал в бассейн, сразу садясь в теплую воду и опускаясь в нее до уровня носа, выдохнув при этом шквал пузырьков. Синий взгляд, подчеркнутый нахмуренными густыми бровями, уставился вперед, пока кудряшки вокруг, реагируя на бурление, трепыхались на воде.
Имран не услышал тихих шагов арбарианца. Обойдя помещение по окружности под струями воды, Ссааш остановился с противоположной стороны бассейна, посмотрев в резко открывшиеся синие глаза. Тихий чуть дёрнулся, арбаро усмехнулся. Он стоял, совершенно не стесняясь собственной обнажённости. Тело лесного жителя, сотканное из переплетения тугих мышц и сухожилий, выглядело гибким и сильным. Покрытое разнообразными шрамами, оно не теряло своей целостности, отражая всю сущность хозяина. Длинный хвост пробежался кисточкой по воде, и арбаро сморщил переносицу. В обеих ладонях возникло пламя и столбиками спустилось вниз. Через пару мгновений Имран почувствовал, что вода стала горячее. Хвост снова проверил температуру, и только потом Ссааш опустился в бассейн.
- Где ты получил ожог? - спросил он, закрывая глаза и откидываясь затылком на бортик. - Не ври, - заранее предупредил он.
Арбарианцу пришлось очень долго подождать, прежде чем получить ответ. Тихий словно надеялся, что тот устанет и уйдет, однако Ссааш, не подавая никаких признаков нетерпения и спешки, продолжал расслабленно сидеть в бассейне напротив – вопрос, однако, никуда не испарился, продолжая висеть в воздухе, тем самым сильно напрягая Имрана. Таинственный незнакомец на удивление выигрывал в доверии у подчиненного Данава, и теперь мард не спешил говорить с ним.
Не поднимаясь из воды, Тихий соскользнул еще глубже, скрыв половину лица. Синие глаза глядели на Ссааша сначала хмуро, после озадаченно, а после их взгляд скрылся за веками. Имран приподнялся, наконец вдыхая воздух, и убрал прилипшие прядки волос с лица. Взамен непослушные мокрые кудри облепили пальцы, и Тихий так и остался с запутанными у головы руками. Ресницы вновь приподнялись, и открыв глаза, Имран неожиданно застал Ссааша смотрящим на него. Сиюминутное желание отвести взгляд было с трудом подавлено, и юноша продолжил смотреть на арбаро в ответ.
- Я отвечу, а ты перескажешь хозяину? – прочистив горло, неуверенно и тихо произнес он. – Меня предупреждали на счет Данав-бая, а ты привел меня прямо к нему. Я был рад этой встрече, - Имран на мгновение сжал губы. – Но она ничего хорошего не сулит, - он чуть улыбнулся одним уголком губ. – Ярин сказал мне быть осмотрительнее или как-то так. Не знаю, что это значит, но, наверное, сейчас я не должен тебе отвечать… хотя я уже полминуты болтаю… да, - Имран опустил голову, все-таки разрывая зрительный контакт, и принялся выпутывать собственные пальцы из собственных волос. – Ты ешь котов? – спросил он вдруг, не дав арбарианцу ответить.
Раздался хриплый смех, который даже лёгкое эхо, гуляющее по купальне, не захотело повторять. Ссааш подумал, что надо будет позже вернуть Ониксу должок.
- Что там есть? Они жилистые и сухие. Как арбаро. Куда лучше марды, - он медленно облизал верхнюю губу, глядя на роспись потолка. - Я не ем мардов, - предупредил вопрос Ссааш. - Твой ожог от драконьего огня. Недавний. Ты получил его в Сэх-Ре. Потому что помчался смотреть на старую тушу, рухнувшую в пустыню, - он слегка наклонил голову, продолжающую лежать на бортике, и прищуренным глазом посмотрел на Имрана. - Как думаешь, нужна подобная информация моему... хозяину? - последнее слово арбаро произнёс со странной усмешкой. - Всё, что не сулит хорошее, сулит новое, разве нет, Хозяйский сын? - арбарианец сделал несколько глубоких вдохов и погрузился под воду на долгое время.
Последние слова вызвали у Тихого недоумение, и он нахмурился. Хотел ответить Ссаашу, но тот по-прежнему был под водой, и тогда Имран показал весьма неприятный аспект своего характера – легкую манию вредительства.
Точно так же, как арбарианец нагрел воду, мард остудил ее. Маленькие кубики льда распались по дну, скользя, как мыло, и облепили Ссааша, мгновенно опуская температуру вокруг. Тихий сделал это прежде, чем подумал, ему просто вдруг стало обидно; так что, когда арбаро вынырнул, Имран сразу заговорил, тараторя и хмурясь:
- Зачем спрашивать, если и без того знаешь ответ? Ты сказал так, будто я сумасшедший и понесся в пожар, - он поджал губы, а после выдохнул. – Ладно, может, со стороны это так и смотрелось, - он коснулся шрамов от ожогов. – Обычно я внимательнее.
Слова прозвучали неубедительно в контексте его обычного поведения, но Имран, конечно, так не считал.
Хвост волной поднял воду, и Имрана окатило его собственным льдом. Кубики застучали по его голове и лицу. Часть запуталась в кудряшках и осела на плечах. Вода вокруг Ссааша закипела и горячими струями потянулась к Тихому. Но раньше, чем маг льда успел среагировать, его вырвали из бассейна и усадили на бортик. Над головой раздался настоящий рык мохнатого даглара, словно тот телепортироваться прямо с гор. В ответ Ссааш зашипел, словно огромный кошак, обнажив клыки.
- Уходи, - прорычал Оникс на дагларском.
Нос арбаро поморщился.
- А-то что?
- А-то... Он тебя в сосульку превратит, - уверенно выдал Ярин, положив руку на плечо Имми.
Хмыкнул, Ссааш развернулся, ударив хвостом о воду и окатив парней горячей волной. Выпрыгнув из бассейна, он быстро вышел. И следом, в то место, где он был, воткнулась куча копий, топор, упал кусок скалы, взорвался вулкан и произошла ещё какая-то непонятная вещь, похожая на взрыв чёрной массы в звёздном небе. Оникс сел на бортик.
- Чё-то я испугался. Чего он припёрся, а? Мамочки, - он достал из волос Имрана кусочек льда и кинул его в воду. - Ты как?
- Вы похожи на кошку с собакой, - сказал Имран после минутного молчания, совсем не выглядя напуганным или смущённым. Напротив, в уголках его рта даже затаилась улыбка, о которой он и не подозревал. – Так здорово. Можно просто взять и подраться, - Тихий счастливо посмотрел на Оникса, но, получив с его стороны недоумение, сразу растерялся и попытался путанно пояснить. – В Ла-Урре ты обязан улыбаться человеку, даже если он не нравится... точней сказать, если он тебе не нравится, улыбаться – необходимо, - Имран вздохнул и подумал о сестре, а следом об Эльмаре. – А тут можно свободно ходить, свободно говорить, свободно спорить. Мне кажется, споры – это основа Баар-Шана, - он улыбнулся и поводил ладонью по воде. – Ибо в них познается истина.
Оникс моргнул и рассмеялся.
- Ты уже понял Баар-Шан. Теперь осталось расслабиться и научиться жить в его течении. И, прости, я решил за тебя, потому что ты вряд ли сам сможешь: будешь жить со мной, пока не встанешь твёрдо на ноги. Если кто начнёт задавать вопросы, скажешь, что мой друг. Данав-эн, судя по всему, больше на тебя не обратит внимания. Ссааш тоже, если только вы не столкнетесь у Байраха. Здесь есть тихий сад. Можешь там переводить книги, читать, практиковаться в магии - никто не станет беспокоить. Разве что Ссаар Эллеи приползёт отдохнуть. Но он не тронет. Асану-эн я в известность поставлю. Так что всё хорошо. Теперь есть и спать. Ты выглядишь голодным и уставшим.

BelkaValka

Не все время в мире стоит посвящать исполнению приказов да обязанностей, даже если таковые выдал тебе Бай. С такими мыслями Ришта давненько свинтила от объекта своих наблюдений, чтобы, как всегда, найти себе безопасный ночлег на долгую и холодную восточную ночь.
В небольшом окне трепетал яркий огонек свечи, его приглушала металлическая окантовка лампы, тонкие шторы старались не выпустить стихию дальше положенного, но тот стоически красовался перед улицей. По последним, активно размахивая хвостом, как помелом, взбиралась мышь. Благо наглое вторжение некому было остановить, а потому с каждым дуновением ленивого ветра острые когти проделывали все новые и новые дырочки в мягкой ткани, которые правда тут же затягивались. По гвоздям и выше, она спешила примоститься к одной из балок, что массивным боком подпирала стену. Дерево приятно нагревалось даже от такого маленького мышиного тельца, предоставляя царские условия для ночевки.
Но не только удобное ложе являлось основным фактором выбора именно этого дома. Всегда, примерно в одно и тоже время, здесь женщина укладывала троих детей-погодок спать. Иногда мелодичным голосом она пела песни, терпеливо баюкая мягкими переливами нот, но чаще вечера коротались за сказками, которых в ее запасе крылось сотни сотен. И не успела Ришта закончить приготовления ко сну, как в комнату ворвалась буря из детей, наполняя все вокруг сладким запахом хурмы. У каждого в руке сверкало по фрукту, но у первого она страдала от изрядных покусов, у последнего из троицы хвасталась девственно гладкой кожицей. Вихрь бросился к общей постели, срывая аккуратно расстеленное одеяло, взметая клубы беснующейся пыли. Мать появилась последней, от мягкой ее улыбки на щеках залегли ямочки, которые нравились всем без исключения. Одним легким жестом она успокоила детей, и сама присела на край постели, начиная рассказ.
«В далеких землях, где суша соседка океану, жил парень по имени Дахи. Он…»
- Нет, хочу, чтобы его звали Имран. – Тоненький девичий восклик пошел вразрез с приятным женским.
Ришта приоткрыла один глаз, чтобы выстрелить укором в неразумную, ведь один голос в этой комнате достоин говорить.
- Как сына Хозяина? – Мать удивилась, но не подала виду.
- Да, я видела его однажды издалека, они с сестрой ехали куда-то. Он милый. – Девочка теребила край одеяла, под тихие смешки соседей.
- Хм, как пожелаешь. Так вот…
«Он состоял на службе у состоятельного марда и его жизнь нельзя было назвать легкой. Хозяин же хвастался своей дочерью, что обладала невиданной красотой и кротким характером, а потому женихов приходило в их дом несчетное множество. Но ни один из них оказывался не мил сердцу девицы. Так продолжалось год или два, пока не иссякло терпение отца и не сказал он:
- Раз так, то будь по моему. Тот, кто принесет перо из хвоста силана, и будет мужем для дочери.
Услышал это Имран, да решил попытать счастье. Он снарядился в дорогу и выехал верхом из города. А куда ехать, не знает. Ведь птицы эти редки даже на землях орла Авмира. Но последний повелевал ветрами, а они свободно ходят по любым землям и уж точно знают все на свете. Так подумал Имран и, вскинув голову как можно выше, он взмолился вольным духам, прося помощи. Те взворошили ему волосы, им по душе оказались его помыслы и согласились, тут же подгоняя его лошадь в нужную сторону.
Вскоре он оказался среди равнин, где ходят караваны свободного люда, а небеса для них такой же дом, как для нас земля. Он шел через поля, усыпанные причудливыми цветами, а где-то вдалеке раздавался смех травниц. И все бы хорошо, если бы их песня, что тоже доносилась до ушей, не прервалась криком. Имран бросился на помощь как можно скорее, и увидел, что синговский караван пытаются разграбить. Бесстрашно он рубил да резал разбойников, а конь топтал упавших ногами. Крылатые воины трубили боевые кличи, сверкали их секиры. Так вместе они отбились от злых мардов.
За отвагу Имрана, синги дали ему кров да еду, а он все расспрашивал у них про силана. И те отвечали:
- Охота на них запрещена, парень, но если птица сама согласится идти с тобой, то дело другое. Силаны – дети бурь, рожденные в конфликте небес, они сами чтут справедливость и видят зло за мили. Они указывают молниям, куда ударить, чтобы битва облаков утихомиривала склоки земли. Путь твой лежит прямиком в грозу, а там уж как повезет.
Синги дали ему прозрачную колбу для громового пера, и предупредили, что будет, если открыть ее, когда та будет полна. Послушал сингов Имран и ринулся в бурю, туда, где клокотали молнии и тучи толкались боками. Дождь огромными каплями лил не переставая, а гроза бушевала вовсю. Ветра гнули траву, что была с человеческий рост, но Имран продолжал идти. Мгновение, и молния, прорывая извилистый маршрут, ударила совсем рядом, порождая могучий раскат, что рассыпался более мелкими. Лошадь взвилась на дыбы, испуганные глаза сверкнули дикостью, и уздечка вырвалась из рук. Щеки резало холодом, как кинжалами, а ботинки хлюпали водой. Буря прогоняла Имрана, как не старалась, шипела на него и бросала все новые силы, но тщетно. И наконец на стыке двух туч сверкнуло так ярко, словно само солнце прорвалось сквозь сизых гигантов. Светло голубые крылья махнули рядом, опуская невесомое тело на ближайший камень.
Длинная невесомая шея изогнулась в поклоне, и Имран сделал тоже самое.
- Зачем ты пришел? – Шелест измученной травы сложился в слова.
- Прости, великая птица, но я шел к тебе через равнины, повстречал могучих сингов и помог им, влез в бурю и потерял коня, чтобы достать перо из хвоста, как просит мой хозяин.
- Вижу, ты не испугался клинков и молний, не раздумывая бросился на подмогу и сердце твое чисто. Я пойду с тобой.
Обернувшись молнией, силан залетел в колбу.
Имран же вернулся к хозяину, приподнес ему добычу и снова рассказал все, как есть. Про свое приключение и подвиги, как помог вольному народу, а те отблагодарили его. Про бурю и волшебную птицу. Однако злой хозяин признал в нем сбежавшего слугу и закричал:
- Не бывать этому! Никогда моя дочь не выйдет за грязного слугу. – Коим Имран уже, конечно, не был, но старая память не давала смотреть здраво.
Взмолилась дочь, прося отца смилостивиться, ведь отвага и доброе сердце покорили ее. Но он оказался глух. Тогда Имран сделал то, о чем предостерегали его синги. Он открыл колбу, выпуская добычу. Она взвилось молнией, ударяясь об пол и стены, последним столкновением превращаясь в птицу. Изящная шея поклонилась, как в первый раз, только теперь обращаясь к хозяину. И глаза – солнечные лучи – впились в него, изучая.
- Несправедливо. – Молвила птица шумом дождя. – Ты дал слово и отказался. Последний раз спрошу я.
- Не твари равнин диктовать условия в моем доме.
Громом раздался смех и облачные крылья ринулись к марду, навечно забирая с собой в небо, чтобы стал он одной из злых туч. Так восстановилась справедливость, Имран стал хозяином сам, а красавица вышла за него замуж, и они прожили долгую и счастливую жизнь.»
Женщина потушила последнюю догорающую свечу, поцеловала каждого из детей, попутно поправляя сбившиеся одеяла, и покинула комнату. Даже мышь не смогла сопротивляться материнским чарам и заснула где-то на половине истории.

ksenyaLu · Сообщение отредактировано в 22:57 01.02.18

Танаальские пещеры огромны. Их разветвленная система похожа на нейронную сеть каменного исполина, наполненную токами жизни. В сравнении с Гранмором, она выглядит ажурным нируанским кружевом – тонким и причудливо спутанным. За годы присутствия в Танаале дагларов лишь небольшая часть пещер была изучена и освоена. Зародившееся в нируанском городе заклинательство позволило пройти туда, где стояли заслоном подземные воды. Но несоизмеримо большая их часть осталась тайной, покрытой мраком, который не поддавался ни голосам заклинателей, ни технике дагларов.
Неизвестно как долго несла вода тело вазарца по бесконечным коридорам танаальского лабиринта. Сталкиваясь с заторами, она крушила их его рогами, бросала с подземных водопадов в каменные воронки, ловила пенными ладонями и снова отправляла в неизведанное. Время, продолжавшее свой бег на поверхности, исчезло в изломах переходов, естественных мостов и туннелей. Здесь ему не для кого было вращать светилами, отсчитывая дни и ночи циклов. Духи не нуждались в нём, а живым в глубине древнего Дракониса места не было.
Наконец, вазарца, бережно поднятого ледяной волной, уложило на идеально ровный вермитовый пол. Вода отхлынула, оставляя над дагларом силуэт из струек и капель. Они застыли на невидимой поверхности витиеватым доспехом, очерчивая соблазнительные женские формы. Маска из тончайших серебряных нитей склонилась к лицу Гирвана.
- Пора очнуться, дракон, ведомый духами земли. Вуллир спасла тебя.
Гард с трудом разлепил глаза. После того как Алэйю утянуло потоком, своды их ловушки рухнули, придавливая вазарца и лишая сознания. Он не знал, сколько прошло времени. Каждую часть тела ломило. Боль, казалось, наполняет всё от кончиков рогов до пяток. Губы дрогнули, раскрываясь.
- Как ты покинула свою пещеру? – голос не хотел слушаться, но был услышан.
- Гирван-эн освободил Вуллир. Помнишь? Место, которое я охраняла, разрушено.
- Ты понимаешь меня?
- Духи научили. Теперь Вуллир будет следовать за тобой. Алэйя не справилась!
Глаза даглара закрылись. Он прислушался к своим ощущениям. Боль медленно отступала. Все повреждения оказались поверхностными.
- Кто ты, Вуллир?
- Дух-хранитель. Прочитав руны, ты привязал меня к себе.
- Дух воды?
Раздался мелодичный смех, разлетевшийся эхом, похожим на звон монет.
- Как может маг земли так ошибаться?
- Я чувствую в тебе дыхание земли, но оно слишком текуче.
- Как расплавленный металл?
- Да.
- Теперь ты знаешь ответ, Гирван-эн. Вставай. Тебе пора идти. Любое промедление грозит опасностью.

«Зов руды» - понятие, не имеющее материального воплощения. Это не голос, не звуки в голове, не что-то конкретное. Проходчики склонны называть его состоянием, которому практически невозможно противиться. Оно не даёт покоя, требует двигаться в определённом направлении во что бы то ни стало. Пытаясь заглушить его, приобретаешь неприятное чувство отложенного на потом важного дела. Для даглара неприемлемого. Покинешь с ним пещеры – не будет тебе покоя. Словно сам Предвечный Кузнец смотрит тебе в затылок с укоризной.
Мягкая тьма вермитового тоннеля со стрельчатым сводом, который Гард никогда не видел в пещерах из твёрдых пород, скрадывала звук шагов. Подошвы, касаясь шершавого, как наждачка мелкой фракции, пола, сцеплялись с ним, не давая скользить, хоть по полу лился тончайший поток воды. Неповторимый запах мокрого вермита кружил голову. Гирван глубоко втягивал приятный любому даглару аромат, стараясь наполнить им лёгкие. В Гранморе проходчикам вход в такие пещеры был запрещён договором между Великими и драконами.
Вуллир серебристым пятном двигалась впереди, почти растворившись в водной глади, тончайшей плёнкой покрывающей пол. Только благодаря ей Гирван понимал, что вода не стоит, а течёт медленным потоком. Дух-хранитель предпочитала бесплотную форму. Появившись перед дагларом лишь раз, она больше не тревожила его присутствием и разговорами. Гарда это вполне устраивало. Вуллир сказала, что Гиэйн не погибла в пещерах. Она не знала, что с ней случилось дальше. Но даглар не сомневался, что заклинательница вышла на поверхность.
Зов руды обрушился на него с новой силой, когда вермитовые своды расступились, уступая место более мягкой породе, покрытой широкими трещинами с опаленными краями. Первый грот начал цепочку залов разной величины, соединенных узкими коридорами, стены которых покрывали светящиеся кристаллы кварца. По прожилкам между кварцевыми щётками стекала молочная вода. Напитываясь фосфоресцирующим веществом, она наполняла воду на полу закручивающимися струйками, быстро терявшими цвет, растворяясь в чистом потоке. Вуллир устремилась вперёд, исчезая в чреде переходов и оставляя проходчика наедине с зовом.
Гард умел различать зов разных руд. Это умение, нераспространённое среди проходчиков, сделало его уникальным, но повлекло за собой сверхожидания от собратьев и своеобразное одиночество. Благо, Гирван не тяготился ни тем, ни другим. Тот зов, который он испытывал в танаальских лабиринтах, поражал даглара. Гард чувствовал, что неизвестная руда давно ждёт, когда её откроют. Чем ближе подходил проходчик, тем настойчивее она была. Будь это Гранмор, Гирван бы остановился, чтобы вернуться к Великому проходчику за советом. Такой зов сулил два вида последствий: в первом случае – богатство и процветание, во втором – беды и болезни. Великие слушали Мать Мира и выносили решение. Бывало, что ходы в некоторые пещеры замуровывались, а сами пещеры затапливались, чтобы дурная руда замолчала навсегда. Но у Гарда не было выбора, кроме как идти вперёд. Танааль сделал выбор за него.
Вуллир вернулась, поднимаясь перед дагларом и окружая себя серебряными доспехами. Она зависла между Гардом и выходом из узкого тоннеля. По контуру ажурных лат красной нитью ложились блики, создаваемые свечением за её спиной. Гирван положил руку на плечо духа и отодвинул в сторону. Вуллир прижалась к нему.
- Почему ты боишься?
- Духи этого места враждебны. Это их дом. Они не хотят потерять его. Будь осторожен, дракон, - Вуллир отпустила , оставаясь на месте, в то время как даглар сделал шаг вперёд.
Зов исчез как только Гирвана окутало красное свечение гигантской пещеры. В ней могла бы поместиться небольшая деревня. Стены, изрезанные диагональными полосами различного тона от светло-розового до винного, выглядели как рукотворное полотно. Градиентные переходы поражали воображение. Тонкие полоски разных пород имели неестественные для себя красные оттенки. Не важно, гранит это был или кварц – всё хранило в себе воздействие руды удивительно привлекательного цвета. Руда полосами разделяла каменные породы. Гард тронул её и ощутил тепло и мягкость, напоминающую золото. Подняв голову, даглар увидел уходящие вверх органные трубы, такие же полосатые, как и всё вокруг. Что-то не давало руде прорасти за пределы пещеры, поэтому она агрессивно меняла всё вокруг себя.
Гирван сел у входа и закрыл глаза. Настал момент обратиться к Гахраамхир. Время не имело значения. Духи пещеры, готовые напасть на непрошенного гостя, замерли в недоумении, будто потеряв его. Даглар, в своей неподвижности, слился с камнями. Через несколько часов к серой коже неуверенно потянулись красные жилки, а вместе с ними пришёл в движение пол перед Гардом. Шершавая плита треснула, разошлась и выпустила из недр колонну, сверкающую множеством алмазов, подобных гранями лучшим нируанским ювелирным творениям. Она возвысилась над дагларом, и он услышал голос Матери Мира.
- Сын мой, открой глаза.
Гирван ощутил трепет в груди, сравнимый с дыханием первой любви, но непомерно больший и всеобъемлющий. Мягкий свет, скользнув по лицу, проник под веки, поднимая их. У дагларов не было традиции изображать Гахраамхир, тем не менее Гард узнал её, сияющую как тысячи бриллиантов. Рогатая голова склонилась в почтении.
- Ты выполнил мою волю. Я довольна тобой.
С колонны слетела алмазная пыль. Закружив, она осела на рога Гирвана, проникая в каждую линию рисунка и затвердевая. Следующая волна пыли собралась за его правым ухом во вращающийся диск и врезалась в кожу. Рассекая её, она спустилась до плеча, разделилась на более мелкие диски, рисующие спирали, точки и линии, которые выведут добытчиков к новому месторождению. Гард смиренно терпел причиняемую боль. В детстве он слышал истории, что к древним проходчикам Гахраамхир являлась часто. Именно она научила их необычному графическому языку, теперь украшающему их тела. Но так как рассказы больше походили на мифы и никто из ныне живущих не имел подобных священных татуировок, Гирван не представлял, что такое возможно.
Боль отступила. Чёрная кровь запеклась, и, впитав красное свечение руды, превратилась в новую татуировку цвета тёмной вишни. Гард поднял голову.
- Я могу вернуться в Гранмор?
- Время не пришло, сын мой. – Свет ласковыми объятиями коснулся плеч даглара. – Будь терпеливым.
Гард снова склонил голову. Свечение Матери стихло, возвращая права господствующему красному цвету руды. Даглар вздохнул, испытывая одновременно радость и печаль. Свершившееся таинство наполняло его счастьем, но краткость встречи с Гахраамхир откликалась болью утраты. Красные жилки руды остановились, так и не дотянувшись до даглара.
- Возвращаемся на поверхность, Вуллир, - он встал, оглянувшись на духа. – Или ты можешь остаться здесь. Свободной.
- Теперь я твой Дух-хранитель. Без тебя моё существование не имеет смысла. Мы возьмём руду?
- Нет. Теперь это дело правителей Танааля. Моя работа закончена, - Гард коснулся ладонью алмазной колонны.
- А алмазы? Жадные марды всё растащат! Разве колонна теперь не священна для тебя?
- Теперь это просто алмазы, Вуллир. Ниру сделают из них красивые вещи. Мать Мира везде. Даглар не должен заключать её в рамки даже самых прекрасных камней. Идём. Теперь нам известен путь наверх.

Fl@Me

Журчание множества потоков, переливалось в шипение океанических волн, благодатно принимающих своих детей обратно в родные просторы. Те бежали из каменных лож, не прогнувшихся под тяжестью водной стихии, плескались в общем гаме тысяч голосов и неизменно возвращались обратно под тенистые, загадочные своды пещер, раскрытых перед ними древними ящерами. Алэйа могла наблюдать за этим круговоротом вечно. В уединении пещеры духов, она погружалась в пространство бестелесных сущностей всё глубже, дальше, в те уголки подземного царства, где не лежали ещё тропы проходчиков. Там мерцали самоцветы, горело пламя Дракониса, грея жилы из раскалённых металлов, тягучей вязью, ползущих мимо подвижных рек, и, конечно, звучал океан. Прибыв в Танааль, она не грезила строками алого заката, так часто воспеваемого на поверхности, не тянулась к созерцанию лун и танцу песка, но прохлада пенных гребней, ласкающих берег, снилась ей в нечастых снах. Однако в блужданиях своих, заклинательница двигалась прочь от отца нируанцев. Перетекая от камня к неглубокой выщерблине, от дна к самому потолку она слушала Драконис. Невозможно сказать, так ли слышат даглары Грахраамхир, но голоса духов постепенно начали срастаться в один, как единый живой организм, и он хранил тайну, выведать которую Алэйе не удавалось. Казалось, Зунн Гарда и вовсе не существовало. Драконис хранил молчание, а заклинательница стекала вместе с бурными реками к скалам - приветливым вратам, зовущим с собой в кристальную синеву. Солёные брызги свежестью бросились навстречу, предлагая стать той самой дивной пеной, что будет барашками резвиться подле материка.
- Алэйа...- прошелестел голос, отделившись от общего шума. Явление показалось удивительным, ведь имя растворилось вместе с обособленностью. Звуки повторились снова, мешая нырнуть в пучину. И снова, раздражая успокоенное сознание. Шелест сменился на рокот приближающегося обвала и тут уже игнорировать сил не осталось. Зов океана пропал, пропала пена и скалы. Осталось журчание воды и грохочущее имя. Заклинательница нехотя раскрыла глаза. Чёрные очи, нависшего Дзанга, улыбнулись. Руки пронеслись над лицом изукрашенными столбами и уронили на тело что-то очень тяжёлое, пригвоздив Гиэйн к месту.
- Азмах раа! Алэйа, - даглар отклонился, позволяя увидеть кристаллы света на стенах и небольшой водопад за широкой спиной, - ты же не малёк, только выпущенный из Академии, а в одиночестве ушла в транс. Сколько ты здесь уже?
- Не знаю. А ты когда вернулся?
Белокурая голова отклонилась от плеча, к которому почти припала. Шея определённо затекла, как и все конечности после долгого нахождения в сидячем положении. Дзанг рыкнул и вытащил несопротивляющееся тельце из ниши меж двух выступов в скале. То тяжёлое, что придавило Гиэйн, оказалось собственным плащом, золотой ломаной линией упавшим к ногами полуниру.
- Вчера вернулся. Девочки сказали сегодня, как ты пришла сюда дня три назад. - Грубые пальцы даглара пошли по тонким ногам, рукам, разгоняя холодную кровь. Алэйа поморщилась от щекотки, но возражать не стала.
- Мм.
- Тебе повезло, что вода близко и кожа не пересохла. - Рахраг, подтянул плащ и укутал заклинательницу в кокон. - Долго тебя не было.
Гиэйн, совладав с телом, пожала деревянными плечами.
- Не дольше, чем вы говорите с Грахраамхир.
- Но дольше, чем вы можете быть в трансе. - Проходчик покачал головой. - Кихара назначила маршрут.
- О, - непослушные пальцы, зашебуршали на поясе, явив на свет палочку из складок материи. - Куда идём?
Лицо Дзанга помрачнело, впрочем, не сменившись в выражении.
- Тамо не дал разрешения тебе.
- Мм.
Палочка зигзагообразным движением поднялась до губ, украсив сладостью неприятное известие. Опека Пало достигла своего апогея. Где это видано, чтобы вначале сезона для проходчиков её не пускали в пещеры? Нируанка прицокнула языком.
- Идём к лину Пало.

ksenyaLu

- Две недели, Тарай! Две! Недели! Баран ты упрямый! - Пало, уперев руки в стол, метал молнии в сторону Варда, стоящего возле высокого окна, на подоконнике которого устроился Юэлин, беззаботно пьющий какой-то разноцветный напиток на основе монта. - Чего вдруг сейчас ты решил идти? Рог Предвечного Кузнеца в зад воткнулся?
- Тамо, - даглар поморщился.
- Что Тамо?! Всё. Сросся ваш вазарец с жилой рудоносной. Не беси меня, а?!
- Карта Алэйи...
- Омуэ! Юэлин, вразуми его!
- И не подумаю, - Туан сладко улыбнулся, блестя чуть пьяным взглядом.
- Не бухай в моём кабинете, звезда морская. У тебя ещё лекция, - заворчал Пало. - Зачем вам девчонка? Идите вдвоём. Я вам не указ.
- Тамо, хватит. Она не хрустальная. Маринуя её здесь ты только хуже делаешь, - Домус поставил пустой бокал на подоконник. - Отпусти её с нами. Прогуляется. Развеется.

Fl@Me

В дверь громко забарабанили, выдавая пришедшего с потрохами, как помощника Тамо. Нируанец, не рассчитывая на не плотно закрытую перегородку, ввалился в кабинет, тут же затараторив на нируанском.
- Лин Пало! Знаю, что вы с линами Ва'дом и Туаном, но там п'ишла Гиэйн.
- Легка на помине, креветка вездесущая. Давай сюда её.
Нируанец кивнул, извинился перед гостями и бросился обратно в коридор. Не прошло и минуты, как бледноглазая заклинательница вплыла в комнату и не одна, а вместе с Дзангом. Казалось, с последней встречи девушка снова похудела, живость лица привычно выдавая лишь глазами, но вполне вероятно, что то являлось обманом зрения на фоне могучего даглара. Кратко кивнув Юэлину и Тараю, Алэйа проследовала прямо ко столу Пало. Остановившись, она немного пожевала кончик палочки, глядя в лицо начальника исконным семейным взглядом безразличия и лёгкого раздражения, словно это не она ворвалась в чужую беседу, а её отвлекли от важного дела. Рахраг же прикрыл дверь и скромно остановился чуть в стороне от Тарая явно не собираясь принимать участия в деле, привёдшим Гиэйн в стены родного Ордена.
- Проходчики обозначили с Кихарой маршруты. Вы отдали приказ на списки заклинателей. Меня в них нет.

Poka-Moka

Ужасно просто было сдаться и выпустить сознание, полностью отключиться, дав боли и слабости завладеть телом и делать с ним все, что угодно, будто оно чужое и более ему не принадлежит; Линн собирался поступить именно так – ему вмиг стало все равно на все вокруг происходящее. Но что-то, раздражая, маячило на поверхности, не давая опуститься в кромешную темноту, и он никак не мог понять, что.
Кожа будто одеревенела, и прикосновения к ней не приносили никаких ощущений, они просто были и все – Ави не мог, однако, это игнорировать, и тьма перед глазами постепенно синела, а после распалась напополам, прорезанная посреди щелкой света.
- Ты не вытираешь, а размазываешь, - прохрипел Туэ, слабо ухватываясь пальцами за запястье девочки. Он открыл глаза, насколько мог, и сфокусировал взгляд на мутном пятне прямо над ним. Постепенно оно прояснялось, приобретая цвет и очертания: первыми от пятна отделились испуганно опущенные уши, и Ави сквозь тяжесть в груди выдохнул. – Ушли? Тебя не трогали? – сипло и тихо спросил он у арбаро, что по-прежнему виделась лишь мутно.

BelkaValka

- Нет. – То прозвучало, как протест и с жалостливым надрывом одновременно, служа ответом на все фразы и вопросы.
Кисточка предприняла слабую попытку освободить руку, и у нее это вышло бы, если бы она хотела. Хвост дернулся из стороны в сторону только раз, после снова тихо укладываясь, огибая ступени. Подбородок опустился так низко, что едва не задел шею, нижняя губа сама поехала вперед, а широкий нос защекотало изнутри. Арбаро повозила тряпкой по лесенке, моргая с каждой секундой все реже. Внутри разгоралась мягкая радость, но Кисе становилось стыдно оттого, что она позволяет себе плакать по такой дурацкой, как ей казалось причине. Зубы закусили щеку, а влажные глаза быстро пробежались к Ави, к капельке воды, что бежала прятаться в его волосах. Примеру последней последовали слезы, моментально прокладывая путь вниз, огибая крылья носа и зарываясь в линии губ. Всхлип оказался последней точкой, после которой арбаро решила поддаться захлестнувшей ее эмоции.
- Не размазываю. – Она едва отвернулась от Линна, оставляя в обозрении только левую часть лица.

Poka-Moka

Отчетливо прозвучавшие в голосе девочки слезы отрезвили Туэ, и изображение перед глазами почти мгновенно прояснилось. Приложив усилия, он приподнялся на локте, игнорируя кружение головы, и посмотрел на Кисточку – та сидела, обиженно отвернувшись, но не заметить выпяченную нижнюю губу и надутые щеки было невозможно, как и подрагивающие кончики длинных ушей. В груди Ави, вместе с пульсирующей физической болью, проснулось и совсем не телесное чувство: странное, редко им испытываемое, зовущееся обычной слабостью, какую испытываешь при взгляде на что-то любимое, дорогое даже самому черствому сердцу. Растерявшись, нируанец выдохнул и неловко тронул девочку за плечо, просто не зная, как выразить сожаление, охватившее его.
- Киса, - позвал он хрипло, но арбаро упрямо не повернулась. Вид своей крови на ее щеке досадно кольнул Линна, и он, задержав дыхание, чтобы заглушить боль от движений, сел на ступени. Руки потянулись к Кисточке, и она снова бы вырвалась, если бы хотела, но не сделала этого; неконтролируемый порыв превратился в неловкие, но искренние и крепкие объятия. Ави зарылся носом в жесткие, спутавшиеся волосы арбаро, крепко прижимая ее к себе и чувствуя, как в носу, заложенном кровью, тоже начинает щипать: совсем по-детски обиженно, и Туэ впервые за долгое время вспомнил, что он, в самом-то деле, совсем еще юн и находится в том возрасте, в каком не зазорно обижаться до слез на отца и на жизнь – эта мысль заставила его надрывисто вздохнуть и закусить губу, зажмуриваясь. – Извини меня. Я обещаю, что больше такого не будет. Ладно? – он теснее зарылся в ее волосы и прижал девочку крепче к себе. – Давай купим тебе карамели. Ты ведь любишь? Да?

BelkaValka

Кисточка хотела что-то сказать, но губы только разъехались в немом первом звуке, а на слова не хватило дыхания. Руки шмыгнули под локтями Ави, впиваясь ногтями в его прошитую жилетку настолько сильно, что граница ворота поехала ближе к шее, немного придушивая. Наверное, это было жутко больно, однако он не подал виду. Подбородок улегся на плечо, сначала опасливо, но дальше смелее, как обычно, с каждым новым мгновением проверяя границу дозволенного. Они молчали, раздумывая о своем. Арбаро прерывала тишину громкими всхлипами, глотая воздух, как рыба.
Что бы она делала, если бы Туэ не пришел бы в себя совсем-совсем? Сначала растерялась, без этого никак. Потом попыталась позвать на помощь. Но кого? Мало кто откликнется на зов знаменитой вечно чумазой арбаро. Безрезультатно бы поносилась по улицам недалеко от дома с таким же зареванным лицом, приставая к каждому и силясь объяснить свою просьбу. Попыталась сделать что-то сама? Возможно, побила бы Ави еще больше, выплёскивая злость от беспомощности, но после, сдавшись, прилегла бы рядом, замирая в полном отчаянии и выплакивая последние слезы.
Хвала всем неизвестным ей богам такого не произошло, а потому Кисточка наконец собралась с силами, чтобы заговорить:
– Не надо. Ничего не надо. – Верхние клыки задели шов на плече, чтобы не сорваться в истерику. Выдох пыхнул жаром. – Ты же не умрешь? – Она застеснялась своего вопроса, тут же утыкаясь переносицей все ниже и пряча лицо от окружающего пустого мира.

Poka-Moka

- Не раньше тебя, - заверил Линн, и пускай то был не самый лучший ответ, он был единственно возможным для нируанца, ибо приводил к следующему выводу. – Одна не останешься. Ты ведь знаешь, что нас здесь не любят? – рука неуверенно и неумело опустилась девочке на спину, погладив. – Вот, это приходили они. Но это больше не имеет значения. Помнишь Кайрата? Того марда, что привез тебе кремовый торт? – Ави чуть отстранился, чтобы посмотреть Кисточке в глаза. Отцепить от себя девочку оказалось сложно, но еще трудней было смотреть в ее зареванное лицо. Нируанец взял ее за плечи как можно мягче. – Он позвал нас к себе. В другой город. Здесь недалеко, на поверхности, - он вдруг подумал, что Киса, должно быть, ни разу толком и не видела неба и солнца. Линн с трудом сглотнул и, восстановив сбившееся от боли дыхание, продолжил говорить. Голос его сипел и надрывался, иногда переходя в едва слышимый хрип, но навостренные уши арбаро давали понять о том, что она слышит каждое его слово. – Там светло и красиво, все золотое, блестит… любишь блестящее, я знаю, - он сухо, но с щемящей нежностью во взгляде улыбнулся, видя, как расширились ее глаза. – И сладкое. Много сладкого. Уедем с тобой туда, и плохие люди нас больше не побеспокоят, - Ави хотел вытереть с ее щеки кровь, но та уже засохла, и он поджал губы. – Тебе ведь нравится та нируанка, которая сюда приходит? Поживешь у нее немного, а потом я тебя заберу, - прежде, чем девочка ответила, Линн еще раз настойчиво повторил. – Я не умру.

BelkaValka

Не было смысла не верить Ави, тот никогда не давал повода для подобного, либо делал так, чтобы Кисточка не узнала правды. Поэтому и новость, что ее оставят одну, сильно смягчилась обещанием, что за ней вернутся. Учитывая, что в Танаале ее быт представлял из себя довольно однообразную картину, то любая перемена казалась волнительно захватывающей, а с таким удивительным описанием еще и окрашивалась в живую мечту. Она заулыбалась, стараясь представить незнакомое место. Теперь только красные пятна на носу и блестящие глаза напоминали о слезах.
- Но совсем немного, а потом обязательно забирай. – Арбаро зашевелилась с удвоенной силой, выворачиваясь и подтаскивая поближе емкость с водой. Тряпка разводами окрасила воду, а после вновь оказалась в руках, но нируанских.
Хвостатая же, оставив ненадолго Линна, пронеслась по комнате, зажигая свечи с оранжевыми огнями и закрывая на замок свищущую входную дверь, тем самым восстанавливая привычный уют, не считая нескольких разбросанных по полу вещей. Она делала это с милой припрыжкой, определенно окрыленная, двумя прыжками ускакивая на кухню, но после вернувшись, будто что-то забыла. Этим чем-то оказался сам Ави.
- Надо обработать. – Выглядывая половинкой лица из-за косяка, арбаро указала на Линна, а потом на затылок, замирая в готовности ринуться помочь, если тот не сможет встать.

Poka-Moka

Подъем нируанца, возможно, прошел бы проще, если бы не пристальное наблюдение. Арбарианка таращилась на него одним глазом и каждый раз начинала беспокойно мотать хвостом, как только Линн показывал признаки слабости; она стояла, за исключением пятой конечности, абсолютно неподвижно, но Ави почти физически ощущал ауру напряжения, распространяемую ей.
В конце концов, Туэ раздраженно вздохнул и прогнал девочку жестом, отчего той пришлось обиженно скрыться на кухне.
Киса умела прибирать пыточные и отмывать стены, но не ухаживать. Это получалось у нее крайне невежественно, но ее упрямую неумелость Ави находил даже милой, не подавая, конечно, виду, ибо понятие «милый» отсутствовало в его обиходе. Он просто ощущал странные, болезненно-приятные волны, гуляющие где-то в животе, и рука его постоянно, бесконтрольно, подбиралась то к волосам девочки, то к ее щеке – последнюю, к слову, пальцы щипали довольно больно, но с самыми нежными побуждениями.
Закончив, девочка наверняка обиделась после десятка замечаний, но все-таки осталась довольна собой: хозяин оказался надежно забинтован даже там, где не следовало, и накормлен обезболивающими, а каждое повреждение было намазано в три слоя лечебной – хотя Кисточка точно не знала – мазью.
Он отправил ее спать с трудом. Каждый раз арбаро успешно уходила, но замирала где-то на лестнице, считая, что ее не видят, и тогда Ави оборачивался, стреляя взглядом в темноту второго этажа, в ответ на что там начиналось паническое шевеление. Когда оно, наконец, прекратилось, и послышался щелчок нужной двери, в доме затихло.
Линн без сил опустился на диван. Болел бок и саднило раны на лице: они раздражали больше всего.
Обычно он принимал решения долго и взвешенно, по крайней мере, пытался, и это его новое решение тоже можно было назвать долгим. По большей части, он решался на него уже десятки лет, и вот, наконец, собрался с силами, чтобы оставить самое ненавистное – Танааль.
Сомнений в голове не осталось, ему все вокруг виделось крайне отвратительным, не хотелось стоять на этом полу, не хотелось трогать даже дверные ручки. Делалось тошно от светящего из окна голубого света кристаллов, от перемешавшегося времени, от отсутствия человеческих суток. Его раздражало буквально все: серый и синий цвета, дотошные вензеля архитектуры, и, самое главное, больше всего на свете его раздражали нируанцы.
Взгляд тяжело лег на дверь, следя за ней, не моргая, больше часа. Впервые он ждал ее. Столь часто приходящая полукровка, что его никогда не интересовала; она вдруг оказалась так уместна, так спасительно верна, и Линн молился всем богам, в которых не верил, чтобы гостья пришла и согласилась. Ему это было жизненно важно, в самом деле необходимо, он хотел уехать, вырваться, вздохнуть. Ави знал, что если лорд Вивье держит путь в Сэх-Ру, то отец наверняка последует за ним, но уже было все равно. Он был бы даже рад показаться ему на глаза в компании Гостеприимного, ведь «восточный прохвост» упоминался Висом в каждой их, пусть редкой, беседе.