любимая поэзия - оцениваем Страница 130

10
Иосиф Бродский

РОМАНС СКРИПАЧА

Тогда, когда любовей с нами нет,
тогда, когда от холода горбат,
достань из чемодана пистолет,
достань и заложи его в ломбард.
Купи на эти деньги патефон
И где-нибудь на свете потанцуй,
(в затылке нарастает перезвон),
ах, ручку патефона поцелуй.
Да, слушайте советы Скрипача,
как следует стреляться сгоряча:
не в голову, а около плеча!
Живите только, плача и крича!
На блюдечке я сердце понесу
и где-нибудь оставлю во дворе,
Друзья, ах, догадайтесь по лицу,
что сердце не отыщется в дыре,
проделанной на розовой груди,
И только патефоны впереди,
И только струны-струны, провода,
И только в горле красная вода.

1961, из поэмы "Шествие"

Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну
Пережито-забыто, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна… и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.
Сара Тисдейл

10


А. Блок

Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух,
Да, таким я и буду с тобой:
Не для ласковых слов я выковывал дух,
Не для дружб я боролся с судьбой.

Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,
По звездам прочитать ты умел,
Что грядущие ночи - темней и темней,
Что ночам неизвестен предел.

Вот - свершилось. Весь мир одичал, и окрест
Ни один не мерцает маяк.
И тому, кто не понял вещания звезд, -
Нестерпим окружающий мрак.

И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,
Что грядущего ночь не пуста, -
Затуманила сердце усталость и месть,
Отвращенье скривило уста...

Было время надежды и веры большой -
Был я прост и доверчив, как ты.
Шел я к людям с открытой и детской душой,
Не пугаясь людской клеветы...

А теперь - тех надежд не отыщешь следа,
Всё к далеким звездам унеслось.
И к кому шел с открытой душою тогда,
От того отвернуться пришлось.

И сама та душа, что, пылая, ждала,
Треволненьям отдаться спеша, -
И враждой, и любовью она изошла,
И сгорела она, та душа.

И остались - улыбкой сведенная бровь,
Сжатый рот и печальная власть
Бунтовать ненасытную женскую кровь,
Зажигая звериную страсть...

Не стучись же напрасно у плотных дверей,
Тщетным стоном себя не томи:
Ты не встретишь участья у бедных зверей,
Называвшихся прежде людьми.

Ты - железною маской лицо закрывай,
Поклоняясь священным гробам,
Охраняя железом до времени рай,
Недоступный безумным рабам.

10.

Об одиночестве.

Нужно признать - одиночество как броня, прочно сковавшая легкие, сердце, душу, страшно остаться солнцем на склоне дня, падающем и разбивающемся о сушу.
Страшно, когда пустота начинает жечь, страшно когда вырастаешь и вроде тесно, только привыкла вести лишь об этом речь и умирать ежедневно в начале текста.
Страшно, когда забываешь, что говорить, чем отвечать на нежность, заботу, ласку, словно зверек забиваешься в щель у плит, словно изгнанник опять надеваешь маску.
Нужно признать - одиночество словно лед, вновь языками холода лижет кожу, ты привыкаешь не чувствовать ничего, ты уверяешь - никто тебе не поможет.
Ты не признаешься, как ты ждала его,
единственного, чье тепло
не боится дрожи...

Хрустальная Марго.

9

Я – за тех, кто судьбой не заласкан,
Я – за тех, кто судьбе вопреки
Сочиняет жестокую сказку, 
Набивая себе синяки.

Я – за тех, кто не очень-то верит
В легендарную милость богов, 
Перед кем запираются двери
И ворота чужих городов.

Я – за тех, кто и сами с усами,
Кто в походах усы отрастил,
И когда его подло кусали –
Никому ничего не простил.

Я – за тех, кто берёт, а не просит,
Я – за тех, кто живёт делово,
И уж если возьмет, то не бросит –
Не бросают у нас своего.

Я – за тех, чьи недолги беседы,
Я – за тех, чьи ладони крепки -
Петь, любить, воевать до победы,
И от гнева сжимать кулаки.

Я – за дерзких, за злых, за бесстрашных,
Я за тех, кто идет напролом,
Если спину и гнёт – то над пашней,
А не перед святым алтарём.

Я - за тех, кому в этой юдоли
Неразменный не выпадет грош,
Кто попробовал счастья, и боли,
Кто и в пляске, и в драке хорош.

Я – за тех, кто и знает, и может,
Я – за тех, кого старость не гнёт,
Кто за женщину голову сложит, 
Кто за родину в пекло шагнёт.

Светлана Самченко

7

Печальный Тролль сидел в Холмах,
печальные пел песни:
«На всей земле – увы и ах! –
я одинок, хоть тресни.

Давно ушла моя родня,
ушла навек – о горе!
Остался я, последний я
от Бурных Гор до Моря.


Не златокрад, не мясояд
и пива не хочу я,
а все же хоббиты дрожат,
мою походку чуя.

Ах, если б я бесшумно шел!
Другие ноги мне бы!
А так я весел, я не зол
и печь умею хлебы.


Всю Хоббитанию пройду, –
подумал Тролль, – но тихо,
и друга, может быть, найду,
а то без друга лихо!»

Он от Холмов всю ночь бежал,
обувши мехом пятки –
никто не слышал, не дрожал,
не драпал без оглядки.


На зорьке в Норгорде народ
еще зевал спросонку.
Бабуся Бамс идет, несет
с печением плетенку.

«О, мэм, – сказал он, – здрасьте мэм!» –
и улыбнулся мило.
Не «мэм» ей слышится, а «съем»...
И вот что дальше было:

Дж. Р.Р. Толкиен. "Перри-пекарь" (отрывок)

8

Сергей Есенин

Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.

Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину.

Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит,
Словно синие листья червь?

Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед,—
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет.

Превращаются в пепел и воды,
Когда цедит осенняя муть.
Мне не жаль вас, прошедшие годы,—
Ничего не хочу вернуть.

Я устал себя мучить без цели,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца…

И теперь даже стало не тяжко
Ковылять из притона в притон,
Как в смирительную рубашку,
Мы природу берем в бетон.

И во мне, вот по тем же законам,
Умиряется бешеный пыл.
Но и все ж отношусь я с поклоном
К тем полям, что когда-то любил.

В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве,—
Шлю привет воробьям, и воронам,
И рыдающей в ночь сове.

Я кричу им в весенние дали:
«Птицы милые, в синюю дрожь
Передайте, что я отскандалил,—
Пусть хоть ветер теперь начинает
Под микитки дубасить рожь».

9

* * *
Еще необходимо любить и убивать,Еще необходимо накладывать печать,
Быть внешним и жестоким, быть нежным без конца
И всех манить волненьем красивого лица.

Еще необходимо. Ты видишь, почему:
Мы все стремимся к богу, мы тянемся к нему,
Но бог всегда уходит, всегда к себе маня,
И хочет тьмы — за светом, и после ночи — дня.

Всегда разнообразных, он хочет новых снов,
Хотя бы безобразных, мучительных миров,
Но только полных жизни, бросающих свой крик,
И гаснущих покорно, создавши новый миг.

И маятник всемирный, незримый для очей,
Ведет по лабиринту рассветов и ночей.
И сонмы звезд несутся по страшному пути.
И бог всегда уходит. И мы должны идти.

К. Бальмонт.